Дайслер, Себастьян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Себастьян Дайслер
Общая информация
Прозвище Басти-Фантасти
Родился 5 января 1980(1980-01-05) (44 года)
Лёррах, Баден-Вюртемберг, ФРГ
Гражданство Германия
Рост 181 см
Позиция полузащитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1984—1988 Тумринген
1988—1990 Лёррах-Стеттен
1990—1995 Лёррах
1995—1998 Боруссия (Мёнхенгладбах)
Клубная карьера*
1998—1999 Боруссия (Мёнхенгладбах) 17 (1)
1999—2002 Герта 56 (9)
2002—2007 Бавария (Мюнхен) 62 (8)
1998—2007 Итого 135 (18)
Национальная сборная**
1994—1995 Германия (до 15) 7 (0)
1995—1996 Германия (до 16) 6 (1)
1997—1998 Германия (до 17) 9 (5)
1997—1998 Германия (до 18) 9 (4)
1999 Германия (до 21) 3 (0)
1999—2006 Германия 36 (3)
Международные медали
Кубки конфедераций
Бронза Германия 2005

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Себастья́н Да́йслер (нем. Sebastian Deisler; 5 января 1980, Лёррах, Баден-Вюртемберг, ФРГ) — немецкий футболист. В начале тысячелетия считался одним из наиболее талантливых и перспективных представителей немецкого футбола, однако не смог полностью раскрыть свой потенциал из-за нескольких разрывов крестовидных связок, других травм и проблем с психическим здоровьем. Закончил свою профессиональную карьеру в январе 2007 года в возрасте 27 лет.





Биография

Начинал играть за мёнхенгладбахскую «Боруссию». В 1999 году переходит в берлинскую «Герту», где проводит блестящий сезон 2001/02. Это позволило ему оказаться в составе лидера немецкого футбола, мюнхенской «Баварии», а также быть привлечённым к играм за национальную сборную. Однако перед чемпионатом мира 2002 года Дайслер порвал крестообразные связки на правом колене и пропустил мундиаль. Это стало для него серьёзным психологическим ударом. В дальнейшем Дайслера непрерывно преследовали травмы колена. В общей сложности оно было проперировано пять раз, и не все операции прошли успешно. В результате за четыре с половиной сезона, проведённых в Баварии, ему удалось сыграть всего в 62 матчах Бундеслиги.

Постоянные травмы усугубились нарушениями психического здоровья футболиста, вызванными постоянным пропуском важных матчей и сложностью возвращения на поле после каждой очередной травмы. Дайслер лечился в клинике для душевнобольных. Ему был поставлен диагноз «эмоциональное выгорание».

В январе 2007 года проблемы со здоровьем заставили футболиста объявить о завершении своей карьеры. Он вернулся в Берлин, что пошло ему на пользу и помогло пережить расставание с футболом.

Семья

Супруга — бразильянка Эунисе Душ Сантуш Сантана, есть сын Рафаэль[1].

Достижения

Бавария

Напишите отзыв о статье "Дайслер, Себастьян"

Примечания

  1. [www.welt.de/lifestyle/article1139173/Dirndl-Revolte.html?nr=2&pbpnr=0 Dirndl-Revolte] (нем.). welt.de (27 August 2007). Проверено 5 апреля 2008.

Ссылки

  • [www.footballdatabase.com/site/players/index.php?dumpPlayer=784 FootballDatabase provides Sebastian Deisler’s profile and stats]
  • [observer.guardian.co.uk/englandfootball/story/0,9565,541955,00.html Observer Sport Extra: Deisler the danger]
  • Алексей Третяк. [www.championat.ru/football/article-74564.html Преждевременное старение Себастьяна Дайслера] (рус.), Чемпионат.ру (29 декабря 2010). Проверено 30 декабря 2010.


Отрывок, характеризующий Дайслер, Себастьян

Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.