Катастрофа DC-9 под Мария-ла-Баха

Рейс 256 Intercontinental de Aviación
DC-9-10 компании Inter
Общие сведения
Дата	10 января 1995 года
Время	19:38
Характер	Врезался в землю
Причина	Отказ высотомера, дезориентация экипажа
Место	близ Мария-ла-Баха, Боливар (Колумбия)
Воздушное судно
Модель	DC-9-14
Авиакомпания	Intercontinental de Aviación
Пункт вылета	Богота
Пункт назначения	Картахена
Рейс	ITC256
Бортовой номер	HK-3839X
Дата выпуска	15 февраля 1966 года
Пассажиры	47
Экипаж	5
Погибшие	51
Выживших	1

Катастрофа DC-9 под Мария-ла-Баха — авиационная катастрофа пассажирского самолёта McDonnell Douglas DC-9-14 авиакомпании Intercontinental de Aviación, произошедшая во вторник 10 января 1995 года близ городка Мария-ла-Баха (департамент Боливар, Колумбия). В происшествии погиб 51 человек, единственная выжившая — 9-летняя девочка.

Самолёт

Douglas DC-9-14 (заводской номер — 45742, серийный — 26) был выпущен McDonnell Douglas 15 февраля 1966 года и изначально имел бортовой номер N8901E. Его два двигателя были модели Pratt & Whitney JT8D-7A и развивали силу тяги по 12 600 фунтов. 26 апреля самолёт был передан Eastern Air Lines. 27 апреля 1970 года он был взят в лизинг у McDonnell Douglas компанией Delta Air Lines, а 23 апреля 1971 года — Eastern Air Lines. 31 мая 1979 года DC-9 приобрела Texas International Airlines, а 31 октября 1982 года — Continental Air Lines, которая присвоила ему имя City of Mexico City. Также в последней была произведена модернизация двигателей, которые были доработаны до модели JT8D-7B. Также конфигурация салона самолёта сменилась на F8Y75, то есть пассажировместимость составляла 83 места (8 мест первого класса и 75 мест экономкласса). Стоит отметить, что во всех перечисленных авиакомпаниях DC-9 эксплуатировался с неизменным бортовым номером — N8901E. Наконец 29 апреля 1993 года его приобрела колумбийская Intercontinental de Aviación (сокр. Inter), где бортовой номер всё же был изменён на HK-3839X. Всего на момент катастрофы почти 29 летний авиалайнер имел 65 084 часа налёта и 69 716 посадок.

Катастрофа

Самолёт выполнял рейс ITC256 из Боготы в Картахену, а пилотировали его командир (КВС) Андреас Патакон (англ. Andrés Patacón) и второй пилот Луис Риос (исп. Luis Ríos). В салоне работали стюардессы Клаудия Дуартэ (исп. Claudia Duarte), Далия Мора (исп. Dalia Mora) и Заида Таразона (исп. Zaida Tarazona). Изначально самолёт должен был вылететь в 12:10, но из-за обнаруженной в предыдущем рейсе неисправности был задержан. В 18:45, после более чем 6-часовой задержки, DC-9 вылетел из аэропорта Боготы и после быстрого набора высоты в 19:09 занял эшелон 310 (31 тысяча футов или около 9450 метров). На его борту находились 47 пассажиров-колумбийцев.

Было уже темно, когда в 19:26 диспетчерский центр в Барранкилье дал разрешение снижаться до эшелона 140 (14 тысяч футов или 4230 метров) с докладом о прохождении эшелона 200 (20 тысяч футов или 6100 метров). В 19:33 пилоты доложили о прохождении эшелона 200, на что получили указание переходить на связь с Барранкилья-подход. Через минуту экипаж получил разрешение снижаться до 8 тысяч футов (2440 метров) с докладом о прохождении 12 тысяч (3660 метров). Экипаж подтвердил получение информации, что стало последней передачей с самолёта.

В 19:38 с диспетчером связался экипаж самолёта Cessna Caravan, который выполнял рейс 209 компании Aerocorales. Пилоты сообщили, что видели огни быстро снижающегося самолёта, а затем взрыв на земле. DC-9 врезался в болото в 56 километрах от аэропорта Картахены и близ городка Мария-ла-Баха. От взрыва самолёт разрушился на три части, при этом погиб 51 человек: 46 пассажиров и все 5 членов экипажа.

Но один человек выжил в происшествии. Им стала 9-летняя девочка Эрика Дельгадо Гомес (исп. Erika Delgado Gomez), которая летела вместе с родителями и младшим братом. При ударе взрыв отбросил её в сторону на растительную кучу, тем самым откинув от огня, а трава смягчила удар, в результате чего у девочки была сломана только рука. Там её и нашёл один из прибежавших на помощь местный жителей. Также девочка рассказала о мародёрстве на месте падения авиалайнера и что непосредственно у неё украли подаренное отцом ожерелье. Позже факт мародёрства был подтверждён, а девочка попросила вернуть ей ожерелье, но безуспешно.

Причины

Так как пилот Цессны сообщил о наблюдаемом взрыве, то сперва возникли подозрения о теракте, как в случае с катастрофой Boeing 727 в 1989 году. Однако позже было установлено, что самолёт разрушился при ударе о землю, а следов взрывчатых веществ не было обнаружено. Наиболее вероятной причиной был назван сбой высотомера № 1, который застыл на показании 16 200 футов (4938 метров). Высотомер № 2 (со стороны второго пилота) работал нормально, но не работала его подсветка, а потому экипаж не мог сравнить их показания. Катастрофе во многом способствовало отсутствие радиолокационного наблюдения в этом районе и ясная погода (последнее расслабило экипаж и уменьшило его сосредоточенность), а также недостаточная тренировка экипажей в авиакомпании по сложившейся ситуации. Кроме того, не удалось определить, сработала ли сигнализация опасного сближения с землёй, или экипаж не успел вовремя на неё отреагировать.

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19950110-1 Aircraft accident Douglas DC-9-14 HK-3839X Maria La Baja] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 13 июня 2013. [www.webcitation.org/6HMmjgPsx Архивировано из первоисточника 14 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-9 под Мария-ла-Баха

«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.