Западноафриканский фунт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Западноафриканский фунт

British West African pound  (англ.)

20 шиллингов 1953 года
Территория обращения
Эмитент Британская Западная Африка
Официально Либерия Либерия 1913—1944
Гана Гана 1957—1958
Сьерра-Леоне Сьерра-Леоне 1961—1963
Производные и параллельные единицы
Дробные Шиллинг (120)
Пенни (1240)
Монеты и банкноты
Монеты 110, 12, 1, 3, 6 пенсов, 1, 2 шиллинга
Банкноты 1, 2, 5, 10, 20 шиллингов, 5 фунтов
История
Введена 1913 год
Валюта-предшественник Фунт стерлингов
Изъятие из обращения 1958 год—1966 год
Валюта-преемник Гамбийский фунт
Ганский фунт
Леоне
Нигерийский фунт
Франк КФА
Производство монет и банкнот
Эмиссионный центр Валютный совет Западной Африки
Курсы и соотношения
1 GBP = 1

Западноафриканский фунт (англ. British West African pound) — денежная единица Британской Западной Африки в 1913—1961 годах, Ганы в 1957—1958 годах, Сьерра-Леоне — в 1961—1963 годах.





История

Законным платёжным средством на территориях, входивших в Британскую Западную Африку, являлся фунт стерлингов. С 1907 года для Британской Западной Африки чеканились монеты в 110 и 1 пенни, а с 1911 также — 12 пенни. Монеты отличались от английских монет металлом, наличием отверстия и легендой (надписью «Британская Западная Африка», а в 1911 году — «Нигерия Британская Западная Африка»), что исключало использование этих монет на территории метрополии.

В 1913 году в Лондоне создан Валютный совет Западной Африки, получивший право выпуска общей валюты для британских колоний Западной Африки — Гамбия, Золотой берег, Сьерра-Леоне, Нигерия. В том же году в дополнение к ранее выпускавшимся номиналам монет начата чеканка монет номиналом от 3 пенсов до 2 шиллингов, а в 1916 году начат выпуск банкнот.

Чеканившиеся с 1907 года монеты Западной Африки, а с началом выпуска банкнот — и банкноты в западноафриканских фунтах являлись до 1944 года законным платёжным средством в Либерии.

В 1916 году, после оккупации британскими войсками западной части Германского Камеруна там также был выпущен в обращение западноафриканский фунт. В 1922 году на этой территории создана подмандатная территория Западный Камерун.

После провозглашения независимости государств на территориях, входивших состав Британской Западной Африки, началось формирование национальных кредитно-денежных систем. В 1957 году провозглашена независимость Ганы, в 1960 — Нигерии, в 1961 — Сьерра-Леоне, в 1965 — Гамбии. В 1961 году Британский Камерун разделён между Камеруном и Нигерией.

4 марта 1957 года учреждён Банк Ганы, начавший операции 1 августа того же года. 14 июля 1958 года начата эмиссия новой денежной единицы — ганского фунта, обмен производился 1:1. С 1 июля 1959 года ганский фунт объявлен единственным законным платёжным средством.

В 1958 году учреждён Центральный банк Нигерии, начавший в 1959 году выпуск национальной валюты — нигерийского фунта, обмен производился 1:1. Западноафриканские монеты и банкноты перестали служить законным платёжным средством с 1 июля 1962 года.

На части территории Британского Камеруна, вошедшей в 1961 году в состав Камеруна, был введён франк КФА, обмен западноафриканских фунтов и введённых в 1959 году нигерийских фунтов производился в соотношении: 1 фунт = 700 франков.

27 марта 1963 года учреждён Банк Сьерра-Леоне. 4 августа 1964 банк начал операции и эмиссию новой денежной единицы — леоне, обмен производился: 1 фунт = 2 леоне. Западноафриканские фунты постепенно изымались из обращения и с 4 февраля 1966 года утратили силу законного платёжного средства.

13 мая 1964 года был учреждён Валютный совет Гамбии, к которому перешли функции эмиссии новой денежной единицы — гамбийского фунта, обмен производился 1:1[1].

Монеты и банкноты

Чеканились монеты в 110, 12, 1, 3, 6 пенсов, 1, 2 шиллинга. Монеты чеканились тремя частными монетными дворами в Бирмингеме: Gaunt&Sons (обозначение двора — G-J.R.), Heaton (обозначение — H), King’s Norton (обозначение — K или KN), а также монетным двором Претории (обозначение — SA) и Королевским монетным двором (Лондон, без обозначения двора)[2].

Выпускались банкноты в 1, 2, 5, 10, 20 шиллингов и 100 шиллингов — 5 фунтов. В 1954 году подготовлена, но не выпущена банкнота в 1000 фунтов[3].

Напишите отзыв о статье "Западноафриканский фунт"

Примечания

  1. Бутаков, 1987, с. 75, 77, 128, 180-181, 231.
  2. Cuhaj, 2011, pp. 266-270.
  3. Cuhaj, 2008, pp. 164-165.

Ссылки

  • [www.banknote.ws/COLLECTION/countries/AFR/BWA/BWA.htm Банкноты Британской Западной Африки]

Литература

  • Бутаков Д.Д., Золотаренко Е.Д., Рыбалко Г.П. Валюты стран мира: Справочник / Под ред. С. М. Борисова, Г. П. Рыбалко, О. В. Можайскова. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: Финансы и статистика, 1987. — 383 с.
  • Cuhaj G., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1901-2000. — 39-е изд. — Iola: Krause Publications, 2011. — 2345 с. — ISBN 978-1-4402-1172-8.
  • Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1368—1960. — 12-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1223 с. — ISBN 978-0-89689-730-4.

Отрывок, характеризующий Западноафриканский фунт

Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.