Катастрофа Ил-76 под Ленинаканом (1988)

Катастрофа под Ленинаканом
Ил-76М советских ВВС
Общие сведения
Дата	11 декабря 1988 года
Время	06:22 МСК
Характер	CFIT (врезался в гору)
Место	в 15 км от Ленинакана (АрмССР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ил-76М
Принадлежность	ВВС СССР, 128 втап (авиабаза Паневежис)
Пункт вылета	Бина, Баку (АзССР)
Пункт назначения	Ширак, Ленинакан (АрмССР)
Бортовой номер	СССР-86732
Дата выпуска	1978 год
Пассажиры	69
Экипаж	9
Погибшие	77
Выживших	1

Не путать с катастрофой Ил-76 Аэрофлота в 1989 году

В воскресенье 11 декабря 1988 года под Ленинаканом при заходе на посадку потерпел катастрофу Ил-76М, в результате чего погибли 77 человек. Это крупнейшая авиакатастрофа в Армении.

Катастрофа

Ил-76М с бортовым номером СССР-86732 (заводской — 083413388, серийный — 10-07) выполнял рейс по доставке из Баку в Ленинакан военнослужащих, призванных из запаса для участия в ликвидации последствий Спитакского землетрясения. Пилотировал его экипаж из 9 человек, а всего на борту находились 69 пассажиров.

На посадку в высокогорный аэропорт Ленинакана самолёт заходил ночью и в сложных метеоусловиях при горизонтальной видимости 5 километров. В процессе снижения до высоты круга (1100 метров), Ил-76 врезался в гору и разрушился. В катастрофе выжил только один из пассажиров (спал в кабине перевозимого автомобиля КамАЗ), Фахреддин Бабаев (скончался в 2011 году) все остальные 77 человек погибли.

Причины

Официально причиной катастрофы стала неправильная установка высотомеров экипажем. Хотя диспетчер передал экипажу давление аэродрома 634 мм рт.ст. и второй пилот его записал, однако позже на высотомерах было выставлено значение 734 мм рт.ст., то есть на 100 мм выше, что привело к завышению показаний на 1100 метров. Непосредственно при столкновении с горой высотомер показывал значение 1425 метров. Основной причиной таких нарушений могла стать высокая усталость экипажа, который не успел как следует отдохнуть, так как в предыдущие сутки выполнял большое число рейсов.

См. также

• Катастрофа Ил-76 под Ленинаканом (1989)

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-76 под Ленинаканом (1988)

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.