К'тан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

К’тан (англ. C’tan) или К-тан — божества и создатели некронов (англ. Necron), расы гуманоидных роботов из вымышленной вселенной Warhammer 40,000. К’тан появились вместе с составами отрядов и новыми юнитами в первом кодексе Некронов[1][2].





История

К’Тан (в переводе с языка некронтир — «Звездные Боги», на эльдарском «Ингир» — «Пожиратели Звезд») — полуэнергетические, чрезвычайно могущественные существа, обитающие в коронах звезд и питающиеся их энергией.

К’тан — древнейшие из живущих существ. Они родились в самом начале Вселенной, из циркулирующих газов и неимоверного количества энергии, и как таковые являются эфирными существами по своей природе. К’тан покрывают всю поверхность звезды и высасывают её энергию. Со временем они научились перемещаться на другие звёзды для утоления своего голода. Вопрос путешествия для них настолько незначащий, что не идет в сравнение с их чудовищным аппетитом. Не имеют психического отражения в Варпе.

После многих миллионов лет раса, известная как Некронтир (англ. Necrontyr), обнаружила одного из К’тан, питавшегося от их родной звезды. Некронтир смогли установить контакт с ними, после чего К’тан смогли обрести физическую форму и предложили Некронтир тела из живого металла - некродермиса (англ. Necrodermis). Так раса Некронтир стала некронами, и их война с Древними продолжилась, увенчавшись победой некронов.

К’тан

К’тан предпочли пожирать энергию разумных живых существ, которая была намного «вкуснее» той энергии, которой они питались из звезд. Вскоре самые могущественные и кровожадные из К’тан — Несущий Смерть (по совету Цегораха) и Потусторонний (по совету Цегораха), пожрали большинство всех остальных К’тан в галактике, остальных убили самые умные и тоже сильнейшие — Дракон Пустоты (по своей инициативе) и Обманщик (по своей инициативе), пока не осталось всего 4 звездных бога (Несущий Смерть, Потусторонний, Дракон Пустоты, Обманщик).

Из-за страдания молодых рас варп стал меняться. Варп измерение стало наводняться кошмарами, демонами и прочими ужасными тварями, родившимися в страданиях молодых рас. Древние начали искать возможность остановить страдания душ, изменяющих Варп, но было поздно.

Обитатели Варпа пытались найти трещины в барьере между мирами, ища путь в материальную Вселенную. Межгалактическая сеть варп-туннелей Древних была пробита и потеряна, величайшие творения и участки энергии наводнили кошмары, высвобожденные созданиями Древних.

К’тан предпочли избежать катастрофы, погрузившись в стазисные гробницы (вместе с Некронами) и запечатав их на миллионы лет. После междоусобной войны и до предательства некронов оставалось всего 4 К’тан[3]:

  • Несущий ночь (Несущий тьму) (англ. Nightbringer) — бог смерти и разрушений. В древности его облик оставил отпечаток в душах многих младших рас, как воплощение самой Смерти, вооружённой косой и одетой в черные лохмотья. Погрузился в стазис предпоследним из своих братьев, а вышел вторым. На языке Эльдар его зовут Каэлис Ра, что означает Уничтожитель Жизни. Сильнейший из всех К’тан (не только из выживших).
  • Лжец (англ. Deceiver) — бог коварства и хитрости. Погрузился в стазиз последним среди своих братьев, а вышел первым, и с тех пор затмевает разум своих врагов и использует их в своей паутине интриг. Обычно после выполнения своей миссии жертва погибает и её душа поглощается Обманщиком. Четвёртый по могуществу из всех К’тан (не только из выживших). На языке Эльдар его зовут Мефет Ран (что означает Сеющий Раздоры).
  • Дракон Пустоты (англ. Void Dragon) — бог знания и искушения. Был побеждён и заключён Императором в Лабиринт Ночи (лат. Noctis labyrinthus) на Марсе до Тёмной Эры Технологий, по неподтверждённым данным является Богом-Машиной, также известным, как Омниссия. Второй по могуществу из всех К’тан (не только из выживших).
  • Потусторонний (англ. Outsider) — бог отчаяния и безумия. К’тан являющийся безумным. Был побеждён и заключён Цегорахом в Сферу Дайсона. Обезумел от того, что частицы им же съеденных братьев начали терзать его разум, что и отразилось отрицательно на его психике. Третий по могуществу из всех К’тан (не только из выживших).

Осколки К’тан

Осколки К’тан (англ. C'tan shards) — все что осталось от некогда могущественных звездных богов. Теперь это лишь отражение их былых себя, частицы энергии, что пережили восстание некронов и в свою очередь были ими порабощены. Большинство из них теперь изнывают в неволе у своих бывших рабов и совершенно неспособны самостоятельно действовать без соответствующего приказа. Если осколок К’тан вздумает бунтовать или чрезвычайно разовьется в рамках своего тела, тогда автоматически активируются предохраняющие механизмы, утаскивая существо обратно в его гробницу, где оно будет томиться столетиями до тех довольно мрачных времен, пока вновь не понадобятся его услуги. Даже со всеми этими мерами предосторожности некроны опасаются использовать осколки К’тан в битве. Хотя возможность высвободиться незначительна, такой шанс все же есть, и то будет поистине чёрный день, когда тессерактовые лабиринты откроются и К’тан снова вырвутся в галактику.

Даже в ослабленном и полностью скованном состоянии осколки К’тан представляют существ практически безграничной силы. Они могут создавать энергетические разряды, управлять сознанием низших существ, манипулировать течением времени и изгонять врагов в альтернативные реальности. В действительности способности осколка К’тан ограничены лишь двумя вещами: его необъятным воображением и тусклыми воспоминаниями, переданными существом, от которого он откололся. В то время как ни один отдельный осколок К’тан не обладает всей памятью всемогущего существа, частью которого когда-то был, каждый обладает индивидуальностью и высокомерием того гораздо большего и могущественного создания. Хотя осколку К’тан по силе превратить танк в расплавленный шлак одним движением руки, скорее всего он сделает нечто другое, так как его прародитель нашёл бы иное решение ситуации, например, превратил экипаж в первичный бульон или обманом заставил их атаковать собственных союзников. Единственный способ уничтожить К’тан — пробить его некродермис, тело из живого металла, где заключена его сущность. Если некродермис разорван, осколок К’тан взрывается во вспышке ослепительной энергии, и тварь рассеивается галактическими ветрами.

В то время как действительно многие осколки К’тан теперь состоят на службе у некронов, это нисколько не означает, что последним подчинён весь их пантеон. Слухи о похожих на К’тан существах можно встретить по всей галактике, хотя многие из них всего-навсего проявляют непостижимые силы. В самом деле любые подобные создания — будь то порождённый варпом демон, энергетическая жизненная форма или пришелец с развитой технологией — можно ошибочно принять за К’тан, если наблюдатель примитивный, легковерный или просто недостаточно просвещенный. Эта противоречивая информация вызывает большую путаницу касательно точного числа и природы выживших К’тан даже среди эльдар. Хранимые в Чёрной Библиотеке записи противоречат тем, что есть у Ультвэ, а те в свою очередь расходятся с архивами Алайтока. Быть может существует четыре К’тан, четыре тысячи или любое другое число в этом промежутке. Однако все эльдар сходятся на том, что имеющиеся у Империума крупицы знаний настолько некорректны и спутаны, что, пожалуй, с каждым новым открытием все больше отдаляются от истины. Любой, кто ищет подтверждений существования К’тан, легко обнаружит их, но это скорее скажет о складе ума ищущего, чем о какой-либо ценности «доказательства».

Проявление мощи К’тан

Осколки К’тан — существа, обладающие силами менять саму реальность. Их способности многочисленны и разнообразны и схожи с теми, что имели породившие их сущности.

Известные К’тан и особенности их осколков
К’тан Прозвище Особенности
Мепхет’ран (Mephet’ran) Обманщик (the Deceiver) Великая иллюзия, рой призрачной пыли
Аза’город (Aza’gorod) Несущий Ночь (the Nightbringer) Смертельный взор, транспространственная молния
Лаш’уддра (Lash’uddra) Бесчисленный Рой (the Endless Swarm) Искривленный ландшафт, рой призрачной пыли
Ог’дриада (Og’driada) Воскресающий (the Arise) Термо-осколки, разумная сингулярность
Цара’нога (Tsara’noga) Потусторонний (the Outsider) Стрела времени, транспространственная молния
Иггра’нья (Yggra’nya) Формирователь (the Shaper) Разрушитель миров, искривленный ландшафт
Ньядра’зата (Nyadra’zatha) Пылающий (the Burning One) Властелин огня, термо-осколки
Маг’ладрот (Mag’ladroth) Дракон Пустоты (the Void Dragon) Энтропийное прикосновение, разумная сингулярность
Лланду’гор (Llandu’gor) Свежеватель (the Flayer)
целиком уничтожен
Частичный список возможностей осколков:
  • Энтропийное прикосновение — Металл разрушается в ужасных руках осколка К’тан.
  • Смертельный взор — Глаза чудовища горят тёмной энергией, когда он выпивает жизненную энергию из всех вокруг.
  • Великая иллюзия — Осколок К’тан плетет сети обмана, мешая врагу увидеть подлинное расположение войск некронов.
  • Властелин огня — Осколок К’тан представляет собой существо из пламени, способное управлять вражеским огнём.
  • Разрушитель миров — Раздробленные булыжники собираются и поднимаются, осыпая врагов осколка К’тан каменными глыбами.
  • Термо-осколки (pyreshards) — К’тан вызывает частицы горящей чёрной материи и направляет их во врагов.
  • Разумная сингулярность — Присутствие осколка К’тан дестабилизирует гравитационные силы, нарушая действие механизмов, телепортационных лучей и варп-прыжков.
  • Рой призрачной пыли — Клубящиеся вихри тьмы скрывают силуэт осколка К’тан от взора его врагов.
  • Стрела времени — Изменяя поток причинности и преображая течение времени, осколок К’тан забрасывает своего неприятеля обратно во тьму эпохи, предшествовавшей появлению времени.
  • Транспространственная молния — Осколок К’тан выпускает заряд потрескивающей энергии из протянутой ладони.
  • Искривленный ландшафт (writhing worldscape) — Естественный мир кривится в присутствии осколка К’тан, сама земля искажается и дрожит, когда физические законы, что составляют ткань мироздания не действуют.

Выжившие К’тан

Несущий Ночь

Несущий Ночь это воплощение смерти, бог, который наслаждается мучениями своих жертв, и который имеет силу гасить звезды. Он находит удовольствие в причинении боли и страданий, не только для того чтобы питаться ими, но и просто потому, что он может это сделать. Его взгляд несёт смерть, и его коса вкусила смерти целых цивилизаций. Могучие звездные корабли теряются на фоне его мощи, и он уничтожал целые звёздные системы по мановению своей руки, набивая свою утробу смертями миллиардов.

С уходом Некронтир и превращением их в Некронов, многие знания о звездных богах остались лишь в мифологии, но воплощения Несущего Тьму есть в коллективной психике почти всех разумных рас. Война между К’тан и Древними выпустила на свободу силы, которые в наше время трудно даже себе представить, и страдания древних рас были неисчислимы. Из всех звёздных богов, Несущий Ночь самый древний, и он причинил галактике наибольшие страдания, быстро поняв, что страх и боль есть самые сладкие из всех деликатесов.

Несущий Ночь всегда был древнейшим и сильнейшим из К’Тан. Именно Несущий Ночь первым воплотился в материальном мире.(вторым был Обманщик) Позднее, Несущий Ночь обратил свою силу против других, более слабых К’Тан, сильно сократив их число. В конце Войны в Небесах, когда К’Тан решили погрузиться в стазис, гробница Несущего Ночь в звездной системе Павонис была атакована крупным флотом Сланнов под предводительством Древнего Азерона. После короткого боя он и его слуги проиграли и Несущего Смерть заперли в варп, надеясь, что он там погибнет. Но Несущий Смерть пожирал всех своих оставшихся приближенных и на этой энергии остался жив и спал в Варпе миллионы лет. В 41 тысячелетии его разбудил еретик Де Валтос. Сейчас Несущий Смерть странствует по Галактике и набирает слуг(одновременно приходя в себя от комы), готовясь вновь утопить Галактику в огне.

Обманщик

Некронтир назвали его Мефет’ран, что означает «Вестник», а эльдар прозвали его Богом-Шакалом. Самый древний после Несущего смерть, Обманщик был сильнее многих К’тан, но Несущий Смерть, Дракон Пустоты и Потусторонний были сильнее и чтобы иметь больше власти, он вынужден был хитростью добиваться своих целей.

Величайшие достижения Обманщика были созданы из обмана и лжи, свою империю он построил на недоверии и манипуляциях. Незаметная и харизматичная, его сеть полуправды и возмутительной лжи привела многие планеты к гибели и многих великих лидеров в рабство, и все это только ради его удовольствия. В какой-то степени его хитрость и интриги приносили больше боли молодым расам, чем некроны и их технологии.

В давние времена, ещё тогда, когда Некронтир были одеты в плоть, другие К’тан научились защищаться от его влияния. Эти К’тан были уничтожены Обманщиком собственноручно (кроме Дракона Пустоты, Несущего Смерть и Потустороннего), те же которые не могли защищаться от его влияния, подталкиваемые им, сражались друг с другом.

Пришествие божества стало великим праздником для Некронтир — его переход из газообразной в возможную среди них форму и та легкость, с которой он приспособился к миру материи, вселили в них благоговейный страх и трепет. Они назвали его Мефет’ран, или Вестник, и верили, что он послужит связным между ними и прочими богами. Когда остальные К’тан стали собирать последователей и почитателей, Вестник превзошёл их всех. Тогда как остальные боги казались Некронтир слишком отчужденными и внушающими ужас, Мефет’ран говорил с ними на языке, который они понимали. Вестник никогда не был достаточно сильным среди сильнейших собратьев богов, и свою власть он поддерживал умением и хитростью. Обманщик вторым воплотился в материальном мире(первым был Несущий Смерть). В конце Войны в Небесах, когда К’тан погружались в спячку, его мир гробница была атакована крупным флотом Сланнов под предводительствм Древнего Азерона. Но Обманщик выжил, пожрав своих самых приближенных воинов(тем самым создавая видимость, что все войска уничтожены), оставил свою гробницу врагам и смог погрузиться в запасную гробницу. Недавно он был разбужен считающей его своим богом расой. Теперь Обманщик путешествует по Галактике, его шпионы и агенты есть повсюду — он готовится вновь погрузить Галактику в огонь.

Потусторонний

Потусторонний (или «Тот-кто-вовне») — самый непознаваемый из К’Тан. Фрагменты информации, которые можно извлечь из Внутренних Кругов Эльдар, рассказывают о великой войне за господство между К’тан.[4] Кочевые арлекины хранят легенду, которую они пересказывают не чаще чем раз в столетие, повествующую о лунатизме Потустороннего. Легенда рассказывает о том, как Смеющийся Бог обманом убедил Потустороннего пожирать своих братьев — вечная борьба между К’тан за власть была залогом успеха обмана. Но фрагменты тех, кого он пожрал, остались внутри его сущности, как осколки стекла. Злобное веселье Смеющегося Бога вызывало стойкую ненависть в душе Потустороннего, и арлекины говорят о том, что одной тёмной ночью он вернётся, чтобы получить свою месть. Дольше всех был на свободе и не впадал в стазис (вместе с Драконом Пустоты).

Дракон Пустоты

Дракон Пустоты (или Призрачный Дракон) — К’Тан, владеющий тайнами технологий. Ему подчиняются машины, и есть подозрение, что сам «Бог из машины» — не более чем одно из его обличий. Дракон Пустоты всегда был мудрейшим из К’тан. У Адептус Механикус, которые не верят в то, что Император является аватарой Бога Машины, есть легенда, что настоящий Бог-Машина находится на Марсе. Во время Войны в Небесах именно он предложил изолировать Варп от реальности. Дракон Пустоты сильнее многих К’тан, но всегда опасался Несущего Ночь и часто пытался его уничтожить. Является создателем Некронов. Дольше всех находился на свободе и не впадал в стазис (вместе с Потусторонним). Возможно, до сих пор находится на Марсе.

Случаи, связанные с К’тан

Инквизиция часто прибегает к услугам элитных наёмных убийц для устранения нежелательных личностей. Члены Оффицио Ассасинорум используют оружие Фазовый меч К’тан (англ. C'tan Phase Sword). Неизвестно, каким образом данное оружие связано с самими К’тан, но когда оно соприкасается с их телами из некродермиса, оно поглощается ими, как будто всегда было одним целым с К’тан.

Напишите отзыв о статье "К'тан"

Примечания

  1. Чемберс Энди, Хейнс Пит, Макнейл Грэм и ХоарЭнди. 2002год. Кодекс: Некроны (3-е изд.). Ноттингем: Games WorkshopChambers, Andy ; Haines, Pete, McNeill, Graham, and Hoare, Andy (2002). Codex: Necrons (3rd ed.) ISBN 1-84154-190-7.
  2. (Август 2002) «Chapter Approved: Codex: Necrons designers' notes». White Dwarf (Games Workshop) 271.
  3. Кодекс Некронов, 3-я редакция
  4. [www.gamer.ru/games/467-warhammer-40-000-dawn-of-war/posts/41734 Некроны — Warhammer 40,000: Dawn of War — Игры Gamer.ru: сообщество игроков, описание браузерных игр, онлайн игры, рейтинг игр, социальная сеть игроков, видеообзоры игр, карто …]

Ссылки

  • [wh40k.lexicanum.com/wiki/C%27tan Неофициальная энциклопедия Warhammer 40,000]
  • Кодекс некронов 3-е издание
  • [wh40k.lexicanum.com/wiki/Mechanicum_(Novel) Роман Механикум]
  • [www.lki.ru/text.php?id=1707]
  • [ru.sci-fi.wikia.com/wiki/К-Тан]
  • [dreamworlds.ru/intersnosti/48740-warhammer-rassvet-ktan.html]
  • [forums.warforge.ru/index.php?showtopic=121806]

Отрывок, характеризующий К'тан

– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.