Гагарин, Андрей Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Павлович Гагарин
Дата рождения

11 сентября 1787(1787-09-11)

Дата смерти

7 января 1828(1828-01-07) (40 лет)

Место смерти

Санкт-Петербург

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Князь Андрей Павлович Гагарин (1787—1828) — полковник русской императорской армии и шталмейстер двора из рода Гагариных. Сын московского обер-коменданта генерал-поручика князя Павла Сергеевича, внук князя Сергея Васильевича, старший брат князя Павла Павловича.





Биография

Получил образование в известном петербургском пансионе аббата Николя, где его сотоварищами были М. Ф. Орлов и С. Г. Волконский. В 1801 году записан на службу в коллегию иностранных дел коллежским юнкером. Произведённый в 1804 г. в переводчики, он в июне того же года поступил эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк и в сентябре произведён в корнеты, затем служил в драгунских полках Нарвском и Нижегородском и в 1806 г. вышел в отставку с чином подпоручика. В 1807 г. поступил с прежним чином прапорщика в Курляндский драгунский полк и принял участие в военных действиях против Наполеона (при Гутштадте, Вольфсберге, Гейльсберге и Фридланде), доставившее ему аннинский крест и золотое оружие[1].

По окончании войны переведен поручиком в Лейб-гвардии Гусарский полк. Во время шведской войны состоял адъютантом при князе М. П. Долгоруковым. В 1810 г. вторично вышел в отставку по болезни с чином ротмистра. В конце ноября 1812 г. поступил с чином майора в Павлоградский гусарский полк и участвовал в изгнании французов из России и в войне за освобождение Европы. В 1816 г. Гагарин окончательно покинул военную службу с чином подполковника и в 1817 г. поступил на гражданскую службу в экспедицию Кремлёвского строения, пожалованный одновременно чином статского советника и званием камергера.

В 1820 году назначен членом комиссии строения и чиновником для особых поручений при главноначальствующем Кремлёвской экспедицией и пожалован в церемониймейстеры. В 1821 г. награждён чином действительного статского советника и орденом св. Анны 1-й степени и назначен в должность гофмейстера. В 1826 г. пожалован в шталмейстеры и назначен присутствующим в Придворную конюшенную контору и членом комитета дирекции Императорских театров.

Князь Гагарин был знаменит в свете своею смуглой красотою, за что получил прозвище Малек-Адиля, был избалован женщинами, отличался добрым и мягким характером, но был ветрен и сибарит[2]. Одна из современниц в 1815 году писала о нём[3]:

Покончил жизнь самоубийством 7 января 1828 года в Санкт-Петербурге. Погребен в церкви Спаса Преображения на кладбище фарфорового завода. Летом 1932 года при сносе церкви могила уничтожена.

Семья

В 1811 году женился на богатой княжне Екатерине Сергеевне Меншиковой (1794—1835), дочери князя С. А. Меншикова, сестре Александра Сергеевича, впоследствии морского министра. С 1814 по 1818 года была хозяйкой усадьбы Ясенево. Унаследовала красоту своей матери; по отзывам современников, княгиня Гагарина была «ослепительно хороша, мила и очень добра»[4]. В браке имела детей:

  • Татьяна (1812—1839), фрейлина, замужем за князем Иваном Сергеевичем Оболенским (1811—1842).
  • Наталья (1813—1893), с 1834 года замужем за Григорием Федоровичем Петрово-Соловово (1806—1879).
  • Софья (1815—1859), с 1836 года замужем за Дмитрием Николаевичем Анненковым (1807—1847).
  • Екатерина (1816—1900), умерла незамужней в Москве.
  • Павел (1817—1837)
  • Лев (1821—1886), женат на Юлии Соломоновне Мартыновой (1821—1909), сестре Н. С. Мартынова. Будучи светским повесой, в конце 1840-х годов Гагарин бросил жену и детей.

Напишите отзыв о статье "Гагарин, Андрей Павлович"

Примечания

  1. Гагарин, Андрей Павлович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  2. Записки сенатора К. И. Фишер. — М.: Захаров, 2008. — 368 с.
  3. Письма М. А. Волковой к В. А. Ланской // Вестник Европы. 1875. Кн.1. — С.249.
  4. Письма М. А. Волковой к В. А. Ланской // Вестник Европы. 1874. Кн.9. — С. 120.

Литература


Отрывок, характеризующий Гагарин, Андрей Павлович

– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.