Фессалоникийская митрополия
Поделись знанием:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Фессалоникийская митрополия
Элладская православная церковь | |
Храм святого Григория Паламы в Салониках | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Страна | Греция |
| Сайт | [www.imth.gr/ www.imth.gr] |
| Архиерей | |
| Правящий архиерей | Анфим (Руссас) |
| с | 26 апреля 2004 |
Фессалоники́йская митропо́лия (Солу́нская митропо́лия, греч. Ιερά Μητρόπολις Θεσσαλονίκης) — епархия «Новых земель» Элладской православной церкви (как и прочие епархии Новых земель также формально подчинена Константинопольскому патриархату) на территории города Салоники (без окраин).
Содержание
История
История христианства в Фессалониках востходит к апостольским временам — здесь бывал апостол Павел; его спутники Аристарх и Секунд были уроженцами города (Деян 20, 4); сюда от Павла ушёл Димас (2 Тим 4, 10). Древнее предание, на которое ссылается Ориген, указывает первым Солунским епископом Гаия, крещеного апостолом Павлом (1 Кор 1, 14). Существует также предание о том что в Солунь был поставлен апостол Силуан. Кафедра Салоник вошла в ведение епископов Римских[1].
В 732 году Церковь всего Иллирика, ранее находившаяся в подчинение Римской церкви была переведена под омофор Константинополя императором Львом Исавром[1]. На тысячелетие Византия епископ Фесалоников получил титул архиепископа.
По итогами Балканской войны 1912 года Фессалоники наряду с целым рядом исконно греческих земель вошли в состав Греческого королевства, при этом Элладская Православная Церковь стала претендовать на возглавление епархий на новоприсоедиённых территориях. Патриарший акт 1928 года о «Новых Землях» управление Элладской церковью этими епархиями при сохранении юрисдикции Константинопольского Патриархата над епархиями «Новых земель».
После Малоазийской катастрофы в Грецию хлынули многочисленные беженцы из Турции. В Салониках беженцев было особенно много. Город стали назвать «матерью», или даже, как называют некоторые, «столицей беженцев»[2].
Ввиду умножения населения и храмов в Салониках территория Солунской епархии сокращалась. 16 мая 1974 года из состава Солунской епархии были выделены Неапольская и Новокринская епархии.
Архиереи
- Гаий (I в.)
- ап. Силуан (I в.)
- Николай I (упом. 160)
- Артемий (?)
- Александр I (305—335)
- Иоанн I (?)
- Аетий (342—347)
- Ириний (355)
- Павлин (?)
- Асхолий/Ахолий (379—383)
- Анисий (383 — ок. 406)
- Руф (407—434)
- Анастасий I (434—451)
- Авксифей/Евдоксий (451—458)
- Андрей (481—494)
- Дорофей I (494—520)
- Аристид (520—535)
- Илия (553)
- Фалалей (кон. VI в.)
- Феодосий I (585)
- Евсевий (585—603)
- Иоанн II (603—610)
- Плотин (616)
- Иоанн II, 2-й раз (617—626)
- Павел I (649)
- Иоанн III (680)
- Сергий (690)
- Константин I (?)
- Василий I (772)
- Феофил (? — 787)
- Фома (кон. VIII — нач. IX вв.)
- Иосиф I Студит (807—809)
- неизв. (809—811)
- Иосиф I Студит, 2-й раз (811—821)
- Леон Философ (839—840)
- Антоний (842/843 — 2 ноября 843)
- Василий II (843—865)
- Феодор (866—869)
- Павел II (880—882)
- Григорий I (882)
- Мефодий (889)
- Иоанн IV Фессалиец (892—904)
- Василий III (904 — ?)
- Анатолий (X в.)
- Исидор I (1016)
- Никита I (XI в.)
- Феофан I (1031—1038)
- Промифей (1038)
- неизв. (1063)
- Феодул (1086—1107)
- Константин II (1110)
- Михаил I Хумн (1122)
- Никита II (1133)
- Василий IV Охридский (1145—1168)
- Евстафий Катафлор (1175—1197/1198)
- Константин III Месопотамец (1198—1199)
- Хрисанф (1199—1202)
- Константин III Месопотамец, 2-й раз (1204—1223)
- Никита III (XIII в.)
- Иосиф II (1232—1235)
- Михаил II Палатан (1235)
- Мануил (1235—1261)
- Иоанникий Кидоний (1261)
- Димитрий (1282—1285)
- Игнатий I (1285 — ?)
- Иаков I (1299)
- Иеремия (1315—1322)
- Евфимиан (1322)
- Иоанн V Калека (1322—1334)
- Григорий II (1334)
- Глава (1339—1340)
- Макарий I (1342—1346)
- Григорий III Палама (1347 — 14 ноября 1359)
- Нил Кавасила (1361—1363)
- неизв. (1363—1371)
- Дорофей II (1371—1379)
- Исидор II Глава (1379—1393)
- Гавриил I (1393—1410)
- Симеон Мистагог (кон. 1416/нач. 1417 — сентябрь 1429)
- Григорий III (1430)
- неизв. (? — 1483)
- Нифонт (1483 — кон. 1486)
- Макарий II (1517—1536)
- Феона (упом. 1539)
- Феофан II (1544)
- Григорий-Давид (XVI в.)
- Иоасаф I (1560—1578)
- Митрофан (1585)
- Гавриил II (1594)
- Матфей I (1596)
- Иоасаф II (Аргиропул) (1596)
- Софроний I (1606)
- Зосима (1607)
- Парфений (1611)
- Афанасий I (Пателларий) (1631 — 25 марта 1634)
- Дамаскин I (1634—1636)
- Каллиник I (1636—1638)
- Афанасий I (Пателларий), 2-й раз (1638 — ?)
- Феоклит (1645—1651)
- Иоаким I (1651—1666)
- Дионисий (1666—1671)
- Анастасий II (1671)
- Мелетий I (1672—1684)
- Мефодий (1687—1696)
- Игнатий II (1698—1712)
- Иаков II (1712)
- Игнатий II, 2-й раз (1723)
- Анания (1728)
- Иоаким II (1734—1744)
- Гавриил III (1745—1752)
- Спиридон (1760—1761)
- Неофит I (1767)
- Феодосий II (1767—1769)
- Дамаскин II (1769—1780)
- Иаков III (1780)
- Герасим (1788—1815)
- Сщмч. Иосиф III (1815—1821)
- Матфей II (1821—1824)
- Макарий III (1824—1830)
- Мелетий II Панкалос (1830—1841)
- Иероним (1841—1853)
- Каллиник II (Кипарисис) (1853—1861)
- Неофит II Византиос (26 января 1858—1874)
- Иоаким III (Деведзис) (1874—1878)
- Каллиник III (Фотиадис) (1878—1884)
- Григорий IV (Каллидис) (1885—1889)
- Софроний II (Христидис) (1889 — 4 июня 1893)
- Афанасий II (Мегаклис) (1893—1903)
- Александр II (Ригопулос) (18 октября 1903 — 25 ноября 1910)
- Иоаким IV (Сгурос) (1910—1912)
- Геннадий (Алексиадис) (22 мая 1912—1951)
- Пантелеимон I (Папагеоргиу) (1951—1968)
- Леонид (Параскевопулос) (24 марта 1968 — 13 июля 1974)
- Пантелеимон II (Хрисофакис) (13 июля 1974 — 9 июля 2003)
- Анфим (Руссас) (с 26 апреля 2004)
Напишите отзыв о статье "Фессалоникийская митрополия"
Примечания
- ↑ 1 2 Siméon Vailhé [www.newadvent.org/cathen/14633a.htm Thessalonica] // The Catholic Encyclopedia, vol. 14, New York: Robert Appleton Company, 1912:
- ↑ [www.sedmitza.ru/text/3252394.html Теологический факультет Университета Фессалоники провел научный симпозиум, посвященный греческим беженцам из Малой Азии 1922 г.] // Седмица.Ru, 19 октября 2012
Ссылки
- [www.imth.gr/ Ιερά Μητρόπολη Θεσσαλονίκης] — официальный сайт митрополии (греч.)
- [www.imth.gr/default.aspx?lang=el-GR&loc=1&page=157 История епархии]
Отрывок, характеризующий Фессалоникийская митрополия
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
