Грюо, Жан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан Грюо
фр. Jean Gruault

Жан Грюо
Дата рождения:

3 августа 1924(1924-08-03)

Место рождения:

Фонтене-су-Буа

Дата смерти:

8 июня 2015(2015-06-08) (90 лет)

Место смерти:

Париж

Гражданство:

Франция Франция

Профессия:

сценарист

Награды:

Давид ди Донателло, 1981

Жан Грюо́ (фр. Jean Gruault; 3 августа 1924, Фонтене-су-Буа, бывший департамет Сена (ныне — департамент Валь-де-Марн), Франция — 8 июня 2015, Париж — французский киносценарист, драматург и продюсер.





Биография

Родился в пригороде Парижа. Недолго учился в семинарии, некоторое время пробыл членом коммунистической партии, после чего увлёкся театром и кинематографом. Выступал в небольших театрах в качестве актёра, одновременно писал статьи для журнала Cahiers du cinéma и участвовал в работе различных киноклубов в Латинском квартале, где познакомился со многими будущими звёздами «новой волны»[1][2][3].

Первый сценарий написал для фильма Жака Риветта «Париж принадлежит нам» (1958). Спустя три года Франсуа Трюффо познакомил его с Роберто Росселлини, для которого Грюо написал сценарий к фильму «Ванина Ванини» (1961) по мотивам рассказа Стендаля, в котором также исполнил одну из ролей. В дальнейшем сотрудничество с итальянским режиссёром повторится для фильма «Приход к власти Людовика XIV» (1966)[1][2][3].

Следующим сценарием, написанным Жаном Грюо, был сценарий для фильма Франсуа Трюффо «Жюль и Джим» (1961) — история о любви и дружбе на основе романа Анри-Пьра Роше. При работе над сценарием соратниками была применена особая метода, которая затем была повторена на следующих совместных фильмах: Грюо брал за основу литературное произведение, перерабатывал его в сценарий, после чего отправлял по почте Трюффо. Тот, получив рукопись, отмечал моменты, которые ему не нравились, и высылал их назад сценаристу, который готовил вторую версию — и так много раз. Из сценариев Трюффо безжалостно вычёркивал всё, что называл «повседневными диалогами». В дальнейшем совместная работа с Трюффо повторилась ещё четырежды в 1960—70-х годах: сотрудничество состоялось в фильмах «Дикий ребёнок» (1969), в котором рассказывалась настоящая история найденного в 1790 году в лесу французского «маугли», «Две англичанки и „Континент“» (1971) по ещё одному роману Роше, «История Адели Г.» на основе дневников дочери Виктора Гюго (1975) и «Зелёная комната» (1978), написанная по двум рассказам Генри Джеймса[1][2][3].

В 1963 году Грюо пишет сценарий для фильма «Карабинеры» — антивоенной картины, которая окажется единственным его опытом работы с Жаном-Люком Годаром. В 1966 году заканчиваются съёмки ещё одного фильма Жака Риветта по сценарию Грюо — «Монахиня». Из-за антиклерикализма и содержащихся в фильме лесбийских сцен фильм сначала не выпускают на экраны, несмотря на то, что он достаточно точно повторяет классическое произведение Дени Дидро, написанное ещё в XVIII веке[1][2][3].

1980-е году прошли для Жана Грюо под знаком сотрудничества с Аленом Рене. Стиль работы Рене в чём-то был противоположным относительно стиля Трюфо: по мнению режиссёра, у каждого персонажа, даже эпизодического, должна была быть своя биография. Соответственно, Жан Грюо сочинял совместно с режиссёром прошлое каждого героя, что помогало составить его характер на экране. Для Рене было написано три сценария: «Мой американский дядюшка» (1980) — сатира на французскую жизнь, где поведение людей сравнивается с поведением животных, комедия «Жизнь — это роман» (1983) и «Любовь до смерти» (1984)[1][2][3]. Фильм «Мой американский дядюшка» ждал ошеломительный успех. В 1980 году сценарий был номинирован на «Оскар», что редко случается с фильмами не на английском языке[1][4]. На следующий год — номинация на главную французскую кинопремию «Сезар»[5] и получение очень престижной итальянской премии «Давид ди Донателло»[6].

В 2015 году, незадолго до своей смерти, Жан Грюо снова оказался в центре внимания кинообщественности — в конкурсной программе Каннского кинофестиваля был представлен фильм Валери Донзелли (фр.) «Маргарита и Жюльен», снятый по написанному Жаном Грюо ещё в начале 1970-х годов сценарию — он был представлен Франсуа Трюффо, но так никогда и не был реализован[2][7].

Жаном Грюо также были написаны несколько пьес и литературных произведений, в частности, изданная в 2007 году автобиография «То, что говорит другой» (фр. Ce que dit l'autre)[2].

Фильмография

Год Русское название Оригинальное название Примечание
1957 кор Утомлённые Les Surmenés актёр
1958 ф Париж принадлежит нам Paris nous appartient автор сценария
1961 ф Ванина Ванини Vanina Vanini автор сценария, актёр
1961 ф Жюль и Джим Jules et Jim автор сценария
1963 кор Дама сердца La Demoiselle de cœur актёр
1963 ф Карабинеры Les Carabiniers автор сценария, актёр
1964 ф Деньги от призрака La Redevance du fantôme автор сценария
1965 тф Тайна жёлтой комнаты Le Mystère de la chambre jaune автор сценария
1966 ф Монахиня Suzanne Simonin, la religieuse de Diderot автор сценария
1966 тф Приход к власти Людовика XIV La Prise du pouvoir par Louis XIV автор сценария
1969 ф Дикий ребёнок L'enfant sauvage автор сценария
1971 ф Две англичанки и «Континент» Les Deux Anglaises et le Continent автор сценария
1975 ф История Адели Г. L'Histoire d'Adèle H. автор сценария
1978 ф Зелёная комната La Chambre verte автор сценария
1979 ф Сёстры Бронте Les Soeurs Brontë автор сценария
1980 ф Мой американский дядюшка Mon Oncle d'Amérique автор сценария
1983 ф Жизнь — это роман La Vie est un roman автор сценария
1984 ф Любовь до смерти L'Amour à mort автор сценария
1985 ф Тайна Алексины Le Mystère Alexina автор сценария
1986 ф Золотые восьмидесятые Golden Eighties автор сценария
1989 ф Австралия Australia автор сценария
1992 ф Я думаю о вас Je pense à vous автор сценария
1994 ф Лодка супружества Le Bateau de mariage автор сценария
1995 тф Вот кино, или роман Шарля Пате V'la l'cinéma ou le roman de Charles Pathé автор сценария
1995 с Красивая эпоха Belle Epoque автор сценария
2007 док Mafrouza : Oh la nuit ! продюсер
2010 док Mafrouza : Cœur продюсер
2010 док Mafrouza : Que faire? продюсер
2010 док Mafrouza : La main du papillon продюсер
2010 док Mafrouza : Paraboles продюсер
2015 ф Маргарита и Жюльен Marguerite & Julien автор

Источник: AlloCiné[8]. Руские названия даны по сайту Кинопоиск.ру

Награды и номинации

Год Название Награда Категория Результат
1980 «Мой американский дядюшка» Оскар Лучший оригинальный сценарий Номинация [4]
1981 Сезар Лучший оригинальный или адаптированный сценарий Номинация [5]
Давид ди Донателло Лучший сценарий иностранного фильма Победа [6]
2015 Маргарита и Жюльен Каннский кинофестиваль Конкурсный показ Номинация [7]

Напишите отзыв о статье "Грюо, Жан"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Ronald Bergan. [www.theguardian.com/film/2015/jun/16/jean-gruault Jean Gruault obituary] (англ.). The Guardian (16 June 2015). Проверено 13 февраля 2016.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Marie-Noëlle Tranchant. [www.lefigaro.fr/culture/2015/06/09/03004-20150609ARTFIG00281-mort-de-jean-gruault-la-plume-de-la-nouvelle-vague.php Mort de Jean Gruault, la plume de la Nouvelle Vague] (фр.). Le Figaro (9 juin 2015). Проверено 13 февраля 2016.
  3. 1 2 3 4 5 Franck Nouchi. [www.lemonde.fr/cinema/article/2015/06/09/jean-gruault-scenariste-et-romancier-est-mort_4650525_3476.html Jean Gruault, scénariste et romancier, est mort] (фр.). Le Monde (9 juin 2015). Проверено 13 февраля 2016.
  4. 1 2 [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/DisplayMain.jsp?curTime=1455325586738 Screenplay Written Directly for the Screen 1980] (англ.). Проверено 13 февраля 2016.
  5. 1 2 [www.academie-cinema.org/ceremonie/palmares.html Palmarè 1981 - 6 ème cérémonie des César] (фр.). César. Académie des arts et techniques du cinéma. Проверено 13 февраля 2016.
  6. 1 2 Enrico Lancia. I Nastri d'argento // I premi del cinema. — Gremese Editore, 1998. — P. 262. — 448 p. — ISBN 9788877422217.
  7. 1 2 Hannah Benayoun. [www.festival-cannes.com/fr/article/61845.html Marguerite & Julien, la Passion de Valérie Donzelli] (фр.). Festival de Cannes (19 mai 2015). Проверено 13 февраля 2016.
  8. [www.allocine.fr/personne/fichepersonne-44639/filmographie/ Filmographie] (фр.). Проверено 13 февраля 2016.

Отрывок, характеризующий Грюо, Жан

– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.