О знаменитых мужах (Иероним)
Поделись знанием:
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
| О знаменитых мужах | |
| De viris illustribus | |
 Иероним Стридонский «О знаменитых мужах», манускрипт 1475—1500 годы. Национальная библиотека Франции | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
392—393 |
О знамени́тых мужа́х (лат. De viris illustribus) — сочинение Иеронима Стридонского, изданное в 392—393 годах в Вифлееме.
О знаменитых мужах
Книга состоит из предисловия и 135 глав, каждая глава содержит краткую биография одного из 135 выдающихся деятелей: отцов церкви и церковных писателей первых четырех веков. Книга содержит не только ценные сведения о жизни знаменитых людей, но и сведения о их сочинениях, многие из которых не сохранились до наших дней. В предисловии сочинения Иероним Стридонский пишет о том, что Флавий Луций Декстер, автор книги «Всеобщая история», предложил написать ему эту книгу, подражая примеру Транквилла, автора одноимённого труда. Иероним говорит о том, что книга написана для того, чтобы прославить Церковь и показать, что Церковь произвела учёных мужей, философов и ораторов, в противовес утверждениям Цельса, Порфирия и Юлиана Отступника о «невежестве» Церкви. Флавий Декстер был сыном епископа Барселонского Пакиана и занимал должность префекта претория во время правления императора Гонория. Пакиану и Декстеру посвящены отдельные две главы в книге Иеронима; последняя, 135 глава в книге это биография самого Иеронима. Источниками для написания книги были более ранние истории и хроники, которыми пользовался Иероним. Наибольшую помощь при написании книги, как пишет сам автор, послужило сочинение Евсевия Кесарийского Церковная история.
Патролог А. И. Сидоров считает «О знаменитых мужах» первым трудом в истории Церкви, посвящённым исключительно патрологии (предшественник, Евсевий, составил труд, посвящённый церковной истории и патрологии вместе). Труд блаженного Иеронима в течение более 1000 лет оставался образцом для подобных, часто одноимённых, произведений более поздних авторов, называемых номенклаторами.[1]
В научной литературе, в сносках используется сокращение для этой книги — Hieron. De vir. illustr. (Hieronymus De viris illustribus)
Содержание книги
- 1. Петр.
- 2. Иаков Праведный.
- 3. Матфей.
- 4. Иуда.
- 5. Павел.
- 6. Варнава.
- 7. Лука.
- 8. Марк.
- 9. Иоанн.
- 10. Ерм.
- 11. Филон Иудей.
- 12. Луций Анней Сенека.
- 13. Иосиф.
- 14. Иуст.
- 15. Климент.
- 16. Игнатий Антиохийский.
- 17. Поликарп.
- 18. Папий.
- 19. Квадрат.
- 20. Аристид.
- 21. Агриппа.
- 22. Гегезипп.
- 23. Иустин.
- 24. Мелитон из Сарды.
- 25. Феофил.
- 26. Аполлинарий.
- 27. Дионисий.
- 28. Пинит Критский.
- 29. Татиан.
- 30. Филипп Критский.
- 31. Мусан.
- 32. Модест.
- 33. Вардесан из Месопотамии.
- 34. Виктор.
- 35. Ириней.
- 36. Пантен.
- 37. Родон.
- 38. Климент.
- 39. Мильтиад.
- 40. Аполлоний.
- 41. Серапион.
- 42. Аполлоний.
- 43. Феофил.
- 44. Вакхил.
- 45. Поликрат.
- 46. Гераклит.
- 47. Максим.
- 48. Кандид.
- 49. Аппион.
- 50. Сикст.
- 51. Арабиан.
- 52. Иуда.
- 53. Тертуллиан.
- 54. Ориген.
- 55. Аммоний.
- 56. Амвросий.
- 57. Трифон.
- 58. Минуций Феликс.
- 59. Гай.
- 60. Берилл.
- 61. Ипполит.
- 62. Александр Каппадокийский.
- 63. Юлий Африканский.
- 64. Гемин.
- 65. Феодор (Григорий Неокесарийский).
- 66. Корнелий.
- 67. Киприан Африканский.
- 68. Понтий.
- 69. Дионисий Александрийский.
- 70. Новациан.
- 71. Малхион.
- 72. Архелай.
- 73. Анатолий Александрийский.
- 74. Викторин.
- 75. Памфил.
- 76. Пирий.
- 77. Лукиан.
- 78. Филей.
- 79. Арнобий.
- 80. Фирмиан (Лактанций).
- 81. Евсевий Кесарийский.
- 82. Ретиций.
- 83. Мефодий.
- 84. Ювенций.
- 85. Евстафий.
- 86. Маркелл.
- 87. Афанасий.
- 88. Антоний.
- 89. Василий Анкирский.
- 90. Феодор.
- 91. Евсевий Эмесский.
- 92. Трифилий.
- 93. Донат.
- 94. Астерий.
- 95. Люцифер Каларийский.
- 96. Евсевий из Сардинии.
- 97. Фортунатиан.
- 98. Акакий.
- 99. Серапион.
- 100. Иларий.
- 101. Викторин.
- 102. Тит.
- 103. Дамас.
- 104. Аполлинарий.
- 105. Григорий из Эльвиры.
- 106. Пакиан.
- 107. Фотин.
- 108. Фебадий.
- 109. Дидим.
- 110. Оптат.
- 111. Акилий Север.
- 112. Кирилл Иерусалимский.
- 113. Евзой.
- 114. Епифаний.
- 115. Ефрем.
- 116. Василий Кесарийский.
- 117. Григорий Назианзин.
- 118. Лукий.
- 119. Диодор.
- 120. Евномий.
- 121. Присциллиан.
- 122. Латрониан.
- 123. Тибериан.
- 124. Амвросий Миланский.
- 125. Евагрий.
- 126. Амвросий Александрийский.
- 127. Максим.
- 128. Григорий Нисский.
- 129. Иоанн Антиохийский.
- 130. Геласий.
- 131. Феотим.
- 132. Декстер.
- 133. Амфилохий.
- 134. Софроний.
- 135. Иероним.
Напишите отзыв о статье "О знаменитых мужах (Иероним)"
Литература
- [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/St._Jerome Catholic Encyclopedia (1913)/St. Jerome]
- [www.stthomasirondequoit.com/SaintsAlive/id693.htm Irondequoit Catholic Communities]
- [www.newadvent.org/cathen/08341a.htm St. Jerome], " Catholic Encyclopedia, New York: 1910.
Примечания
- ↑ [azbyka.ru/otechnik/Aleksej_Sidorov/kurs-patrologii-sidorov/#0_5 Сидоров, А. И. Курс патрологии]
Ссылки
- [khazarzar.skeptik.net/books/hieronym/viris_l.htm Jerome’s De Viris Illustribus: латинский текст]
- [khazarzar.skeptik.net/books/hieronym/viris_g.htm Jerome’s De Viris Illustribus: греческий текст]
- [azbyka.ru/otechnik/Ieronim_Stridonskij/o_znamenityh/ Иероним Стридонский «О знаменитых мужах» русский текст]
- [www.magister.msk.ru/library/bible/history/ierons01.htm Иероним Стридонский «О знаменитых мужах» русский текст]
- [www.newadvent.org/fathers/2708.htm Jerome’s De Viris Illustribus: английский текст]
Отрывок, характеризующий О знаменитых мужах (Иероним)
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
