Габлиц, Карл Иванович

Карл-Людвиг (Карл Иванович) Габлиц
нем.  Carl Ludwig Habliz (Habliz'l)
Дата рождения:	2 апреля 1752(1752-04-02)
Место рождения:	Кёнигсберг, Пруссия
Дата смерти:	9 октября 1821(1821-10-09) (69 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Страна:	Королевство Пруссия
Научная сфера:	зоология, ботаника, география, геология, этнография, филология
Место работы:	Россия
Альма-матер:	Московский университет
Известен как:	энциклопедист, естествоиспытатель, путешественник

Карл Ива́нович (Карл-Лю́двиг) Га́блиц (первоначально Габлицл и Габлицль, нем. Carl Ludwig Habliz (Habliz'l); 2 апреля 1752, Кёнигсберг — 9 октября 1821, Петербург) — русский учёный-энциклопедист, естествоиспытатель, географ и путешественник XVIII—XIX веков, государственный деятель. С 1776 года член-корреспондент, с 1796 года — почётный член Петербургской академии наук. Сенатор, президент мануфактур-коллегии.

Прославился научными экспедициями по территории России во второй половине XVIII века, внёс существенный вклад в мировую и российскую науку — биологию, географию, геологию, филологию и этнографию.

Биография

Карл-Людвиг Габлиц родился в 1752 году в Кёнигсберге, в еврейской семье. Его отец был занят в литейном и словолитном деле; в 1758 году по служебным делам перебрался в Ригу, оттуда с семьёй в Москву, где был назначен инспектором типографии Московского университета.

Окончив гимназию при Московском университете, 30 июля 1768 года за успехи в учёбе был произведён в студенты медицинского факультета. В следующем году Самуил Готлиб Гмелин привлёк способного студента к участию в экспедиции и в 1769—1775 годах Габлиц путешествовал по Нижнему Поволжью и побережью Каспийского моря, в 1781—1782 годах участвовал в походе Войновича по Каспийскому морю.

В 1776 году Габлиц был избран членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. После присоединения Крыма к России 8 февраля 1784 года назначен вице-губернатором Таврической губернии (в должности до 1802 года, по другим данным — до 1806 года), занимаясь также научным описанием новоприсоединённых земель по всем трём царствам природы.

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Hablitz». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Hablitz&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=3522-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

В 1796 году Карл Габлиц пожалован в статские советники и был принят в почётные члены Академии наук, в 1800 году получил чин тайного советника. В 1786 году Габлицу князем Г. А. Потёмкиным были пожалованы имения под Судаком и в деревне Чоргун — восточная часть села долго носила названия Карловка.

В 1802 году назначен главным директором государственных лесов в лесном департаменте министерства финансов, на этой должности способствовал открытию первых лесных школ в России (в Царском Селе, 1803, и Козельске, 1805), в частности — Практического лесного училища. В 1809 году закончил службу, за свою деятельность награждён орденом Св. Анны 1-й степени и орденами Св. Владимира 2-й и 4-й степени, а в 1810 году, в ознаменование заслуг перед Отечеством, Габлиц получил бриллиантовые знаки к ордену Святой Анны.

Карл Иванович Габлиц умер 9 октября 1821 года в городе Санкт-Петербурге и был похоронен на Волковском лютеранском кладбище.

Имя учёного присвоено пещере в Крыму, в его честь назван род растений Габлиция (Hablitzia M.Bieb.) (или Габлиция тамусовидная семейства Маревые.

К. И. Габлицу принадлежал большой земельный участок на углу Озерного переулка и Лиговского канала (на котором был впоследствии выстроен доходный дом П. М. фон Анреп).

Семья

• Отец — Иоганн Венцель Габлицель, словолитный мастер, инспектор типографии Московского университета. Мать — Екатерина Елизавета Шульц.
• Братья — Фёдор Иванович Габлиц (Фридрих Габлицел, Габлицл, Габлицль), выпускник Московского университета, переводчик; Роман Иванович Габлиц (Рейнгольд-Михаэль Габлицель, Габлицл; 1 февраля 1858, Кёнигсберг — 26 декабря 1825, Санкт-Петербург), надворный советник, секретарь конторы Исаакиевской церкви (1783), секретарь по переписке при генерал-губернаторе (1788), директор комиссии по вспомоществлению евреям-христианам (1822), в его переводе Московским университетом была опубликована грамматика турецкого языка Гольдермана («Турецкая грамматика, или краткий и легчайший способ к изучению турецкого языка, с собранием имён, глаголов и нужнейших к познанию речей и многих дружеских разговоров, переведённая с французского языка императорского Московского Университета студентом Рейнголдом Габлицем», 1777); Генрих (Иван Иванович), выпускник Московского университета, поручик пехоты.
• Дочь — Анна Карловна Габлиц (? — 23 января 1865); была замужем за Николаем Ивановичем Серовым (1790—1856), чиновником финансового ведомства из купеческого сословия.
  • Внук — композитор Александр Николаевич Серов.
    • Правнук — живописец Валентин Серов.

Сочинения

• Габлиц К. Исторический журнал бывшей в 1781 и 1782 годах на Каспийском море Российской эскадры под командой флота капитана второго ранга графа Войновича: Сочинение К. Г. С картою оного моря. — М.: Типография С. Селивановского, 1809. — XXVIII, 122 с.
• Габлиц К. И. Географические известия служащие к объяснению прежнего состояния нынешней Таврической Губернии собранные из разных древних и средних времен писателей с тремя картами. — СПб., 1803.
• Габлиц К. И. Физическое описание Таврической области, по её местоположению, и по всем трем царствам природы. — СПб., Тип. И. Вейтбрехта, 1785. — 199 с.

Ссылки

• [www.rujen.ru/index.php/ГАБЛИЦ_Карл_Иванович ГАБЛИЦ Карл Иванович — Российская Еврейская Энциклопедия]
• Лев Бердников. [magazines.russ.ru/bereg/2011/31/be20.html Карл Габлиц Таврический.]
• Собичевский В. Т. Габлиц, Карл-Людвиг Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49978.ln-ru Профиль Карла Ивановича (Карла Людвига) Габлитца] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Габлиц, Карл Иванович

– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.