Донат Великий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Донат Великий
лат. Donatus Magnus
 

Дона́т Вели́кий (лат. Donatus Magnus; ? — ок. 355 год) — второй епископ, возглавивший донатизм с октября 313 года, в честь которого и назван сам донатизм; христианский писатель.

В 303 году тетрархи Диоклетиан и Максимиан, Галерий и Констанций Хлор издали эдикт, отменяющий права христиан и требующий от них соблюдения традиционных римских религиозных практик, и началось Великое гонение на христиан, вследствие чего часть христиан, епископов и мирян, подчинились требованиям должностных лиц Римской империи и передавали последним для сожжения рукописи Священного писания или каким-либо образом способствовали гонениям. Предатели получили название — традиторы.

Наиболее стойкие христиане терпели различные гонения: заточения в тюрьмы, пытки и смерть от языческих властей. Христиан, открыто обличавших политику властей, содержали в тюрьме Карфагена. Около тюрьмы собирались верующие и приносили мученикам (а именно так назывались исповедники в то время) одежду, продукты. Карфагенский епископ Менсурий счел себя обязанным объявить, что лица, которые сами себя предадут языческой власти и будут казнены не за имя Христово, а потому, что навлекли на себя подобную казнь какими-нибудь другими обстоятельствами, не будут считаться карфагенскою церковью за мучеников. Менсурий не ограничился этим, а послал своего помощника архидиакона Цецилиана, который при помощи грубой физической силы разогнал людей, собиравшихся около тюрьмы, в которой содержались мученики. Менсурий и Цецилиан были противниками посещения и почитания мучеников в тюрьме, они поставили пред входом в тюрьму, где были заключены христиане, несколько людей, вооруженных ремнями и плетями. Стражи у лиц, приходивших навестить исповедников, отнимали пищу, которую они им приносили и отдавали собакам. Действия Менсурия вызвали негодование.

В 305 году в Цирте состоялся поместный собор, на котором примат Нумидийский Секунд, епископ Тигизийский, предложил собравшимся провести расследование в причастности к тридитарству. Результаты были неутешительными, почти каждый архиерей оказался под подозрением в предательстве, включая Секунда. Расследование было прекращено.

В 311 году умирает Менсурий, на его место частью епископов Карфагена на своём соборе был поставлен архиереем архидиакон Цецилиан. Другой частью епископов Карфагена это поставление было не признано, их поддержали епископы Нумидии. Цецилиана обвинили в тридиторстве. Богатая вдова Люцилла с особенным усердием поддержала отделение от Цецилиана. Её поддержал примат Нумидии Секунд, который поставил на поместном Нумидийском соборе Карфагенского чтеца Майорина, бывшего домашним другом (domesticus) Люциллы, епископом Карфагена. В результате чего в Карфагене появилось два епископа.

Майорин был епископом меньше трёх лет, он умер в 313 году. В октябре 313 года епископом Карфагена вместо Майорина становится Донат Великий, от имени Доната христиане Карфагена и Нумидии получили наименование донатисты. С этого времени начинается противостояние Доната с Цецилианом и его преемниками. В это противостоянии неоднократно вмешиваются Римские императоры. В самой Северной Африке большинство населения и епископата признавала Доната епископом Карфагена и с ним имело молитвенное и евхаристическое общение. Римский епископ Мильтиад, а затем Сильвестр признавали в качестве епископа Карфагена Цецилиана.

Константин Великий в 313 году издаёт Миланский эдикт, в котором обещает покровительство церкви Африки, но в эдикте донатисты были лишены императорского благоволения. Донатисты обратились к императору с жалобами на Цецилиана. Для рассмотрения жалоб была образована специальная комиссия во главе которой был поставлен папа римский Мильтиад. От каждой партии император потребовал прислать по десять епископов. От донатистов на комиссии выступил Донат из Казы Нигры (лат. Donatus Casae Nigrae) (часть историков считает Доната из Казы Нигры и Доната Великого одним лицом). Цецилиан был оправдан, а Донат Великий был объявлен низложенным. Донатистам было разрешено иметь храмы, если они присоединятся к Цецилиану. Донат и его епископы не выполнили решение комиссии, обвинили её в предвзятости и предложили прислать в Африку уполномоченных императором юристов для решения этого вопроса на месте. Уполномоченные прибыли в Карфаген и решили дело в пользу Цецилиана и против Доната. После чего донатисты обратились с апелляцией непосредственно к Константину. 10 ноября 316 года Константин Великий принял обвинителей Цецилиана в Медиолане, суд императора был вновь в пользу Цецилиана. Для соблюдения спокойствия в Африке решено было Цецилиана задержать в Брешии, а Донату было разрешено возвратиться в Африку, но запрещено жить в Карфагене. Донат игнорирует решение императора и возвращается в Карфаген, после этого в Карфаген императором был отпущен Цецилиан.

После этого Константин Великий решил не вмешиваться в дела раскола в Африке. Император Констант издал против донатистов строгие законы. Но преследование вызвало только большее возмущение против императора со стороны донатистов, которых по приказу императора всячески преследовали как государственных преступников, лишали имущества и разоряли. В 358 году император посылает в Африку к Донату Великому двух своих послов Павла и Макария с дарами. Донат не принял дары, а лишь спросил: «Какое дело императору до церкви?» (лат. «Quid est imperatori ad ecclesiam?») После этого Донат осыпал посланных всевозможными ругательствами и приказал оповестить чрез глашатая, чтобы никто не смел принимать милость от императора. Император двинул войска в Карфаген, донатисты были разгромлены, четыре донатиста казнены смертью, некоторые другие сосланы, в том числе сам Донат Великий, который в ссылке и умер.

Храмы донатистов переданы при помощи насилия кафоликам. В 349 году на Карфагенском соборе официально было объявлено об уничтожении раскола донатистов. Положение дел изменилось при императоре Юлиане в 361 году, который возвратил храмы донатистам; а епископа донатистов Пармениана[fr] вернул в Карфаген. Императоры Валентиниан I и Грациан вновь издали строгие законы против донатистов, в 373 и 375 годах.

Иероним Стридонский в своей книге «О знаменитых мужах», в 93 главе, которая посвящена Донату, пишет о том, что в конце IV века сохранились многие из книг Доната. Среди них он называет лишь одну «О Святом Духе», Иероним пишет о том, что данное произведение написано в русле учения ариан. До нашего времени ни одно из сочинений Доната не сохранилось.

Напишите отзыв о статье "Донат Великий"



Литература

  • [ru.wikisource.org/w/index.php?title=Страница:Православная_богословская_энциклопедия._Том_4.djvu/610&action=edit&redlink=1 Православная богословская энциклопедия. Том 4. стр. 610]
  • [azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Bolotov/lektsii-po-istorii-drevnej-tserkvi/16_4 Василий Васильевич Болотов «Лекции по истории Древней Церкви» 4. Раскол донатистов]
  • [www.magister.msk.ru/library/bible/history/ierons01.htm Иероним Стридонский «О знаменитых мужах» 93. Донат]
  • [www.pravenc.ru/text/Донатизм.html Донатизм]

Отрывок, характеризующий Донат Великий

Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.