Колмаков, Пётр Иванович

	Пётр Иванович Колмаков
Дата рождения	5 сентября 1914
Место рождения	село Тесь, Енисейская губерния ныне Минусинский район, Красноярский край
Дата смерти	22 октября 1997 (83 года)
Место смерти	город Минусинск, Красноярский край
Принадлежность	СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1936—1939, 1941—1945
Звание	Капитан
Часть	1348-й стрелковый полк 399-й стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта
Командовал	ротой
Сражения/войны	Бои на Халхин-Голе; Великая Отечественная война
В отставке	водитель скорой помощи

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Колмаков.

Пётр Иванович Колмаков (1914—1997) — Герой Советского Союза (1945), командир роты 1348-го стрелкового полка 399-й стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта, капитан.

Биография

Родился 5 сентября 1914 года в селе Тесь Енисейской губернии в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1943 года. Отец погиб в 1920 году в Гражданскую войну, и его воспитывала мать. После трёх классов вместе с матерью переезжает в Минусинск, где заканчивает среднюю школу, школу ФЗУ и поступает на работу на мельзавод. Там же вступил в комсомол. В Красную армию призван в 1936 году. Участвовал в боях на Халхин-Голе, был ранен.

Участие в Великой Отечественной войне

В 1941 году окончил военно-политическое училище и в августе 1941 года попал на фронт. Воевал под Сталинградом, под Вязьмой, на Курской дуге. Освобождал Белоруссию и Польшу. Командир роты 1348-го стрелкового полка 399-й стрелковой дивизии 48-й армии 1-го Белорусского фронта капитан Колмаков отличился в Белорусской операции. Действуя в составе танкового десанта, 3 сентября 1944 года отразил ряд атак превосходящих сил противника у населённого пункта Гуры западнее города Остров-Мазовецкий и нанёс врагу значительный урон в живой силе и технике. Тем самым была создана благоприятная обстановка для форсирования реки Нарев главными силами полка.

Подвиг

3 сентября 1944 года при прорыве вражеской обороны под Островом-Мазовецким Белостокской области рота капитана Колмакова находилась на танках и смело шла в прорыв, нанося фашистским тылам большой урон. Под деревней Гуры (Gory, Польша), когда танковый десант прорвался на глубину 8-10 километров, фашисты, скопив силы, решили отрезать его. Капитан Колмаков получил приказ: удерживать фланг полка и отбросить фашистов. Умелым манёвром Колмаков и его солдаты подошли к противнику вплотную и заняли оборону. Немцы пытались сломить сопротивление смельчаков, но ни один из героев не сделал шагу назад. Измотав противника, командир с пистолетом в руках крикнул «За Родину!», поднял бойцов в атаку на врага и отбросил противника на 2-3 километра, тем самым обеспечив полку форсирование реки. За этот подвиг указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года капитану Колмакову Петру Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза.

После войны

Боевой путь капитан Колмаков закончил в Кёнигсберге. После ранения демобилизован и вернулся в Минусинск. До выхода на пенсию работал водителем скорой помощи. Принимал активное участие в общественной работе совета ветеранов при городском военкомате. Умер 22 октября 1997 года. Похоронен в Минусинске.

Награды и звания

Медаль «Золотая Звезда»;
орден Ленина;
орден Красного Знамени;
орден Отечественной войны 1-й степени;
орден Отечественной войны 2-й степени;
медали, в том числе:
медаль «За оборону Сталинграда»;
медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
медаль «За взятие Кёнигсберга».
Почётный гражданин Минусинска (1995).

Память

В Минусинске на домах, где жил Герой, установлены мемориальные доски.

Источники

Леонид Шейнман. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=19968 Колмаков, Пётр Иванович]. Сайт «Герои Страны». Проверено 16 марта 2015.

Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
Достоин звания героя. 2-е изд., перераб. и доп. Красноярск, 1975. / стр. 232—233.

Напишите отзыв о статье "Колмаков, Пётр Иванович"

Отрывок, характеризующий Колмаков, Пётр Иванович

– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.