Иерапитнийская и Ситийская митрополия
Основная информация | |
---|---|
Страна | Греция |
Епархиальный центр | Иерапетра |
Сайт | www.imis.gr/ |
Архиерей | |
Правящий архиерей | Евгений (Политис) |
с | 26 июня 1994 года |
Иерапи́тнийская и Сити́йская митропо́лия (греч. Μητρόπολη Ιεραπύτνης και Σητείας) — епархия полуавтономной Критской православной церкви в составе Константинопольского патриархата на территории юга нома Ласитион.
Содержание
История
Епархия Иерапетры является старейшей в исторической области Ласитион и считается одним из первых, из созданных на территории Крита. По словам историка Фламинио Корнилия в своём Kreta Sacra и труде Афанасиоса Пападопулос-Керамеоса в «Мартиролог святых Десяти мучеников», город был основан около 68 года н. э.
Из занимавших кафедру в эпоху Вселенских Соборов епископов известны Симфор (343) и Евфроний (457). Однако епархия неоднократно упоминается в Нотициях Константинопольской Церкви вплоть до позднего средневековья, причём по-разному: как Иерапиднская (῾Ιεραπύδνης), Иерапетрская (῾Ιεραπέτρας), отдельно Иерская и Петрская (῾Ιερᾶς, Πέτρας), а также как Иерская и Герпетрская (῾Ιερᾶς, Γερπέτρας).
В средние века город занимали генуэзцы, а после 4-го крестового похода (с 1204) — венецианцы. При них город уже носил современное название — Иерапетра. В этот период власти вместо православных поставили на остров римско-католических епископов.
В период турецкого владычества (1669-1898) все епископы были православными. Тогда выделились Иерская и Ситийская епархии, которые в 1832 году объединились в Иероситийскую. С 1932 по 1936 год епархии Иероситии и Петры были объединены в одну и названы Неапольской епархией. В 1936 году обе епархии были восстановлены в прежнем виде.
В 1962 году решением Священного Синода Константинопольского Патриархата Иероситийская епархия была возведена в ранг митрополии и стала именоваться Иерапитнийской и Ситийской.
Епископы
- Герасим (Манганарис) (1832—1841)
- Каллиник (1841—1845)
- Иларион (Кацулис) (1846—1869)
- Неофит (1869—1878)
- Григорий (Пападопетракис) (1880—1889)
- Амвросий (Сфакианакис) (1890—1929)
- Филофей (Мазокопакис) (1 июня 1936 — 6 сентября 1960)
- Филофей (Вузунеракис) (2 июля 1961 — 15 декабря 1993)
- Евгений (Политис) (с 14 июня 1994)
Монастыри
- Монастырь Фанеромени (Айос-Николаос, мужской)
Напишите отзыв о статье "Иерапитнийская и Ситийская митрополия"
Ссылки
- www.imis.gr/ официальный сайт
- [www.pravenc.ru/text/293601.html ИЕРАПИТНСКАЯ И СИТИЙСКАЯ МИТРОПОЛИЯ] // Православная энциклопедия. Том XXI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. — С. 247. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-038-7
- Kiminas Demetrius. [www.amazon.com/The-Ecumenical-Patriarchate-Metropolitans-Annotated/dp/1434458768#reader_1434458768 The Ecumenical Patriarchate]. — Wildside Press LLC, 2009. — ISBN 9781434458766.
- [www.hierarchy.religare.ru/h-orthod-kritmit.html Епархии Критской Архиепископии церкви] на сайте «Иерархия литургических церквей»
Отрывок, характеризующий Иерапитнийская и Ситийская митрополия
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.