Джимала, Михал

Джимала Михал
	Джимала Михал
	польск. Michał Drzymała
Род деятельности:	крестьянин
Дата рождения:	13 сентября 1857
Место рождения:	деревня Здруй, провинция Позен, Пруссия (ныне: Великопольское воеводство, Польша)
Гражданство:	Польша
Дата смерти:	25 апреля 1937 (79 лет)
Место смерти:	деревня Грабувно, Великопольское воеводство, Польша

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ми́хал Джима́ла (польск. Michał Drzymała; 13 сентября 1857, дер. Здруй^[pl] близ Гродзиска-Велькопольского — 25 апреля 1937, дер. Грабувно^[pl] близ Мястечко-Краеньске) — польский крестьянин, символ борьбы против германизации территорий Германской империи, населенных этническими поляками.

Предыстория конфликта

Основная статья: Остфлюхт

Между 1850 и 1907 годами восточные области Германии (Померания, Западная Пруссия, Восточная Пруссия, Познань и Силезия) покинули 2 300 000 чел., а прибыли только 358 000, таким образом отрицательное сальдо миграции составило 1 942 000 чел. Уменьшение числа немцев на восточных землях и более высокая рождаемость сельских поляков-католиков вызывало крайнее беспокойство среди немецкой администрации и особенно среди немецких националистов. Для борьбы с этим явлением были предложены специальные меры в рамках политики «Натиск на Восток»:

ограничение или запрет на продажу земли полякам;
поощрение немецкой иммиграции на восток с помощью облегчения налогового бремени;
создание «Комиссии урегулирования», финансируемый государством, которая покупала земли этнических поляков и передавала их немцам;
введение правил архитектурного зонирования, требующих, чтобы этнические поляки получали разрешение на строительство нового дома на приобретённой земле.

Биография

Когда прусские чиновники отказались предоставить Михалу Джимале право на постройку дома на участке земли, которую он купил у немца в деревне Подградовиц в провинции Позен, он в 1904 году купил цирковой фургон и начал жить в нём.

Чиновники установили, что фургон, который стоит на одном месте в течение 24 часов, является домом и, таким образом, Држимала должен его покинуть. Поэтому Джимала всё время передвигал фургон.

По мере роста известности Джималы (об этом крестьянине писал, например, Лев Николаевич Толстой), люди начали приезжать посмотреть на фургон. Вследствие этого Држимала был заключён в тюрьму как организатор незаконного собрания.

После пяти лет, по надуманной причине Джимала был приговорён к штрафу. Когда он его не заплатил, то был арестован, а фургон немцы уничтожили. После выхода из заключения Држимала построил землянку, но и её разрушили. Тогда, в 1909 году, Джимала продал землю.

В независимой Польше Джимале, как герою, было подарено хозяйство. После смерти он был награждён Орденом Возрождения Польши 5 степени (1937)^[1]. Ещё до Второй мировой войны Подградовице была переименован в Джималово.

Во время Второй мировой войны немцы сравняли могилу Джималы с землёй.

Память

Упоминается в песне Яна Петржака Żeby Polska była Polską (рус. Чтобы Польша была Польшей) (1981):

Zrzucał uczeń portret cara,

Ksiądz Ściegienny wznosił modły
Opatrywał wóz Drzymała,
Dumne wiersze pisał Norwid...

См. также

Напишите отзыв о статье "Джимала, Михал"

Примечания

↑ [isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WMP19370980139 Zarządzenie o nadaniu Krzyża Kawalerskiego Orderu Odrodzenia Polski (M.P. Nr 98 poz. 139)] (польск.)

Библиография

[encyklopedia.pwn.pl/haslo.php?id=3894566 Drzymała Michał], в: Internetowa encyklopedia PWN,
[portalwiedzy.onet.pl/52108,,,,drzymala_michal,haslo.html Drzymała Michał], в: WIEM.

Ссылки

[www.zielonysztandar.com.pl/index.php?co=wiecej&id=1393&dzial=59 Информация на сайте газеты Польскай народнай партии]
[dziedzictwo.polska.pl/katalog/index,Woz_Drzymaly,cid,2443.htm Wóz Drzymały] (польск.)

Отрывок, характеризующий Джимала, Михал

Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…

Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.

[1] [isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WMP19370980139 Zarządzenie o nadaniu Krzyża Kawalerskiego Orderu Odrodzenia Polski (M.P. Nr 98 poz. 139)] (польск.)

[1]