Голубев, Александр Назарович

Александр Назарович Голубев
Дата рождения	30 августа 1916(1916-08-30)
Место рождения	д. Зименки, Борский район, Нижегородская область
Дата смерти	25 октября 1988(1988-10-25) (72 года)
Место смерти	Бор, Нижегородская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1946
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Назарович Голубев (1916—1988) — лейтенант Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1943).

Биография

Александр Голубев родился 30 августа 1916 года в деревне Зименки (ныне — село Городищи Борского района Нижегородской области) в семье крестьянина. Окончил четыре класса начальной школы в 1929 году, после чего работал в колхозе, котельщиком в затоне на речном транспорте, столяром в артели, лесорубом в Семёновском районе Горьковской области. В ноябре 1942 года Голубев был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С июля 1943 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Принимал участие в боях на Центральном, Воронежском, 1-м Украинском, 1-м и 2-м Белорусских фронтах. Участвовал в Курской битве, 12 июля 1943 года получил тяжёлое ранение во время обороны высоты в районе деревни Малая Тросна. Из его батальона в живых осталось только несколько человек. В течение нескольких месяцев Голубев лечился в госпитале, затем вернулся на фронт. К сентябрю 1943 года младший сержант Александр Голубев командовал отделением взвода противотанковых ружей 1031-го стрелкового полка 280-й стрелковой дивизии 60-й армии Центрального фронта. Отличился во время битвы за Днепр.

25 сентября 1943 года, несмотря на массированный вражеский огонь, Голубев в составе штурмовой группы переправился через Днепр в районе села Окуниново Козелецкого района Черниговской области Украинской ССР. Захватив плацдарм, группа удерживала его в течение 42 часов, отражая многочисленные вражеские контратаки пехотных и танковых подразделений.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 октября 1943 года за «отвагу и мужество, проявленные при форсировании Днепра» младший сержант Александр Голубев был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина 17552 и медали «Золотая Звезда» за номером 3059.

В дальнейшем участвовал в Киевских наступательной и оборонительной, Житомирско-Бердической, Ровно-Луцкой операциях. Весной 1944 года Голубев был направлен на армейские курсы младших лейтенантов. Вернувшись на фронт, командовал взводом, участвовал в Варшавско-Познанской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях. В 1946 году в звании лейтенанта Голубев был уволен в запас. Вернулся на родину, работал бригадиром комплексной бригады грузчиков лесоперевалочной базы Горьковского речного порта, затем модельщиком завода портового и судового оборудования «Теплоход» в городе Бор. Умер 25 октября 1988 года, похоронен в посёлке Большое Пикино Борского района.

Почётный гражданин города Бор. Был также награждён орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, Красной Звезды и рядом медалей.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Воробьёв В. П., Ефимов Н. В. Герои Советского Союза. Справочник — СПб., 2010.
• За Отчизну, свободу и честь! Книга 2. Горький, 1964.
• Тюльников Л. К., Басович Я. И. Герои Советского Союза — горьковчане. Горький, 1981.

Отрывок, характеризующий Голубев, Александр Назарович

Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…