Лежнёв, Исайя Григорьевич

Исайя Григорьевич Лежнёв
Имя при рождении:	Исаак Григорьевич Альтшулер
Псевдонимы:	Михаил Григорьев
Дата рождения:	22 февраля (6 марта) 1891(1891-03-06)
Место рождения:	Николаев, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти:	9 октября 1955(1955-10-09) (64 года)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	Российская империя, СССР
Род деятельности:	публицист, литературный критик, литературовед, журналист
Язык произведений:	русский

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Лежнев и Альтшуллер

Иса́йя (Исай) Григо́рьевич Лежнёв (имя при рождении — Исаак Альтшу́лер; 22 февраля 1891 [6 марта 1891], Николаев — 9 октября 1955, Москва) — советский публицист и литературный критик, бессменный редактор журнала «Новая Россия».

Биография

Родился в консервативной еврейской семье, с которой порвал в 13 лет и в 1905 году подростком ушёл в революцию. В 1906 году вступил в РСДРП. В 1907—1909 гг. отбывал административную ссылку в Тараще (Киевская губерния) за участие в стачке. В 1909 году вернулся в Николаев, увлёкся мистикой Л. Шестова, отошёл от партийной работы; занимался самообразованием, зарабатывал на жизнь частными уроками. В 1910 году, сдав экзамен экстерном, получил Аттестат зрелости и уехал в Европу. Был в Берлине, Париже, где познакомился с Луначарским. В 1910—1914 гг. обучался вольнослушателем на философском факультете Цюрихского университета. В Россию вернулся в 1914 году, работал в «Трудовой газете» (Николаев), с 1915 г. — в газете «Волго-Донской край» (Царицын). После Февральской революции приехал в Петроград, где начал сотрудничать в газете «Русская воля» у Леонида Андреева, затем — журналист в Петроградском телеграфном агентстве. После октябрьского переворота перешёл в большевистскую печать: с 1918 г. редактировал ряд журналов («Красный офицер», «Всеобуч и спорт», «Красная типография»), одновременно заведовал отделом информации «Известий ВЦИК», был начальником отдела печати Главного управления воинских учебных заведений. В 1920 году (по декабрь) служил в Красной армии: заведовал Отделом печати Кубанско-Черноморского ревкома (Краснодар), редакцией газеты «Красное знамя» Политотдела армии.

В 1921 г. работал в Петрограде сотрудником профсоюзных организаций «Маховик», «Труд»; был корреспондентом газет, издававшихся советскими полпредствами в Берлине, Вене, Риге, Гельсингфорсе.

Редактор «Новой России»

В 1922 году Лежнёв начал издавать «первый беспартийный литературно-общественный журнал» — журнал «Новая Россия». В первом номере журнала он написал:

«Свершилась великая революция, выкорчевала старые гнилые балки и, полуразрушив ветхий фасад дома, подвела под него железобетонный фундамент. Дом сейчас выглядит неприглядно, но просмотреть новую могучую социально-государственную основу могут лишь слепцы. Строительство идет и пойдет на новых началах, но новых не абсолютно. В этой новизне — великая историческая преемственность. Здоровые корни нового сплетаются со здоровыми корнями прошлого […] На синтезе революционной новизны и с дореволюционной стариной строится и будет строиться новая послереволюционная Россия»

Журнал даже удостоился внимания Ленина — 19 мая 1922 года он озабоченно писал Дзержинскому:

«Новая Россия» № 2 закрыта питерскими товарищами, — не рано ли закрыта? Надо разослать её членам Политбюро и обсудить внимательнее. Кто такой её редактор Лежнев? Из «Дня»? Нельзя ли о нем собрать сведения?

— Ленин В. И. // Полное собрание сочинений. — Т. 54. — С. 265—266.

Сведения собрали и журнал разрешили под другим названием — «Россия», а Лежнев получил своебразную «охранную грамоту» в виде ленинской цитаты.

В циркулярном письме ГПУ № 26 «Об антисоветском движении среди интеллигенции» от 23.11.1922 указано, что в одном из номеров «Новой России» напечатана статья Лежнева «Эмансипация Советов», где «автор выдвинул лозунг внутреннего, постепенного завоевания Советов интеллигенцией».

В декабре 1922 года Лежнёв назвал М. Булгакова среди будущих авторов журнала, в марте 1923 г. в «России» появилось объявление о том, что «Мих. Булгаков заканчивает роман „Белая гвардия“, охватывающий борьбу с белыми на юге (1919—1920 гг.)». В том же 1923 году «Россия» напечатала вторую часть «Записок на манжетах». 31 августа 1923 года Булгаков писал Слёзкину, с которым они ещё не успели поссориться: «Лежнев начинает толстый ежемесячник „Россия“ при участии наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься „Россия“ будет в Берлине».

Высылка и возвращение

В марте 1926 года журнал «Новая Россия» был закрыт. 11 мая 1926 года Лежнёв был арестован по обвинению в создании «антисоветской группировки в журнале „Новая Россия“», его хотели принудительно выслать за границу. В письме в ОГПУ, не признавая своей вины, Лежнёв просил высылку за рубеж ограничить определённым сроком, чтобы иметь право вернуться в СССР. К этой просьбе Лежнев приложил написанный собственноручно послужной список на 3-х страницах по годам с 1918 по 1926 год: служил в Красной Армии, сотрудничал в газетах и журналах «Вооруженный Народ» (Всеобуча), «Красный Офицер», «Известия ВЦИК» (по поручению Ю. М. Стеклова) и т. д. По решению Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 10 мая 1927 года Лежнёв был приговорен к высылке из пределов СССР сроком на 3 года за «участие в контрреволюционном заговоре» и 29 мая 1927 года выслан в Эстонию, но с сохранением советского гражданства и должностью в берлинском торгпредстве, — вероятно, Лежнёв сотрудничал с ОГПУ. В 1933 году получил разрешение вернуться в СССР, 22 декабря был принят в партию по личной рекомендации И. Сталина. В 1934—1939 гг. работал корреспондентом в «Правде», был заместителем заведующего Отделом критики и библиографии, заведовал отделом литературы и искусства.

С 1939 года, уволившись из «Правды», занимался литературной критикой. С началом войны находился в Ташкенте, был вторым секретарём президиума Союза писателей Узбекистана, членом редакционного совета издательства «Советский писатель». С 1943 года — специалист Совинформбюро по германской тематике.

Реабилитирован в 1993 году.

Творчество

В 1921 г. под псевдонимом «Михаил Григорьев» публиковался за рубежом в журнале «Смена вех» (Париж), газете «Накануне» (Берлин); отстаивал теорию «революционного консерватизма».

Автор «Записок современника» (М., 1935). Изучал творчество М. А. Шолохова, написал большую монографию в 1948 году и ряд других хвалебных книг о Шолохове.

Избранные сочинения

Источник — [www.nlr.ru/poisk/ Электронные каталоги РНБ]

• Лежнев И. Г. Избранные статьи. — М.: Гослитиздат, 1960. — 326 с. — 13 000 экз.
• Лежнев И. Г. Вождь революционной демократии — Н. Г. Чернышевский : (К 50-летию со дня смерти). — М.: Правда, 1939. — 96 с. — (Библиотека «Огонёк» ; № 65-66). — 50 000 экз.
• Лежнев И. Г. Записки современника. — М.: ГИХЛ, 1934. — Т. 1: Истоки. — 275 с. — 8000 экз.
  • . — 2-е изд. — М.: Совет. писатель, 1935. — 330 с. — 10 200 экз.
  • . — 3-е изд., испр. — М.: Совет. писатель, 1936. — 295 с. — 10 200 экз.
• Лежнев И. Г. Правда о Гитлере. — Ташкент: Госиздат УзССР, 1942. — 182 с.
• Лежнев И. Г. Путь Шолохова : Творческая биография. — М.: Сов. писатель, 1958. — 428 с. — 10 000 экз.
• Лежнев И. Г. Михаил Шолохов : Критико-биогр. очерк. — М.: Гослитиздат, 1941. — 80 с. — 100 000 экз.
  • Лежнев И. Г. Михаил Шолохов. — М.: Сов. писатель, 1948. — 519 с. — 15 000 экз.
• Лежнев И. Г. Юные годы : (Из «Записок современника»). — М.: Журн.-газ. объединение, 1936. — 64 с. — (Библиотека «Огонёк» ; № 15 (930)). — 50 000 экз.
• Лежнев И., Виден П., Пливье Т. и др. Палачи Европы : Портреты и памфлеты / Ред.-сост. И. Лежнев. — М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1945. — 284 с. — 10 000 экз.

Критика

М. C. Агурский дал Лежнёву такую характеристику:

В 1922 г. он выдвигает теорию «революционного консерватизма», в которой защищает многие положения национал-большевизма, не считая себя сменовеховцем, ибо сотрудничал с большевиками давно. В национал-большевизме Лежнев оказывается на левом фланге, представляя в нем самое радикальное нигилистическое крыло, отвергавшее идеологию, право, традиционные ценности, признавая высшим мерилом «народный дух».

— Агурский М. С. [www.kaliningrad.nbpinfo.com/agur.htm Идеология национал-большевизма]. — М.: Алгоритм : Алгоритм-книга, 2003. — 316 с. — (Национальный интерес). — 3000 экз. — ISBN 5-9265-0089-3.

Другие отзывы:

Лежнев со своей «Россией» правы были бы, если бы выставили лозунг: «Помирать собирайся, а рожь сей», — мудрейшее правило русского народа, забытое интеллигенцией, оно составляет поле для жизни, узаконивает «злобу дня» и вообще дает возможность людям жить. Иначе как бы нам теперь жить, в наше время, когда наше правительство окопалось на войну со всем миром и непременно все должно кончиться катастрофой. Но Лежнев не прав тем, что в этом хочет разрешить великое столкновение двух сил: рационалистического интернационализма и мистического национализма.

— Пришвин М. М. Дневники. — М.: Рус. кн., 1999. — Т. 4: 1923, 1924, 1925. — С. 265. — ISBN 5-268-00411-5.

Хитрая, веснушчатая лиса, не хочется мне связываться с Лежневым.

— М. А. Булгаков. (дневник)

Р. В. Иванов-Разумник назвал И. Лежнёва «… подхалимом, ради выгоды переметнувшимся к большевикам и покорно лизавшим их пятки.»

О журнале «Россия»:

Он заигрывал с интеллигенцией, старался стать её трибуной, подчеркнуто демонстрировал независимость вкусов и свою политическую независимость, и он словно доказывал Западу, что в России, которую продолжают обвинять в полном бесправии, покончено с единомыслием, возрождается свободная литература. По-видимому, это была одна из главных, подпочвенных задач нового журнала.

— Ермолинский С. А. [pfurman.narod.ru/555.htm О времени, о Булгакове и о себе]. — М.: Аграф, 2002. — С. 56. — 2000 экз. — ISBN 5-7784-0196-5.

Адреса в Москве

• 1922 — Полянка, 15.

Интересные факты

Послужил прототипом Илья Ивановича Рудольфи в «Театральном романе» М. Булгакова.

Ссылки

• [www.el-history.ru/node/1422 Лежнев Исайя Григорьевич]. История повседневности (27 июля 2012). Проверено 16 марта 2013. [www.webcitation.org/6FIfXGK3m Архивировано из первоисточника 22 марта 2013].
• Вергасов Ф. [www.pseudology.org/evrei/AltshulerLezhnev.htm Исаак Григорьевич Альтшулер — Исай Григорьевич Лежнёв — Михаил Григорьев]. Псевдология. Проверено 16 марта 2013. [www.webcitation.org/6FIfXv7Dj Архивировано из первоисточника 22 марта 2013].
• Калашников В. А. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke4/ke4-0942.htm Лежнев, И.] // Краткая литературная энциклопедия. — 1967. — Т. 4.

Отрывок, характеризующий Лежнёв, Исайя Григорьевич

– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.