Катенин, Александр Андреевич

Александр Андреевич Катенин
Оренбургский и Самарский генерал-губернатор
7 апреля 1857 — 24 июня 1860
Монарх:	Александр II
Предшественник:	Василий Алексеевич Перовский
Преемник:	Александр Павлович Безак
Рождение:	Клусеево, Чухломской уезд, Костромская губерния
Смерть:	Оренбург
Место погребения:	Клусеево
Отец:	Андрей Фёдорович Катенин
Мать:	Ирина Юрьевна Лермонтова
Супруга:	Варвара Ивановна Вадковская
Дети:	Николай, Андрей, Александр
Образование:	Горный кадетский корпус
Военная служба
Годы службы:	1818—1860
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	пехота
Звание:
Командовал:	Преображенский полк; отдельный Оренбургский корпус
Сражения:	Русско-турецкая война 1828—1829; Польский поход 1831 г.; Кавказская война; Среднеазиатские походы
Награды:

Александр Андреевич Катенин (1800 или 28 июня 1803, Клусеево, Костромская губерния — 24 июня [6 июля] или 3 [15] июля 1860) — генерал от инфантерии; оренбургский и самарский генерал-губернатор.

Биография

Родился в дворянской семье в 1800 году в Кинешемском уезде Костромской губернии. Образование получил в Горном кадетском корпусе, из которого в 1818 году поступил подпрапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк.

Участвовал в русско-турецкой войне 1828—1829 годов, в подавлении Польского мятежа в 1831 году. За отличие при штурме Варшавы награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом. В 1832 году получил чин капитана.

В 1835 году Катенин на Калишских манёврах обратил на себя внимание императора Николая I и был назначен к нему флигель-адъютантом. Два года спустя Катенин уже полковник, а в 1839 году назначен комендантом Императорской главной квартиры, но в том же году переведён на Кавказ, где в должности начальника штаба 1-го пехотного корпуса принял участие в военных действиях против горцев и за отличие при Ахульго награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость».

В 1842 году Катенин был назначен начальником штаба отдельного гренадерского корпуса, на следующий год уже был генерал-майором.

12 января 1846 года Катенин был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 7380 по списку Григоровича — Степанова).

В 1848 году назначен командиром Лейб-гвардии Преображенского полка, через год удостоен чина генерал-адъютанта и в 1852 году назначен дежурным генералом при Главном штабе Его Императорского Величества.

В 1853 году произведён в генерал-лейтенанты; в следующем году на него возложено исполнение обязанностей товарища военного министра с оставлением в должности дежурного генерала.

В 1856 году был уволен со всех должностей и 7 апреля 1857 года назначен командиром отдельного Оренбургского корпуса и Оренбургским и Самарским генерал-губернатором.

О назначении Александра Андреевича Катенина генерал-губернатором известный военный историк Николай Гаврилович Залесов, служивший в то время офицером Генерального штаба при отдельном Оренбургском корпусе, в своих «Записках» вспоминал:

«В конце 1856 года разнёсся положительный слух, что на место Перовского назначается Катенин, а в январе 1857 года Катенин был уже в Оренбурге, приехав туда ненадолго для предварительного знакомства с краем. Александр Андреевич Катенин, красивый собою господин с прекрасным даром слова, с придворными мягкими любезными манерами, менял свой пост дежурного генерала на место Оренбургского и Самарского генерал-губернатора. Если эта мена и происходила отчасти по желанию военного министра, знаменитого Сухозанета, то в такой же степени и по желанию самого Катенина. Любимец императора Николая, всегдашний партнёр его за картами, Катенин, командуя Преображенским полка, умел так ловко представлять свою часть покойному царю, что полк этот постоянно оказывался лучше всех».

Назначение Катенина в Оренбургский край совпало с крайним развитием дерзких набегов киргизов на селения и форпосты Оренбургской линии и грабежей караванов. Крутые меры его предшественника, графа Василия Алексеевича Перовского, не смогли обуздать хищников и лишь озлобили их. Катенин тотчас же циркулярно оповестил киргизов, что если они смирятся, то будут прощены. Первым отозвался на призыв главный организатор разбойничьих набегов Исет Кутебаров, который писал «справедливейшему генерал-адъютанту Катенину», что причиной неудовольствия киргизов были суровые меры его предшественника и обещал смириться. Катенин вызвал его к себе «не как к грозному начальнику, а как к доброму отцу, который радуется, когда может простить заблудших детей своих», и, ласково приняв Кутебарова, склонил его быть верным слугою государя. Пример Кутебарова повлиял на других, и набеги сильно сократились.

Для полного умиротворения края Катенин объехал его и предпринял ряд мер к развитию промышленности и распространению грамотности. Им было организовано в 1858 году пароходство по реке Белая, вошедшее в связь с пароходствами по рекам Волга и Кама, в том же году был учреждён почтовый тракт между Орской крепостью и фортом Перовский. Только на одних форпостах им было устроено до 80 школ, не считая городских училищ для детей обоего пола в городах и крупных станицах.

Изменена была и политика по отношению к среднеазиатским ханствам. В октябре 1857 года Катенин представил свои соображения по этому предмету министрам военному и иностранных дел. Предложения Оренбургского генерал-губернатора совпали с намерениями правительства, и Александру Катенину было поручено составить письменные инструкции для предполагаемой миссии.

После продолжительной переписки между министерствами и оренбургским генерал-губернатором вопрос о снаряжении новой миссии в Среднюю Азию в конце концов решился положительно. Начальником её и полномочным представителем русского правительства был назначен полковник Николай Павлович Игнатьев, а секретарём — Егор Борисович Килевейн. Посольство посетило Хиву и Бухару, Николаю Игнатьеву удалось подписать торговые договора с обоими ханами. Несмотря на кажущийся полный успех посольства Игнатьева, сами члены миссии в отношении исполнения бухарцами и хивинцами записанных на бумаге договорённостей были настроены весьма скептически.

Весной 1859 года были снаряжены две научные экспедиции в Среднюю Азию: одна под начальством Алексея Ивановича Бутакова для завершения исследований Аральского моря и устьев реки Аму-Дарья, а вторая экспедиция, под начальством Виктора Дезидерьевича Дандевиля, — для описи Мангышлакского берега Каспийского моря.

5 декабря 1858 года был избран почётным членом Российской Академии наук.

Возвращаясь из инспекционной поездки по землям Уральского казачьего войска, в Уральске А. А. Катенин, в мундире, несмотря на сильнейшую жару, произвёл смотр войск. На подъезде к Оренбургу почувствовал себя нездоровым и 24 июня 1860 года, в первую же ночь по приезде в город, умер от аневризмы.

Похоронен в родовой усыпальнице Катениных в с. Клусееве.

Семья

Отец — Андрей Фёдорович Катенин (1768—1835).

Мать — Ирина Юрьевна (урождённая Лермонтова; 1771—1818), дочь Юрия Матвеевича Лермонтова (1730—?) и Федосьи Кирилловны (урожд. Постниковой).

Братья:

• Михаил (1810—1866), генерал-майор, наказной атаман Оренбургского казачьего войска;
• Фёдор.

Сёстры: Софья, Анна, Мария.

Жена (с 20.9.1842) — Варвара Ивановна (урождённая Вадковская; 1821—1863), дочь полковника Ивана Фёдоровича Вадковского (1790—1849) и Елизаветы Александровны (урожд. Молчановой); фрейлина.

Дети:

• Николай (1844—?)
• Андрей (1846—?)
• Александр (1849—1917; похоронен на сельском кладбище в Клусеево) — член Совета министров, затем управляющий по делам печати, начальник департамента здравоохранения; тайный советник.

Двоюродный брат — Павел Александрович Катенин (1792—1853) — поэт, драматург; участник Отечественной войны 1812, один из руководителей тайной декабристской организации Военное общество.

Память

Именем Катенина был назван станичный посёлок во втором военном отделе Оренбургского казачьего войска.

Литература

• [costroma.k156.ru/d/06_kateniny.html Катенины] // Григоров А. А. Из истории костромского дворянства / Сост., вступ. ст. и примечания Н. А. Зонтикова. — Кострома, 1993. — С. 96—116. — ISBN 5-7184-0005-9.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004002282#?page=161 Катенин, Александр Андреевич] // Военная энциклопедия. — СПб.: Т-во И. Д. Сытина, 1913. — Т. 12. — С. 455.
• Катенин, Александр Андреевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1897. — Т. 8: Ибак — Ключарев. — С. 547.
• Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. — СПб., 1903. — Т. 1.
• Семёнов В. Г., Семёнова В. П. [procella.ru/index.php?do=person&view=11368 Катенин Александр Андреевич] // Губернаторы Оренбургского края. — Оренбург: Кн. изд-во, 1999. — С. 230—238. — 5000 экз. — ISBN 5-88788-013-9.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869.
• Чернов И. В. [elib.shpl.ru/ru/nodes/14476-vyp-18-zapiski-general-mayora-ivana-vasilievicha-chernova-1907#page/1/mode/grid/zoom/1 Записки генерал-майора Ивана Васильевича Чернова //Труды Оренбургской Ученой Комиссии. Вып. XVIII. — Оренбург, 1907 — 224 с., 18 л. ил., портр.]

Ссылки

• [www.regiment.ru/bio/K/41.htm Катенин Александр Андреевич]. Русская императорская армия. Проверено 11 сентября 2016.

Отрывок, характеризующий Катенин, Александр Андреевич

Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.