Кизил обыкновенный

Кизил обыкновенный
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Растения Отдел:  Цветковые Класс:  Двудольные Надпорядок:  Asteranae Порядок:  Кизилоцветные Семейство:  Кизиловые Подсемейство:  Кизиловые Род:  Кизил Вид:  Кизил обыкновенный
Международное научное название
Cornus mas L.
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе </tr> GRIN   [npgsweb.ars-grin.gov/gringlobal/taxonomydetail.aspx?id=11563 t:11563] IPNI   [www.ipni.org/ipni/simplePlantNameSearch.do?find_wholeName=Cornus+mas&output_format=normal&query_type=by_query&back_page=query_ipni.html ???] TPL   [www.theplantlist.org/tpl1.1/search?q=Cornus+mas ???]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Кизи́л обыкнове́нный, или мужско́й (лат. Córnus mas) — кустарник или небольшое дерево; вид рода Кизил семейства Кизиловые.

Название

В тюркских языках слово «кизил» означает «красный». Плоды кизила получили такое название благодаря своей насыщенной алой окраске. Алый цвет указывает на высокое содержание P-активных веществ (антоцианов); плоды кизила богаты также витамином C и пектиновыми веществами.

Макс Фасмер в «Этимологическом словаре русского языка» указывает, что слово кизил (или кизиль) заимствовано из турецкого, уйгурского или чагатайского языков, где kyzyl означает красный, или происходит от тур. kyzylǯyk — кизил, а также от тур. kyzylǯyk аɣаǯу — дёрен, кизиль.

Географическое распространение

Естественные заросли кизила широко распространены на Кавказе, но культурные формы его, помимо этого географического района, известны также в Молдавии, Украине, Крыму и отчасти на Нижней Волге и в Средней Азии. В садах любителей встречается в средней полосе России и даже под Санкт-Петербургом.

Ботаническое описание

Ботаническая иллюстрация из книги О. В. Томе «Flora von Deutschland, Österreich und der Schweiz», 1885

Листопадное дерево высотой 5—6 м или многоствольный кустарник высотой 3—4 м. Корневая система мочковатая, в основном на глубине 40 см.

Ветви горизонтально распростёртые, с черноватой корой. Листья супротивные, простые, длиной 3,5—8 см, овальные, блестящие, ярко-зелёные, с тремя—пятью парами жилок.

Цветки мелкие, золотисто-жёлтые, обоеполые, собраны в зонтичные соцветия; в зонтике 15—25 цветков. Цветок правильный, обоеполый, чашечка едва заметная о четырёх зубчиках, венчик жёлтый о четырёх лепестках, тычинок четыре, завязь нижняя двугнёздная, столбик простой, у основания его развит мясистый диск. Цветёт до распускания листьев в апреле при температуре 8—12 °C, цветение растянуто на 10—14 дней.

Плод — сочная костянка, косточка удлинённо-овальная. Плоды кизила имеют различную форму и величину. Они бывают коротко- и длинноовальными, шаровидными и грушевидными. Поверхность плода гладкая, бугристая, слабобугристая; окраска светло-красная, красная, тёмно-красная, тёмно-фиолетовая и почти чёрная. Средняя масса плода 2—6 г. Вес 100 плодов вместе с косточками колеблется в зависимости от их величины и формы — от 190 до 400 г. Вес мякоти от веса плода составляет от 68 до 88 %. Плоды созревают в конце августа — в сентябре.

Биологические особенности

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

К почвам нетребователен, однако предпочитает лёгкие, плодородные с хорошей аэрацией и при рН 5,5—6.

Растение сравнительно засухоустойчивое; выдерживает морозы до −32… −35 °C, при вымерзании способно восстанавливать крону из прикорневой поросли. В Подмосковье растения кизила относительно легко переносят зимы. Побеги, как правило, успевают полностью вызреть, и лишь в отдельные годы возможны небольшие обмерзания, после которых кизил быстро восстанавливается. Растение может пострадать от возвратных заморозков из-за очень раннего начала цветения.

Размножают кизил семенами, корневыми отпрысками, отводками, черенками, прививкой.

Растения, выращенные из семян, вступают в плодоношение на пятый — шестой год, в то время как выращенные от вегетативного размножения — на второй — третий год.

Урожайность высокая: в возрасте 12 лет — 25—30 кг, в возрасте 25 лет — до 100 кг. Кизил — долгожитель, живёт от 120 до 250 лет.

В условиях средней полосы России вредителей и болезней на кизиле не обнаружено.

Ветвь с плодами; плод и семена

Плодовые сорта

Имеется ряд плодовых сортов. Например, 'Red Star' ('Vidubetskii'), 'Helen', 'Jolico', 'Ukraine'. Есть сорта с цветными плодами, белыми — 'Alba', или даже с сине-фиолетовыми — 'Violacea'. Есть сорта с обычными эллипсоидальными ягодами, но встречаются сорта с шаровидными или грушевидными плодами.

Выращивание

Кизил обыкновенный имеет хорошо развитую мочковатую корневую систему, при пересадке страдает от подсушивания, что приводит к плохому приживлению саженцев. Поэтому саженцы кизила, как и других плодовых пород, необходимо обрезать, чтобы сбалансировать надземную и корневую системы растения. С другой стороны, мочковатая корневая система кизила развивается в верхнем слое почве, в результате чего кизил в первые годы после посадки страдает от недостатка влаги, особенно на легких (песчаных) почвах. В этих условиях растение необходимо чаще поливать.

Пересадку взрослых (в 7—15-летнем возрасте) плодоносящих растений кизил переносит успешно. Делать это нужно осенью, но прежде необходимо провести «омолаживающую» обрезку. Если кизил сформирован в виде куста, необходимо дополнительно удалить один-два ствола и сохранить на новом месте предварительную ориентацию растения в пространстве и хорошо полить. Плодоношение таких деревьев восстанавливается через год.

Чтобы ускорить плодоношение сеянцев кизила, необходимо ужесточить условия растениям: снизить уровень обеспечения питательными веществами и влагой, особенно во второй половине лета, поскольку именно эти факторы способствуют росту вегетативных частей и затягивают начало плодоношения.

Хозяйственное значение и применение

Кизил был известен человеку ещё в глубокой древности. Косточки его обнаружены в Швейцарии в постройках, насчитывающих пятитысячелетнюю давность. Известно, что древние греки и римляне солили кизил, как маслины.

Пищевое применение

Сочные костянки кизила имеют приятный аромат, кисло-сладкий, терпкий, вяжущий вкус. Кизил используют в свежем и переработанном виде в кулинарии, кондитерской и консервной промышленности. Из кизила варят варенье, делают повидло, джем, желе, применяют для приготовления соков, сиропов, компотов, безалкогольных напитков, ликёров, вин. На Кавказе очень популярны сушёные туршу и лаваш. В туршу обычно содержится 10—15 % кислот, 30—40 % инвертного сахара. Лаваш — это тонко раскатанная сухая пастила, приготовленная из протёртой массы мякоти дикорастущих или культурных форм плодов кизила. Обычно лаваш содержит 15—22 % воды, 12—16 % кислот, 35—40 % общего сахара.

В пищу используется не только мякоть плода, но и косточки, которые служат сырьём для приготовления суррогата кофе. Листья кизила заваривают вместо чая. Иногда плоды добавляют к мясным и рыбным блюдам и супам как приправу.

Применение в медицине

Кизил обладает лечебными свойствами: отвар из листьев помогает при кишечных заболеваниях, отвар из сухих плодов применяют как противолихорадочное средство при простудах и для аппетита. Кизил также известен как противодиабетическое средство.

Биологически активные компоненты, входящие в состав ягод, нормализуют артериальное давление, предупреждают склероз, кроме того, ягоды применяют как общеукрепляющее, тонизирующее, противовоспалительное средство, при заболеваниях желудочно-кишечного тракта.

По содержанию витамина С плоды кизила превосходят лимон, рябину и крыжовник. Считается, что плоды кизила повышают аппетит. Они имеют противоцинготное, жаропонижающее и вяжущее действие. Кизил применяют как профилактическое средство при опасности отравлений ртутью, свинцом и др., так как пектины, содержащиеся в плодах кизила, связывая вредные вещества, помогают их выведению из организма. Настой из ягод применяют при желудочно-кишечных расстройствах. Он обладает вяжущими и фитонцидными свойствами.

Кизиловые косточки считаются в народной медицине средством от геморроя.

Применение в декоративном садоводстве

Растения кизила очень декоративны благодаря своему раннему и обильному цветению, густой интенсивно-зелёной листве, ярким, красивым плодам. Они хорошо переносят стрижку, устойчивы к пыли и газам. Их используют на солнечных и полутенистых участках для создания живой изгороди, подпушки деревьев, групп кустарников.

Другое применение

Дубильные вещества в коре и листьях кизила ценятся в кожевенном производстве. Кожа, обработанная этими веществами, отмечается оригинальным серо-зеленым оттенком. Во время цветения кизил — отличный медонос.

Древесина кизила отличается особо ценными свойствами, плотная и твёрдая. В литературе имеются сведения о том, что прежде для изготовления механизма часов колёсики делали из древесины кизила. В одной из археологических раскопок в слоях бронзового века была обнаружена рукоятка меча из кизиловой древесины. Из неё же в недалёком прошлом делали пуговицы, а в Дагестане были мастера, славившиеся изготовлением кизиловых тростей. Древесина употребляется также для изготовления музыкальных инструментов.

Из косточек в Турции делали чётки.

Кизил в мифах и легендах

Согласно древнеримской легенде, появился кизил из копья Ромула, основателя Рима. Он очертил сначала границы будущего города, а потом с силой воткнул копьё в землю, и оно расцвело кизило­вым деревцем.

Шайтанова ягода — «народное» название кизила, имеющее распространение на Кавказе и в Крыму. Согласно легенде, Аллах раздавал всем существам по растению для выращивания. Тогда к нему пришел Шайтан и попросил кизил, решив, что поскольку тот рано цветёт, значит и урожай дает раньше всех. Но кизил как раз долго стоит с зелёными ягодами и созревает очень поздно, что сильно рассердило Шайтана. Он плюнул в куст так, что ягоды почернели, и отдал кизил людям. С тех пор они с удовольствием собирают и едят спелые тёмные ягоды кизила осенью.

Литература

• Бахтеев Ф. Х. Важнейшие плодовые растения. (Пособие для учителей). — М.: Просвещение, 1970. — С. 121—123. — 351 с.
• Юрина Л. В. Садовые новинки. — М.: Астрель; АСТ, 2002. — С. 146—150. — 272 с.

Ссылки

• Кизил обыкновенный // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span> (Проверено 27 февраля 2010)
• Кизил // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.  (Проверено 27 февраля 2010)

Отрывок, характеризующий Кизил обыкновенный

Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.