Подкарпатская Русь

Подкарпатская Русь
чеш. словацк. Podkarpatská Rus

Герб Флаг
Страна	Чехословакия
Административный центр	Ужгород
Крупнейшие города	Хуст, Мукачево
Официальные языки	чехословацкий
Население (1919)	572 028
Национальный состав	русины (украинцы) — 62%, венгры — 17,2%, евреи — 13,4%, словаки и чехи — 3,3 %, немцы — 1,8 %
Площадь	12 097 км²

Подкарпа́тская Русь (чеш. Podkarpatská Rus, Země Podkarpatoruská; также Подкарпа́тская Украи́на, с сентября 1938 года — чеш. Země Zakarpatskoukrajinská) — название одной из пяти (позже четырёх) земель, входивших в состав первого чехословацкого государства в 1920—1946 [www.zakonyprolidi.cz/cs/1946-186][karpatorusyn.org/vopros-o-date-vstupleniya-v-silu-dogovora-o-zakarpatskoj-ukrainepodkarpatskoj-rusiot-29-iyunya-1945/] годах (c 22 ноября 1938 года Подкарпатская Русь [www.epravo.cz/vyhledavani-aspi/?Id=7386&Section=1&IdPara=1&ParaC=2][karpatorusyn.org/konstitucionnyj-zakon-ot-22-noyabrya-1938-328-sb-ob-avtonomii-podkarpatskoj-rusi/] — «автономная земля» в составе «второй» Чехословацкой республики, на территории которой 15 марта 1939 года было провозглашено независимое государство Карпатская Украина [rusyns-library.org/gazeta-nova-svoboda-16-marta-1939-goda-xust/], просуществовавшее всего несколько дней). Территориально Подкарпатская Русь включала в себя в основном нынешнюю территорию Закарпатской области Украины (кроме окрестностей города Чоп, но включая село Лекаровце, ныне входящее в состав Словакии).

История

После распада Австро-Венгерской империи 8 ноября 1918 года первая рада русинов в Старой Любовне (позднее в Прешове) принялa постановление об отделении от Венгрии, но вопрос о присоединению к какому-либо государству не был решён. 9 ноября рада в Ужгороде высказалась за присоединение к Венгрии в качестве автономной территории.

12 ноября рада русинских эмигрантов во главе с Григорием Жатковичем, прошедшая в Скрентоне (США), предварительно проголосовала за присоединение к Чехословакии и приняла решение провести плебисцит всех американских русинов. Опрос прошёл в декабре, и голоса на нём разделились следующим образом: 67% проголосовало за вхождение края в Чехословакию, 28 % — за присоединение к Украине, 2 % — за полную независимость, по 1 % — за присоединение к Галиции, Венгрии либо России. Тем временем в Карпатской Руси проходили другие народные собрания, принимавшие разные решения. Рада в Хусте потребовала присоединения к Украине, а «Рада галицких и угорских русинов» во главе с Антоном Бескидом в Прешове поддержала решение присоединиться к Чехословакии.

Со своей стороны, Венгерская республика 26 декабря 1918 года предоставила Закарпатью автономию в своём составе под названием «Руськая Краина». В это же самое время делегация словацких русинов вела переговоры в Будапеште с Миланом Годжей о присоединении к Чехословакии.

С провозглашением Венгерской Советской Республики в «Руськой Краине» тоже была провозглашена советская власть. Однако к началу мая 1919 года чехословацкие и румынские войска вытеснили венгерских красноармейцев и заняли территорию Закарпатья.

Григорий Жаткович и Антон Бескид, встретившись в Париже, согласовали меморандум для Парижской мирной конференции. 23 апреля 1919 года было подготовлено прошение о вхождении для президента ЧСР Томаша Масарика, а 8 мая в Ужгороде после совещания Бескида, Волошина и Жатковича было принято решение о присоединении к Чехословакии. После этого Масарик направил своих представителей в Карпатскую Русь, которые по возвращении составили доклад о крайней отсталости территории, на основании чего было решено отказать Карпатской Руси во вхождении в состав Чехословакии. Тем не менее, союзники практически заставили Чехословакию на переговорах в Сен-Жермене принять Карпатскую Русь в свой состав, опасаясь, что иначе она станет частью Венгрии. Таким образом, 10 сентября 1919 года Карпатская Русь вошла в состав Чехословакии на правах автономии. Окончательно статус территории был подтверждён Трианонским договором 1920 года.

Конституция Чехословакии, принятая 29 февраля 1920 г. ввела в обиход название «Подкарпатская Русь» и, начиная с этого времени, такое название использовалось во всех официальных отношениях и хорошо устоялось как политическое понятие в международной практике. 29 февраля 1920 года был утверждён герб Подкарпатской Руси — стоящий медведь и флаг — сине-жёлтое полотнище. 26 апреля был учреждён пост земского губернатора. Им стал Григорий Жаткович. С 1923 года Подкарпатская Русь имела 9 депутатов в чехословацком парламенте.

В знак протеста против того, что обещанная автономия так и не была предоставлена, Жаткович в 1921 году ушёл со своего поста и вернулся в Америку. После него во главе территории были Петр Эренфельд (1921—1923), Антон Бескид (1923—1933), Антонин Розсыпал (1933—1935), Константин Грабарь (1935—1938).

Вначале территория была разделена на три жупы — ужгородскую, мукачевскую и мармарошскую, а в 1927 году на 12 районов с районными центрами Берегово, Великий Берёзный, Волово, Иршава, Мукачево, Перечин, Рахов, Свалява, Севлюш, Тячево, Ужгород, Хуст.

Политическая ситуация в Карпатской Руси была сложная. Украинофилы во главе с Августином Волошиным желали автономии в рамках ЧСР, русофилы, представленные Автономно-земледельческим союзом Андрея Бродия и Руськой национально-автономной партией униатского священника Фенцика, которая ориентировалась на итальянских фашистов, поддерживали автономию в составе ЧСР или Венгрии, Объединённая Венгерская партия (около 10 % голосов) требовала вхождения в состав Венгрии, коммунисты (до 25 % голосов) хотели присоединения к советской Украине. Так на выборах 1935 года 63 % голосов получили сторонники полной автономии, присоединения к Венгрии или Украине и лишь 25 % сторонники Чехословакии. Против автономии выступали все чешские партии Карпатской Руси. В сентябре 1938 года во требованию населения Закарпатья было изменено официальное название земли в составе Чехословакии на чеш. Země Zakarpatskoukrajinská. 26 октября того же года премьер-министром автономии стал А. Волошин, который начал украинизацию края, весьма жестко подавляя оппозицию. Новый премьер распорядился закрыть несколько оппозиционных газет и журнал «Тиса», для оставшихся СМИ была введена цензура, закрыты центры русофильского общества им. Духновича. 20 ноября 1938 года по указу Волошина начал действовать концлагерь Думен около Рахова. Чехословацкие власти пытались вмешаться и даже сняли с должности местного министра внутренних дел Е. Бачинского, назначив вместо него Л. Прхалу. Однако правительство Волошина заставило Прагу пойти на уступки и Л. Прхала стал министром транспорта. Подавление оппозиции продолжалось — 20 января 1939 года правительство Волошина запретило все политические партии кроме Украинского национального объединения. Однако на такой шаг местное население и Прага были не готовы. 6 февраля 1939 года правительство автономии уточнило, что разрешена деятельность 4-х партий: аграрной, национал-социалистической, социал-демократической и христианско-народной.

18 марта 1939 года в Закарпатье были введены венгерские войска, независимость была ликвидирована, а территория занята Венгрией. В 1944 году в Закарпатье были введены советские войска.

29 июня 1945 года в Москве было подписано соглашение о вхождении бывшей Подкарпатской Руси в состав УССР (соглашение 186/1946 Sb. чехословацкого законника). Соглашение было окончательно ратифицировано чехословацким парламентом 22 ноября 1945 года. Кроме того, Чехословакия согласилась передать СССР около 250 км² территории в окрестностях Чопа — (Батфа, Галоч, Малые Селменцы, Паладь-Комаровцы, Палло, Ратовцы, Соломоново, Сюрте, Тисаашвань, Тыйглаш, Чоп), которые не были частью Подкарпатской Руси, а были частью словацкого Земплина (велькокапушанского и кралёвохлмецкого районов).

Политическое развитие

В регионе в межвоенный период были сильны Коммунистическая и Аграрная партии, а также Автономный земледельческий союз. Именно они стабильно показывали высокие результаты на парламентских выборах. Результаты парламентских выборов в Подкарпатской Руси по годам (% голосов избирателей):

• 1924 год — Коммунистическая партия Чехословакии — 39,4 %, Аграрная партия — 6,4 %, Автономный земледельческий союз — 8,4 %
• 1925 год — Коммунистическая партия Чехословакии — 30,8 %, Аграрная партия — 14,2 %, Автономный земледельческий союз — 11,6 %
• 1929 год — Коммунистическая партия Чехословакии — 15,2 %, Аграрная партия — 29,1 %, Автономный земледельческий союз — до 18,2 %
• 1935 год — Коммунистическая партия Чехословакии — 24,4 %, Аграрная партия — 19,0 %, Автономный земледельческий союз — 13,9 %

В регионе в межвоенный период также существовали другие партии и общественные движения — Русская народная партия, Венгерская христианско-социалистическая партия, Социал-демократическая партия Подкарпатской Руси, общество «Просвита», Русское культурно-просветительское общество им. А. Духновича и другие.

Хотя среди чиновников были лица разных национальностей, но численно преобладали чехи. Это вероятно было связано с более высоким уровнем образования у чехов в Чехословакии. Например, в 1927 году среди государственных служащих в администрации Подкарпатской Руси было 255 чехов, 17 словаков, 142 русина, 56 венгров и 22 представителя других национальностей. В 1935 году в краевом управлении трудились 7 чехов, 1 украинский эмигрант, из 12 начальников округов 7 человек были чехами, 1 — украинским эмигрантом, 2 — русскими эмигрантами и 2 — русинами. Среди служащих было 497 чехов, 20 украинских и 12 русских эмигрантов, 85 русинов и 54 венгра.

Население

В 1921 году население региона составило 604,6 тыс.человек, в том числе 62,0 % русинов, 17,2 % венгров, 13,4 % евреев, 3,3 % ‒ чехов и словаков, 1,8 % немцев, 2,3 % ‒ других национальностей.

Экономика

Подкарпатская Русь была преимущественно аграрным регионом, где промышленность находилась в зачаточном состоянии. Например, в 1930 году в промышленности Закарпатья было занято только 16 тыс. человек.

Образование

Образовательная система Подкарпатской Руси была представлена начальными школами, гимназиями, профессиональными и техническими училищами, а также учительскими семинариями. В 1920 году в регионе было 475 начальных школ (в том числе 321 школа с тем или иным восточнославянским языком обучения), 10 городских (из них 7 с восточнославянским языком), 4 гимназии (3 со славянским языком), 3 учительские семинарии (все со славянским языком), 3 профессиональных и технических училища (все со славянским языком). За межвоенный период более, чем вдвое сократилось число неграмотных в регионе — с 67 % до 27 %, а сеть образовательных учреждений значительно расширилась. В 1938 году в Подкарпатской Руси насчитывалось: начальных школ — 809 (469 с восточнославянским языком обучения), городских — 52 (23 с восточнославянским языком), гимназий — 8 (5 с восточнославянским языком), учительских семинарий — 5 (4 с восточнославянским языком), профессиональных и технических училищ — 5 (все с восточнославянским языком).

СМИ

В Подкарпатской Руси выходило довольно много разноязычной периодики, причем большинство газет были русскоязычные или украиноязычные. Например, в 1932 году в регионе издавалось 118 газет: 70 — на русском, местном диалекте и украинском языках, 31 на венгерском, 10 на чешском, 2 на иврите, а 5 газет были смешанными.

Текущее положение

В настоящее время существует неофициальная организация — Правительство Республики Подкарпатская Русь, воссозданное в 2008 г., во главе с Петром Гецко.

См. также

• Карпатская Русь
• Карпатская Украина
• Закарпатская Украина
• История Закарпатья
• Пряшевская Русь

Отрывок, характеризующий Подкарпатская Русь

– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.