Грасманис, Лаймдонис
| Лаймдонис Грасманис | |
| Laimdonis Grasmanis | |
 | |
| Имя при рождении: |
Лаймдонис Грасманис |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: |
2 сентября 1970 (54 года) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: | |
Лаймдонис Грасманис — (латыш. Laimdonis Grasmanis, 12 мая 1916 — 2 сентября 1970) — советский сценограф, живописец, художник-постановщик Рижской киностудии.
Содержание
Биография
Родился 12 мая 1916 года в России, во время Первой мировой войны, в семье беженцев. Воспитывался в Лиепае, приёмными родителями. Окончил декоративно-художественное отделение Лиепайской школы прикладного искусства (1937). Учился на отделении предметной живописи Латвийской Академии художеств (1937—1942). Работал художником-декоратором в Лиепайском городском театре драмы и оперы (1934—1937), в Передвижном (1940—1941) и Народном театре (1942—1944), главным декоратором Драматического (Национального) театра имени А. Упита (1945—1954).
Работал в реалистичной манере. Кроме декораций, почти во всех поставленных спектаклях был художником по костюмам. Был сценографом некоторых спектаклей театра Дайлес. В 1954—1957 работал штатным художником-декоратором в театре Музыкальной комедии. С 1957 года художник-постановщик на Рижской киностудии. Удостоен награды на фестивале Прибалтийских республик и Белоруссии за фильм «Меч и роза» (1960).
Художественные работы выставлял с 1937 года, в основном пейзажи и портреты. Много работал над образами своих коллег по театру и кино. Член Союза художников (с 1945) и Союза кинематографистов (с 1962). Был женат на художнице Лилии Грасмане. Дочь — журналистка Илзе Бумане-Грасмане, издала книгу воспоминаний об отце (1996).[1]
Умер в Риге, похоронен на Лесном кладбище. Памятник на могиле работы скульптора Карлиса Бауманиса.
Фильмография
- 1957 — Сын рыбака / — художник-постановщик
- 1957 — Рита — художник-постановщик
- 1959 — Меч и роза / šķēps un roze — художник-постановщик
- 1959 — Эхо / Atbalss — художник-постановщик
- 1961 — Чёртова дюжина — художник-постановщик
- 1965 — Заговор послов / Sūtņu sazvērestība — художник-постановщик
- 1967 — Часы капитана Энрико / Kapteiņa Enriko pulkstenis — художник-постановщик
- 1969 — У богатой госпожи / Pie bagātās kundzes — художник-постановщик
- 1970 — Слуги дьявола / Vella kalpi — художник-постановщик
Напишите отзыв о статье "Грасманис, Лаймдонис"
Примечания
- ↑ Teātris un kino biogrāfijās : enciklopēdija / sast. un galv. red. Māra Niedra; māksl. Aleksandrs Busse. — Rīga : Preses nams, 1999-. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. A-J. — 1999. — 462 lpp. : il. ISBN 9984-00-331-0 (латыш.)
Литература
- Māksla un arhitektūra biogrāfijās. Rīga, 1995, 1.daļa, 177.lpp (латыш.)
- Ilze Būmane-Gramane. Laimdonis Grasmanis (1916—1970). Gleznu albūms. Nordik, 2006. (латыш.) (Художественный альбом).
Ссылки
- [www.kino-teatr.ru/kino/painter/sov/38461/works/ Лаймдонис Грасманис на сайте kino-teatr.ru]
- [www.paintings.lv/gallery/artist.html?sid=854918735&lang=rus Биография и художественные работы Лаймдониса Грасманиса на сайте paintings.lv]
Отрывок, характеризующий Грасманис, Лаймдонис
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
