Волошин, Августин Иванович

Августин Иванович Волошин укр. Августин Іванович Волошин
Президент Карпатской Украины
15 марта 1939 — 18 марта 1939
Предшественник:	должность утверждена
Преемник:	должность упразднена
Премьер-министр Карпатской Украины
26 октября 1938 — 15 марта 1939
Предшественник:	должность утверждена; Андрей Бродий (как премьер-министр автономной Подкарпатской Руси)
Преемник:	Юлиан Ревай (как премьер-министр независимой Карпатской Украины)
Депутат Парламента Чехословацкой Республики
1925 — 1929
Рождение:	17 марта 1874(1874-03-17) Келечин, Берег, Австро-Венгрия (ныне Межгорский район Закарпатской области Украины)
Смерть:	19 июля 1945(1945-07-19) (71 год) Москва, РСФСР, СССР
Отец:	Иван Волошин
Мать:	Эмилия Замбор
Супруга:	Ирина Петрик
Дети:	нет
Награды:	(посмертно)

Августи́н Ива́нович Воло́шин (русин. Августин Івановiч Волошин, укр. Авґустин Іванович Волошин, чеш. Augustin Vološin, венг. Ágoston Volosin; 17 марта 1874 — 19 июля 1945) — украинский политический, культурный и религиозный деятель Закарпатья, грекокатолический священник.

В 1938 году — премьер-министр правительства Карпатской Украины — автономной территории в составе Чехословакии, в марте 1939 года — президент самопровозглашённой самостоятельной Карпатской Украины.

Биография

Ранние годы. Педагогическая деятельность

Родился 17 марта 1874 года в Келечине, в Закарпатье, в семье потомственного сельского священника. В семье также было три дочери — Ольга, Елена и Элеонора.

С 1884 по 1892 гг. учился в Ужгородской гимназии. Один год (1892-1893) проучился на теологическом факультете Будапештского университета, отчислился по состоянию здоровья. В 1900 г. Окончил Высшую педагогическую школу в Будапеште с дипломом преподавателя математики и физики в средних учебных заведениях.

С 1900 по 1917 гг. был преподавателем, а с 1917 по 1938 гг. — директором учительской семинарии в Ужгороде. Автор ряда учебников.

Организатор ряда культурно-просветительских и образовательных организаций Закарпатья, с 1935 г. — председатель Этнографического общества Подкарпатской Руси.

Религиозная деятельность

Рукоположен в 1897 г. и назначен в приход Преображенской церкви Ужгорода.

С 1922 г. редактор религиозного журнала "Благовест".

С 1933 г. — папский прелат Мукачевской грекокатолической епархии.

Политическая деятельность

С молодых лет принимал участие в украинофильском культурном движении. Сотрудничал с рядом известных культурных и политических деятелей края — Августином Штефаном, Гиядором Стрипским, Анталом Годинкой. В 1903-1918 гг. редактировал в Ужгороде газету "Наука" — долгое время единственное украинское издание в Венгрии.

Вёл активную политическую деятельность с 1919 года. Основал и руководил правой Народно-христианской партией (1923—1939), от которой был избран депутатом парламента Чехословакии (1925—1929).

Во главе Закарпатья

Сторонники Волошина добились значительного влияния в области и активно критиковали первое автономное правительство Андрея Бродия. Через две недели после его назначения 8 октября 1938 года пражские власти арестовали Бродия, объявив его венгерским шпионом, и распустили правительство. Новая администрация была составлена исключительно из украинофилов, и новым премьер-министром автономной Карпатской Украины 26 октября 1938 года был назначен Волошин.

Под контролем правительства Волошина находилась только часть Подкарпатской Руси с центром в Хусте. Южные районы края были уже в ноябре 1938 года захвачены Венгрией. Тем не менее Волошин действовал быстро и решительно, используя тот факт, что чехословацкое правительство все менее было способно контролировать ситуацию в Закарпатье. Власти пытались вмешаться и даже сняли с должности местного министра внутренних дел Е. Бачинского, назначив вместо него Л. Прхалу. Однако правительство Волошина заставило Прагу пойти на уступки и Л. Прхала стал министром транспорта. 20 января 1939 года правительство Волошина запретило все политические партии кроме Украинского национального объединения. Однако на такой шаг местное население и Прага были не готовы. 6 февраля 1939 года правительство автономии уточнило, что разрешена деятельность 4-х партий: аграрной, национал-социалистической, социал-демократической и христианско-народной. Партия Волошина «Украинское народное объединение» (УНО), устранив политических конкурентов, победила на выборах в сейм Карпатской Украины с 86,1 % голосов, как единственная участвовавшая партия.

Важным мероприятием Волошина была украинизация государственного аппарата, значительную часть которого в Закарпатье составляли чехи. Уже 23 декабря 1938 года вышло распоряжение о том, что все служащие должны знать украинский язык.

После распада Чехословакии в результате немецкой агрессии 15 марта 1939 года Волошин в Хусте объявил Карпатскую Украину независимым государством, став её первым и единственным президентом и утвердив конституцию с национальной символикой на заседании сейма. Гитлер позволил регенту Венгрии Миклошу Хорти оккупировать Карпатскую Украину сразу же после её провозглашения (собственно, венгерское вторжение началось ещё 14 марта). Волошин обратился за помощью к нацистской Германии, провозгласившей дружественную Берлину «суверенную» Словакию, однако немцы проигнорировали требования руководителя Карпатской Украины.

Последние годы

После неудачных попыток присоединения Карпатской Украины к Венгрии и Румынии в виде автономии Волошин вместе с правительством эмигрировал через Румынию в Югославию, оттуда переехал на занятую немцами территорию и поселился в Праге. Преподавал в Украинском свободном университете, профессор.

Известны контакты Волошина с руководством нацистской Германии. После нападения Германии на СССР Волошин обратился к Гитлеру с письмом, предлагая себя на пост президента занятой немецкой армией Украины. Однако у Гитлера были иные планы.

В мае 1945 года Волошин был похищен в Праге агентами СМЕРШа и через несколько дней доставлен в Москву, где в Бутырской тюрьме, согласно официальной версии, скончался от паралича сердца.

Семья

Был женат на дочери преподавателя Ужгородской гимназии Ирине Петрик, родственнице просветителя русинов греко-католического священника Мукачевской епархии А. Духновича.

Детей у супругов не было, поэтому они решили основать частный приют (детский дом семейного типа), в котором воспитывались двадцать два сироты. Дети жили в большом двухэтажном доме, купленным для этих целей Волошиным. Они были обеспечены питанием, качественной одеждой, обучением, воспитанием и развитием творческих способностей. Действовал домашний оркестр, танцевальная группа и хор.

Публикации

• Азбука угро-руського и церковно-славянского чтения. Унгвар, 1906.
• Gyakorlati kisorosz rutén nyelvtan. Ungvár: Unio Ny., 1907.
• Módszeres útmutatás az olvastató és számoltató géphez. Ungvár: Unio Ny., 1910.
• Olvasókönyv a görög kath. népiskolák 3-4. oszt. számára. Ungvár: Unio Ny., 1914.
• Читанка для 4. и 5. классов народных школ. Унгвар: Унио, 1916.
• Коротка історія педагогіки. Ужгород: Унио, 1921.
• Спомiни. Ужгород: Русин, 1923.
• Kis bibliai katekizmus a görög katholikus népiskolák alsó osztályai számára. Užhorod: Szent Bazil Rend, 1932.

Память

Августину Волошину установлен памятник в Ужгороде, его именем названы улицы во Львове, Мукачеве, Стрые, Сваляве и Верхней Вызнице.

Награды

• Присвоено звание Героя Украины (Указ Президента Украины Леонида Кучмы №257/2002 от 15 марта 2002 года — за выдающуюся личную роль в борьбе за утверждение украинской государственности).

Литература

• М. Зимомря, В. Гомоннай, М. Вегеш. Августин Волошин. Ужгород, 1995 г.

Ссылки

• [histua.com/ru/personi/100-voloshin-avgustin Волошин Августин Иванович - краткая биография]
• [litopys.org.ua/volosh/euvolosh.htm Енциклопедія українознавства-II].
• [litopys.org.ua/volosh/volosh.htm Авґустин Волошин. Вибрані твори. Ужгород, 2002. — 528 с.] ISBN 966-7703-42-8.
• [telegrafua.com/234/history/3201/ Кiевскiй ТелеграфЪ. Ещё один украинский президент-2 (Чёрные дела «монсеньора» Волошина)] (недоступная ссылка с 20-06-2013 (3963 дня) — история, копия)
• [www.premija-ru.eu/index.php?razdel=library&podrazdel=IS-6.php&lang=ru/ Подкарпатская Русь. История одного сепаратизма. «Война. А в остальном, прекрасная маркиза...» Василь Руснак, Русская премия, Прага, 2010]

Отрывок, характеризующий Волошин, Августин Иванович

Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.