Шароев, Иоаким Георгиевич

Иоаким Шароев
Основная информация
Дата рождения	19 августа 1930(1930-08-19)
Место рождения	Баку, Азербайджанская ССР, ЗСФСР, СССР
Дата смерти	23 марта 2000(2000-03-23) (69 лет)
Место смерти	Москва, Россия
Страна	СССР СССР Россия Россия
Профессии	режиссёр массовых представлений, театральный режиссёр, режиссёр оперы, театральный педагог, педагог, кинорежиссёр
Жанры	опера, кино
Коллективы	ГАБТ
Награды

Иоаким Георгиевич Шаро́ев (1930—2000) — советский и российский оперный и эстрадный режиссёр, педагог. Народный артист СССР (1984). Родоначальник жанра массовых зрелищ СССР и России.

Биография

Детство и юность

Родился в Баку в семье музыкантов. Отец — видный музыкант, теоретик, пианист, основатель музыкальной школы № 35 г. Баку, Георгий Георгиевич Шароев. Мать — Ксения Григорьевна Шароева. Вместе с братом Антоном уже с 5 лет выступал как музыкант.

Во время войны (1944) семья переезжает в Москву. В 1948 году Шароев оканчивает Центральную музыкальную школу при Московской консерватории (класс скрипки) и поступает в ГИТИС, на отделение режиссуры музыкального театра (педагог Леонид Васильевич Баратов) (окончил в 1953).

Зрелость. Режиссура

После окончания ГИТИСа был направлен режиссёром в Татарский оперный театр. В 1954 году был принят в Большой театр, где проработал 5 лет. Поставил спектакль «Сельская честь» П. Масканьи, как режиссёр участвовал в целом ряде постановок.

Затем работал художественным руководителем Кремлёвского театра (1959—1960), главным режиссёром Всероссийского гастрольно-концертного объединения (1961) и Московского театра эстрады (1961—1964).

Педагогика. Факультет эстрады

В 1964 году в ГИТИСе Шароев возглавил созданный экспериментальный курс режиссёров эстрады и массовых представлений, а в дальнейшем — и актёров эстрады. В 1968 году возглавил созданную кафедру эстрадного искусства, а вскоре стал художественным руководителем созданного им факультета эстрады. Являлся руководителем кафедры и факультета на протяжении 35 лет. С 1967 — доцент, с 1977 — профессор ГИТИСа. Автор методики воспитания и обучения режиссёров и актёров эстрады и массовых представлений. Автор 11 книг, посвящённых проблемам режиссуры музыкального театра, массовых действ и эстрады.

Многие звёзды сегодняшней эстрады — воспитанники кафедры эстрадного искусства. Это Алла Пугачёва, Лайма Вайкуле, Евгений Петросян, Клара Новикова, Ефим Шифрин, отец и сын Акопяны, Пётр Шаболтай, Михаил Евдокимов, Надежда Бабкина, Людмила Рюмина, Олег Марусев, Сергей Дитятев, Екатерина Шаврина, Алексей Гарнизов, Елена Камбурова, Александр Буйнов, Юлиан, Бисер Киров, Юрий Григорьев, Владимир Кирсанов,Анатолий Елизаров, Павел Слободкин, Евгений Шибагутдинов, Марат Рави, Олег Митяев, Александра Пермякова, Андрей Денников и многие другие.

В 1988 в Америке (Бостон, Нью-Хейвен) с большим успехом гастролировала молодёжная эстрадная студия И. Г. Шароева, созданная при театре ГИТИС.

Режиссура массовых представлений

Шароев ставил многочисленные правительственные концерты, массовые театрализованные представления. На крупнейших театрально-концертных площадках страны (в том числе Большой театр, Государственный Кремлёвский дворец, ГЦКЗ «Россия») И. Г. Шароев поставил более 150 массовых театрализованных представлений.

И. Г. Шароев был художественным руководителем и главным режиссёром Олимпиады-80, главным режиссёром открытия празднования в честь 850-летия Москвы и Эстафеты Олимпийского огня на Всемирных юношеских играх.

Оперная режиссура

В 1960 году поставил оперу Х. С. Плиева «Коста» в Северо-осетинском музыкальном театре, а затем в Большом театре Союза ССР (автором либретто вместе с М. Н. Цагараевым).

С 1982 по 1987 — главный режиссёр МАМТ имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, где впервые в стране осуществил постановку ряда опер («Битва при Леньяно» Дж. Верди, «Орфей и Эвридика» Й. Гайдна, «Орфей в Хиросиме» Я. Акутагавы, «Доротея» и «Золотой телёнок» Т. Н. Хренникова). И. Г. Шароевым также поставлены оперы «Черевички» П. И. Чайковского, «Майская ночь» Н. А. Римского-Корсакова и другие спектакли, которые с успехом гастролировали за рубежом.

Много ставил за рубежом. Оперные спектакли в ФРГ и Югославии («Пиковая дама» и «Иоланта» П. И. Чайковского, «Сельская честь» П. Масканьи), театрализованные представления в Афинах, Мадриде, Хельсинки, Берлине, Белграде, Софии, Будапеште, Праге.

Последняя работа Шароева — постановка оперы Н. А. Римского-Корсакова «Псковитянка» в ГАБТ, осуществленная совместно с выдающимся дирижёром Е. Ф. Светлановым.

Телевизионная режиссура

С 1967 по 1973 год Шароев был художественным руководителем Творческого объединения музыкальных фильмов т/о «Экран» на Центральном телевидении.

Он снял более 10 фильмов — музыкальных, документальных, художественных. Среди них: «Возвращение Коста», «Совет да любовь», «Лада», а также фильмы, посвященные Е. Светланову, Т. Хренникову и другим выдающимся музыкантам.

Семья

• отец — Шароев Георгий Георгиевич
• мать — Шароева (Рыжкова) Валентина Николаевна
• брат — Шароев Антон Георгиевич
• супруга — Шароева (Агафонова) Ирина Николаевна.
• бабушка — княжна Ксения Григорьевна Шароева (Шароян) — происходила из семьи тбилисских армян. В Тбилиси на проспекте Руставели, напротив Оперного театра, до сих пор стоит шестиэтажный дом который принадлежал этому роду.
• дети — Шароев Игорь Иоакимович, Шароева Ирина Иоакимовна.

И. Г. Шароев скончался 23 марта 2000 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Награды и звания

• Заслуженный артист РСФСР (8 января 1958)
• Заслуженный деятель искусств Северо-Осетинской АССР (1967)
• Заслуженный деятель искусств РСФСР (3 апреля 1969)
• Народный артист РСФСР (15 декабря 1976)
• Народный артист Северо-Осетинской АССР (1977)
• Народный артист Дагестанской АССР (1981)
• Народный артист СССР (1984)
• Орден Дружбы народов (1980)
• Орден «Знак Почёта» (1960)
• Орден Трудового Красного Знамени (1991)
• Орден Почёта (1999)
• Премия имени А. В. Александрова
• Медаль П. М. Третьякова (Российская академия естественных наук).

И. Г. Шароев являлся академиком Российской академии естественных наук (1998), действительным членом Международной академии творчества (1992), Почётным доктором искусств высшей ступени и профессором Международной академии наук Сан-Марино.

В декабре 1998 в Москве, на площади Звёзд, в честь 50-летия творческой деятельности, за выдающийся вклад в отечественную культуру по решению Правительства Москвы была заложена именная плита-звезда Иоакима Шароева.

Сочинения

• Шароев И. Г. Многоликая эстрада. За кулисами кремлёвских концертов. — М.: Вагриус, 1995.
• Шароев И. Г. Режиссура эстрады и массовых представлений: [Учеб. для высш. театр. учеб. заведений]. — М.: Просвещение, 1986. (переиздан в 1992 и 2011 годах)
• Шароев И. Г. Музыка, которую мы видим. — М.: Советский композитор, 1989.
• Шароев И. Г. Режиссура массового действа: Учеб. пособие по курсу «Режиссура и мастерство актёра». — М.: ГИТИС, 1980.
• Шароев И. Г. Режиссура массовых театрализованных представлений — М.: Советская Россия, 1980.
• Шароев И. Г. Годы огневые: [Сборник военных сценариев]. — М.: Советская Россия, 1980.

Литература

• Русская советская эстрада, 1946—1977: Очерки истории/ ВНИИ искусствознания. — М.: Искусство, 1981.
• Музыкальный театр: События. Проблемы: Сб. статей. — М.: Музыка, 1990.
• ГИТИС. — М.: Советская Россия, 1980.
• Сайт о жизни и творчестве Мастера: шароев.рф

Отрывок, характеризующий Шароев, Иоаким Георгиевич

Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.