48-я армия (СССР)
Поделись знанием:
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2">  48-я армия </td></tr>
| |
| Тип: | общевойсковая |
| Род войск: | сухопутные |
| Количество формирований: | 2 |
| В составе фронтов: | 1-е формирование: Северо-Западный фронт Северный фронт 2-е формирование: Брянский фронт Центральный фронт 1-й Белорусский фронт 2-й Белорусский фронт 3-й Белорусский фронт |
| 1-е формирование: генерал-лейтенант Акимов С.Д. генерал-лейтенант Антонюк М.А. 2-е формирование: генерал-майор Халюзин Г.А. генерал-лейтенант Романенко П.Л. генерал-полковник Гусев Н.И. | |
| 1-е формирование: 1941: Ленинградская стратегическая оборонительная операция 2-е формирование: 1943: Орловская стратегическая наступательная операция Черниговско-Припятская наступательная операция Гомельско-Речицкая наступательная операция 1944: Белорусская стратегическая наступательная операция 1945: Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция | |
48-я армия (48 А) — оперативное войсковое объединение (общевойсковая армия) в составе Вооружённых Сил СССР во время Великой Отечественной войны. Имела два формирования
Содержание
1-е формирование
Управление 48-й армии 1-го формирования сформировано 7 августа 1941 года по директиве Ставки ГК от 4 августа 1941 года на базе управления 16-го стрелкового корпуса и Новгородской армейской оперативной группы, в составе Северо-Западного фронта[1]
В составе действующей армии с 7 августа 1941 года по 20 сентября 1941 года[2]
Части армии в момент её формирования занимали позиции проходящие от излучины реки Луги на правом фланге, по рекам Мшага, Шелонь, на подступах к Шимску и на левом фланге несколько западнее озера Ильмень. Насчитывала около 10 тысяч человек личного состава. Планировалось участие войск армии в контрударе под Старой Руссой, однако немецкие войска опередили, и 10 августа 1941 года сами нанесли удар в полосе армии. Силы 11-й пехотной дивизии и 21-й пехотной дивизии, поддержанные мощными ударами пикировщиков VIII авиационного корпуса быстро прорвали непрочную оборону армии (в некоторых местах, например на участке 1-й горнострелковой бригады для принуждения к отходу оказалось достаточно авиации). 11 августа 1941 года немецкие войска заняли Шимск и начали наступление на Новгород. 48-я армия до 12 августа 1941 года ведёт бои в глубине своей обороны, но уже 13 августа 1941 года организованное сопротивление прекратилось, и армия начала отход частью к на восток к Новгороду, частью на север к Батецкой и затем под давлением немецких войск — к Чудово.
13-15 августа 1941 года командование советскими войсками пыталось организовать и осуществить силами 70-й, 237-й и 1-й дивизии народного ополчения контрудар с рубежа реки Луги (южнее Батецкой) во фланг войскам противника, наступавшим на Новгород, однако эти меры результатов не принесли: противник вскрывал намерения советского командования ещё на стадии сосредоточения и наносил удары по и так достаточно ослабленным и деморализованным войскам армии. К двадцатым числам августа армии фактически, как единого войскового объединения, уже не существовало. Часть войск армии вела бои в районе Новгорода, часть пыталась организовать оборону и закрепиться в районе Чудово, после безуспешных попыток отстоять город, с боями отступала в направлениях Любань — Кириши, и затем к началу сентября 1941 года от Мги к Шлиссельбургу. Ещё одна часть попала в Лужский котёл и выходила из него в район Пушкину.
20 августа 1941 года армия вошла в состав Северного фронта, 23 августа 1941 года армия — в состав Ленинградского фронта.
Брошенная на Ленинград немецкая лавина техники и солдат подминала под себя, обескровленные части Красной армии. Разбив и частично окружив наши дивизии на Лужском оборонительном рубеже 28 августа 1941 года немцам удается прорваться по Московскому шоссе через боевые порядки 70-й стрелковой дивизии и захватить Тосно. В книге Л. Г. Виницкого «Бойцы особого фронта: Записки офицера разведки» на основе личных воспоминаниях автора и архивных документов используемых им, описываются действия разведки Ленинградского фронта в период отступления наших частей. Так в книге цитируется радиограмма от начальника разведки 48-й армии: « Противник захватил Сологубовку и к 14 часам находился в 8 километрах южнее Мги. Небольшие отряды продвинулись к Воронову. Войска 48-й армии — 128-я стрелковая дивизия и 21-я танковая дивизия — продолжали отход на северо-восток к Погостью, а 311-я стрелковая дивизия — на Посадников Остров и Кириши. Путь на Мгу оказался открытым…».
Это были первые отступающие части проходящие через населенные пункты в этих местах.
14 сентября 1941 года управление армии было расформировано, а остававшиеся в распоряжении штаба армии в районе восточнее Шлиссельбурга, остатки войск были переданы в 54-ю армию
Командование
Командующие армией
- генерал-лейтенант Акимов, Степан Дмитриевич (с 04.08.1941 по 31.08.1941);
- генерал-лейтенант Антонюк, Максим Антонович (с 01.09.1941 по 12.09.1941);
Начальники штаба армии
- генерал-майор Гусев, Дмитрий Николаевич (с 04.08.1941 по 23.08.1941);
- полковник Орлов С. В. (с 23.08.1941 по 12.09.1941)
Члены Военного совета
- дивизионный комиссар Куликов, Пётр Николаевич (с 04.08.1941 по 01.09.1941);
Боевой состав
В различное время в состав армии входили:
| Стрелковые соединения и части | |||
|---|---|---|---|
| Корпуса | Дивизии | Бригады | Иные части |
| не имелось | 128, 311, | 1 горнострелковая | 170-й отдельный курсантский полк |
| Артиллерийские полки | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Пушечные (в том числе армейские и корпусные) | Гаубичные | Противотанковые | Миномётные | Миномётные РС | Зенитные | |
| не имелось | 541 | не имелось | не имелось | не имелось | не имелось | |
| Танковые, механизированные, самоходно-артиллерийские соединения и части | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Дивизии | Бригады | Полки | Батальоны | Иные отдельные части | |
| 21-я танковая дивизия | не имелось | не имелось | не имелось | не имелось | |
| Инженерные, сапёрные, понтонно-мостовые и огнемётные части | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Бригады | Инженерные батальоны | Сапёрные батальоны | Понтонно-мостовые батальоны | Огнемётные части | |
| не имелось | 109 | 12 | 42 | не имелось | |
Помесячный боевой состав армии
| Помесячный боевой состав армии | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата (в составе фронта) |  Стрелковые и кавалерийские соединения |
 Артиллерийские и миномётные соединения |
 Танковые и механизированные соединения |
 Авиация |
 Инженерные и сапёрные части |
Огнемётные части |
| 01.09.1941 (Ленинградский фронт) |
128, 311 сд, 1 гсбр, 170-й отдельный курсантский полк | 541 гап | 21 тд | - | 109 миб, 42 пмб, 12 осб | - |
2-е формирование
Управление 48-й армии 2-го формирования сформировано 20 апреля 1942 года на базе управления 28-го механизированного корпуса в составе Брянского фронта[1] В неё вошли 1-я гвардейская стрелковая дивизия, минометный полк и отдельный инженерный батальон. На 1 июня в своем составе имела 6-ю гвардейскую, 8, 211 и 280-ю стрелковые дивизии, 118-ю и 122-ю стрелковые, 80-ю и 202-ю танковые бригады, артиллерийские и инженерные части и 879-й легкий бомбардировочный полк. Войска армии заняли оборону по р. Коробка западнее г. Новосиль. В конце июня-июле 1942 г. они вели тяжелые оборонительные бои на елецком направлении, в ходе которых отошли на рубеж Большой Малиновец, Залегощь (55 км восточнее г. Орел), Сетенева, Светитский (30 км западнее г. Ливны) и прочно удерживали его до февраля 1943 г. В феврале 48-я армия перешла в наступление в направлении Малоархангельска; к 23 февраля вышла на рубеж юго-западнее Новосиль, севернее Малоархангельска.
С 13 марта переподчинена Центральному фронту 2-го формирования, в составе которого летом и осенью 1943 г. участвовала в сражении на северном фасе Курской дуги, затем в Орловской стратегической наступательной операции «Кутузов», освобождении Левобережной Украины (Черниговско-Припятская операция) и юго-западной части Брянской области. Продолжая развивать наступление на гомельском направлении, войска 48-й армии во взаимодействии с 65-й и 61-й армиями к 10 октября полностью очистили от противника левый берег р. Сож и форсировали её южнее Гомеля, завязали бои за город. С 20 октября 1943 г. входила в состав войск Белорусского (с 24 февраля 1944 г. 1-го Белорусского) фронта и до конца первой декады ноября вела бои за расширение и удержание плацдарма на правом берегу р. Сож. С 19 ноября участвовала в Гомельско-Речицкой наступательной операции. В начале 1944 г. армия проводила частную операцию на бобруйском направлении, в ходе которой улучшила своё положение.
С 5 апреля переподчинена Белорусскому фронту 2-го формирования, 16 апреля вошла в состав 1-го Белорусского фронта 2-го формирования. Успешно действовала армия в ходе проведения Белорусской стратегической операции. Наступая на бобруйском направлении, овладела г. Жлобин (26 июня), затем во взаимодействии с 65-й армией разгромила группировку противника, окруженную в районе Бобруйска, и 29 июня освободила этот город. Продолжая наступление на барановичско-брестском направлении, 48-я армия во взаимодействии с 65-й и 28-й армиями в ходе трехдневных боев разгромила группировку противника в районе г. Барановичи и к концу июля вышла в район южнее Суража. В августе — начале сентября прошла с боями около 150 км и к 8 сентября вышла на р. Нарев на рубеже Ружаны, Пултуск, где перешла к обороне. С 22 сентября 1944 г. включена во 2-й Белорусский фронт.
В 1945 г. 48-я армия в составе войск 2-го Белорусского, с 11 февраля 3-го Белорусского фронтов участвовала в Восточно-Прусской стратегической операции, в ходе которой её соединения 25 марта вышли к заливу Фришес-Хафф (Висленский), где перешли к обороне. С 1 по 5 мая вела наступательные действия на Балтийском побережье.
В сентябре 1945 г. 48-я армия расформирована, её полевое управление обращено на формирование управления Казанского военного округа.
Командование
Командующие армией
- генерал-майор Халюзин, Григорий Алексеевич (с 03.05.1942 по 11.02.1943);
- генерал-лейтенант Романенко, Прокофий Логвинович (с 12.02.1943 по 15.12.1944);
- генерал-лейтенант, с 05.05.1945 генерал-полковник Гусев, Николай Иванович (с 15.12.1944 по 09.05.1945);
Начальники штаба армии
- генерал-майор Бирюзов, Сергей Семёнович (с 03.05.1942 по 04.12.1942);
- генерал-майор Бобков, Михаил Владимирович (с 04.12.1942 по 26.11.1943);
- генерал-майор Глебов, Иван Семёнович (с 26.11.1943 по 09.07.1945);
Члены Военного совета
- бригадный комиссар Крайнов, Павел Иванович (с 03.05.1942 по 19.05.1942);
- бригадный комиссар, с 06.12.1942 генерал-майор Истомин, Николай Александрович (с 19.05.1942 по 09.05.1945);
Боевой состав
В различное время в состав армии входили:
| Стрелковые соединения и части | |||
|---|---|---|---|
| Корпуса | Дивизии | Бригады | Иные части |
| 25, 29, 42, 53 | 2, 6 гвардейские стрелковые, 4, 8, 16, 17, 41, 73, 81, 96, 102, 137, 143, 149, 170, 175, 194, 197, 202, 211, 217, 246, 273, 280, 307, 399 стрелковые, 55 кавалерийская | 118, 122, 135 стрелковые, 9 лыжная | 152, 161 укреплённые районы |
| Артиллерийские корпуса, дивизии и бригады | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Корпуса | Дивизии | Лёгкие и противотанковые бригады | Гаубичные бригады | Пушечные бригады | Миномётные бригады | Миномётные РС бригады | |
| 8-й артиллерийский корпус прорыва | 5 гвардейская миномётная, 2 гвардейская зенитная, 12, 15, 22 артиллерийские, 13, 16, 25, 31, 65, 66 зенитные артиллерийские. | 3, 4, 7 гвардейские, 1, 2, 4, 5, 13, 13, 15, 20, 27, 46, 206, | 8, 31 гвардейские, 32, 35, 44, 63, 85 гаубичные, 106 большой мощности | 22 гвардейская пушечная, 2, 3 корпусные, 41, 59, 68 пушечные | 35 гвардейская, 11, 18, 19, 21 | 5, 22, 23, | |
| Артиллерийские полки | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Пушечные (в том числе армейские и корпусные) | Гаубичные | Противотанковые | Миномётные | Миномётные РС | Зенитные | |
| 41 гвардейский, 2 особой мощности, 376, 392, 557, 570, 753, 876, 1099, 1168 артиллерийские | 16 гвардейский, 49,376, 876 | 220 гвардейский, 502, 543, 569, 1179 | 124, 131, 286, 478, 479, 544 | 6, 43, 48, 77, 84, 301, 324 | 302, 303, 304, 306 гвардейские, 461, 728, 1065, 1067, 1173, 1175, 1218, 1283, 1285, 1286, 1356, 1362, 1368, 1376, 1380, 1381, 1384, 1385, 1386, 1388, 1389, 1392, 1393 | |
| Артиллерийские дивизионы и иные части | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Тяжёлые и большой мощности | Противотанковые | Миномётные | Миномётные РС | Зенитные | Иные | |
| 49 | 386, 576, 615, | 293, 551 зенитно-пулемётные роты | ||||
| Танковые, механизированные, самоходно-артиллерийские соединения и части | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Корпуса | Бригады | Полки | Батальоны | Иные отдельные части | |
| 23, 29 гвардейские, 80, 202, | 28, 30, 79 гвардейские танковые, 341, 342, 365 гвардейские самоходно-артиллерийские, 42, 43, 45, 193, 229, 231 танковые, 253 инженерно-танковый, 513 огнемётно-танковый, 713, 722, 881, 1199, 1444, 1454, 1455, 1540, 1890, 1897, 1902 самоходно-артиллерийские | 45 аэросанный, 271-й отдельный моторизованный батальон особого назначения моторизованный | 37, 39, 54, 62 дивизионы бронепоездов | ||
| Военно-воздушные силы | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Корпуса | Дивизии | Бригады | Полки | Иные отдельные части | |
| не имелось | не имелось | не имелось | 879 бомбардировочный | не имелось | |
| Инженерные, сапёрные, понтонно-мостовые и огнемётные части | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Бригады | Инженерные батальоны | Сапёрные батальоны | Понтонно-мостовые батальоны | Огнемётные части | |
| 1 гвардейская штурмовая инженерно-сапёрная, 4 штурмовая инженерно-сапёрная, 57 инженерно-сапёрная, 8 понтонно-мостовая | 277, 313, 314, 513, 741, 1382 инженерные, 740, 1423, 1444 инженерно-сапёрные | 131 | 49, 50, 53, 63, 89, 104, 131, | 19, 33, 34 батальоны, 142 рота | |
Помесячный боевой состав армии
| Помесячный боевой состав армии | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата (в составе фронта) | Стрелковые и кавалерийские соединения |
Артиллерийские и миномётные соединения |
Танковые и механизированные соединения |
Авиация |
Инженерные и сапёрные части |
Огнемётные части |
| 01.05.1942 (Брянский фронт) |
1 гв. сд | 124 минп | - | - | 513 оиб | - |
| 01.06.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 8, 211, 280 сд, 118, 122 сб | 1753 аап, 376 гап, 543, 569 лап, 124, 131 минп, 48 гв. мп, 386, 576 озадн | 80, 202 тбр, 37, 54 одн бронепоездов | 879 лбап | 1428, 1444 оминсб | - |
| 01.07.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 8, 211, 280 сд, 118, 122 сбр, 55 кд | 376 гап, 753 аап, 543, 569 лап, 124, 131 минп, 48 гв. мп, 1285, 1286 зенап, 386 озадн | 80, 202 тбр, 37, 54 одн бронепоездов | 879 сап | 1428, 1444 оминсб | - |
| 01.08.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 211, 280 сд, 118, 122 сбр | 376 гап, 753 аап, 543, 569 иптап, 124, 131 минп, 48 гв. мп, 1285, 1286 зенап, 386 озадн | 202 тбр, 37, 54 одн бронепоездов | - | 1428, 1444 оминсб | - |
| 01.09.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 211, 280 сд, 118, 122, 135 сбр | 376, 876 пап, 753 аап, 543, 569 иптап, 124, 131 минп, 48 гв. мп, 1285 зенап | 202 тбр, 37, 54 одн бронепоездов | - | 1382 оиб, 1428, 1444 оминсб | - |
| 01.10.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 211, 280 сд, 118, 122, 135 сбр | 753 аап, 876 гап, 543 иптап, 124, 131 минп, 1285 зенап | 202 тбр, 37, 45 одн бронепоездов | - | 313, 314 оиб, 740 оминсб | - |
| 01.11.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 41, 73, 81, 211, 280 сд | 753 аап, 876 гап, 543 иптап, 124, 131 минп, 1285 зенап | 202 тбр, 37, 45 одн бронепоездов | - | 313 оиб, 740 оминсб | - |
| 01.12.1942 (Брянский фронт) |
6 гв., 41, 73, 81, 211, 280 сд | 543 иптап, 124, 131 минп, 301 гв. мп | 202 тбр, 37, 45 одн бронепоездов | - | 313 оиб, 740 оминсб | - |
| 01.01.1943 (Брянский фронт) |
6 гв., 41, 73, 81, 211, 280 сд | 543 иптап, 124 минп (1 минбр), 131 аминп, 478, 479 минп, 49 д-н (65 гв. мп) | 202 тбр, 193 отп, 37, 54 одн брп | - | 313 оиб, 740 оминсб | - |
| 01.02.1943 (Брянский фронт) |
41, 73, 143, 399 сд | 478 минп | 37, 54 одн брп | - | 53 пмб, 131 осб, 313 оиб | - |
| 01.03.1943 (Брянский фронт) |
6 гв., 16, 73, 137, 143, 399 сд, 9 лыжбр | 12 ад (46 лабр, 41 пабр, 32 габр, 11 минбр), 543 иптап, 131 аминп, 478, 479 минп, 16 зенад (728, 1283, 1285, 1286 зенап) | 28, 30 гв., 42, 43, 193 отп, 45 оаэсб, 37, 54 одн брп | 49, 131 пмб, 131 осб, 313 оиб | - | |
| 01.04.1943 (Центральный фронт) |
16, 73, 137, 143, 399 сд | 12 ад (46 лабр, 41 пабр, 32 габр, 11 минбр), 131 аминп, 479 минп, 5 гв. мдн (22, 23 гв. мбр, 324 гв. мп), 16 зенад (728, 1283, 1285, 1286 зенап), 615 озадн | 20 и 30 гв., 42, 43, 193 отп, 37, 54 одн брп | - | 313 оиб | - |
| 01.05.1943 (Центральный фронт) |
16, 73, 137, 143, 399 сд | 112 ад (46 лабр, 41 пабр, 32 габр, 11 минбр), 5 гв. мд (22, 23 гв. мбр), 131 минп (21 минбр), 479 минп, 16 зенад (1283, 1285, 1286 зенап), 615 озадн | 30 гв., 43, 193 отп, 37 одн брп | - | 313 оиб | - |
| 01.06.1943 (Центральный фронт) |
16, 73, 137, 143, 202, 399 сд | 1168 пап, 502 иптап, 479 минп, 16 зенад (728, 1283, 1285, 1286 зенап), 461 зенап, 615 озадн | 193 отп, 37 одн брп | - | 313 оиб | - |
| 01.07.1943 (Центральный фронт) |
42 ск (16, 202, 399 сд), 73, 137, 143, 170 сд | 1168 пап, 2 иптабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 16 зенад (728, 1283, 1285, 1286 зенап), 461 зенап, 615 озадн | 45, 193, 229 отп, 1454, 1455 сап (9 тк), 1540 сап, 37 одн брп | - | 313 оиб | - |
| 01.08.1943 (Центральный фронт) |
42 ск (16, 399 сд), 73, 137, 170 сд | 1168 пап, 2 иптабр, 220 гв. иптап, 21 минбр, 479 минп, 461 зенап, 615 озадн | 45, 193 отп, 37 одн брп | - | 313, 741 оиб | - |
| 01.09.1943 (Центральный фронт) |
42 ск (307, 399 сд), 73, 102, 137, 170, 175, 194 сд | 1168 пап, 1, 2, 20 иптабр, 220 гв.иптап, 35 гв. минбр, 479 минп, 25 зенад (1067, 1356, 1362, 1368 зенап), 461 зенап | 193 отп | - | 313 оиб | - |
| 01.10.1943 (Центральный фронт) |
42 ск (73, 307, 399 сд), 102, 137, 170, 175, 194 сд | 1168 пап, 20 иптабр, 220 гв. иптап, 35 гв. минбр, 479 минп, 461 зенап | 193 отп | - | 313 оиб | - |
| 01.11.1943 (Белорусский фронт) |
42 ск (73, 170, 307, 399 сд), 102, 137, 175, 194 сд | 1168 пап, 20 иптабр, 220 гв. иптап, 35 гв. минбр, 479 минп, 84 гв. мп, 461 зенап | 193 отп | - | 313 оиб, 50, 131 пмб | - |
| 01.12.1943 (Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 175 сд), 42 ск (170, 194, 399 сд), 137, 149, 246, 307 сд | 68 пабр, 1168 пап, 4 гв., 20 иптабр, 220 гв. иптап, 35 гв. минбр, 479 минп, 84 гв. мп, 2 гв. зенад (302, 303, 304 и 306 гв. зенап), 461 зенап | 193 отп | - | 313 оиб, 63 пмб | - |
| 01.01.1944 (Белорусский фронт) |
25 ск (4, 197, 273 сд), 29 ск (102, 137, 307 сд), 42 ск (170, 194, 399 сд), 73, 175, 217 сд | 1168 пап, 3 гв. иптабр, 220 гв., 1179 иптап, 479 минп, 84 гв. мп, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 42, 231 отп, 1897 сап | - | 277, 313 оиб | 142 орро |
| 01.02.1944 (Белорусский фронт) |
25 ск (102, 197, 273 сд), 29 ск (73, 307 сд), 42 ск (137, 399 сд), 53 ск (17, 41, 96 сд), 4, 170, 194, 217 сд, 161 УР | 1168 пап, 3 гв. иптабр, 220 гв., 1179 иптап, 479 минп, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 42, 231 отп, 1444, 1897 сап | - | 277, 313 оиб | 142 орро |
| 01.03.1944 (1-й Белорусский фронт) |
25 ск (4, 194, 307 сд), 29 ск (73, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 41, 96, 273 сд), 102, 197 сд, 161 УР | 22 ад (13 лабр, 59 пабр, 63 габр), 44 пабр, 1168 пап, 3 гв. иптабр, 220 гв., 1179 иптап, 35 гв. минбр, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 42, 231 отп, 1897 сап, 39 одн брп | - | 277, 313 оиб | 142 орро |
| 01.04.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 53 ск (17, 96 сд), 194 сд | 1168 пап, 220 гв. иптап, 479 минп, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 231 отп, 1897 сап, 39 одн брп | - | 277, 313 оиб | 19 ооб, 142 орро |
| 01.05.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 53 ск (17, 96 сд), 194 сд | 1168 пап, 220 гв. иптап, 479 минп, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 231 отп, 1897 сап, 39 одн брп | - | 313 оиб | 19 ооб, 142 орро |
| 01.06.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 53 ск (17, 96 сд), 194 сд | 68 пабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 31 зенад (1376, 1380, 1386, 1392 зенап), 461 зенап | 231 отп, 713, 1897 сап, 39 одн брп | - | 57 исбр | 142 орро |
| 01.07.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 73, 96 сд), 194 сд | 122 ад (13 лабр, 59 пабр, 63 габр), 68 пабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 13 зенад (1065, 1173, 1175, 1218 зенап), 461 зенап | 42, 231 отп, 341 гв. тсап, 713, 1890, 1897 сап, 39 одн брп | - | 57 исбр, 104 пмб | 142 орро |
| 01.08.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96 сд), 194 сд | 68 пабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 13 зенад (1065, 1173, 1175, 1218 зенап), 461 зенап | 42 отп, 341 гв. тсап, 713, 1890, 1897 сап, 39 одн брп | - | 57 исбр | 142 орро |
| 01.09.1944 (1-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 194, 399 сд), 53 ск (17, 96 сд), 170 сд | 3 кабр, 68 пабр, 220 гв.иптап, 479 минп, 461 зенап, 293, 551 зенпулр | 42 отп, 341 гв. тсап, 713, 881, 1897 сап, 39 одн брп | - | 57 исбр | 142 орро |
| 01.10.1944 (2-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96 сд), 194 сд | 8 акп: 15 адп (35 габр, 31 гв., 85 тгабр, 106 габр БМ, 18 минбр), 68 пабр, 41 гв., 1099 кпап, 16 гв., 49 гап, 13,
15 иптабр, 220 гв. иптап, 6, 43 и 84 гв. мп, 479, 544 минп, 65 зенад (1980, 1984, 1988, 1992 зенап), 461 зенап озадн |
42 отп, 713, 722, 881 сап | - | 1 гв. шисбр, 57 исбр, 89, 104 пмб | 142 орро |
| 01.11.1944 (2-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 217, 399 сд), 42 ск (137, 170, 194 сд), 53 ск (17, 96 сд), 102 сд | 8 акп: 15 адп (31 гв., 35 габр, 85 тгабр, 106 габр БМ, 18 минбр); 68 пабр, 41 гв., 1099 кпап, 49 гап, 5, 13, 15
иптабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 65 зенад (1980, 1984, 1988, 1992 зенап), 461 зенап, 293, 551 зенпулр |
79 гв. отп, 342 и 365 гв. тсап, 881 сап | - | 1 гв. шисбр, 57 исбр, 89, 104 пмб | 142 орро |
| 01.12.1944 (2-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 194, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96 сд) | 15 адп (31 гв., 35 габр, 85 тгабр, 18 минбр), 68 пабр, 5, 13 (без 520 иптап), 15 иптабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 65 зенад (1980, 1984, 1988, 1992 зенап), 461 зенап | 342 гв. тсап, 1902 сап | - | 57 исбр, 104 пмб | 142 орро |
| 01.01.1945 (2-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (96, 194 сд), 17, 217 сд | 15 адп (31 гв. тгабр, 35 габр, 85 тгабр, 106 габр БМ, 18 минбр), 68 пабр, 16 гв. гап, 41 гв., 557 кап, 5 и 13 иптабр, 220 гв. иптап, 286, 479 минп, 65 зенад (1980, 1984, 1988, 1992 зенап), 461 зенап | 342 гв. тсап, 881, 1902 сап | - | 1 гв. шисбр, 57 исбр, 104 пмб | 34 ооб, 142 орро |
| 01.02.1945 (2-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96, 194 сд) | 15 адп (206 лабр, 31 гв., 35 габр, 85 тгабр, 106 габр БМ, 18 минбр), 68 пабр, 2 кабр, 557 кап, 4, 5, 13, 27 иптабр, 220 гв. иптап, 19 минбр, 286, 479 минп, 5 гв. мбр, 6, 77 и 84 гв. мп, 65 зенад (1980, 1984, 1988, 1992
зенап), 461 зенап |
23 гв. тбр, 29 гв. ттбр, 342 гв. тсап, 881, 1199, 1902 сап | - | 1 гв. шисбр, 57 исбр | 34 ооб, 142 орро |
| 01.03.1945 (3-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 194, 217 сд), 42 ск (137, 170 сд), 53 ск (17, 96, 399 сд), 152 УР | 15 адп (206 лабр, 31 гв., 35 габр, 85 тгабр, 106 габр БМ, 18 минбр), 68 пабр, 392 кап, 5, 13 иптабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 6 и 84 гв. мп, 66 зенад (1981, 1985, 1989, 1993 зенап), 461 зенап | 23 гв. тбр, 881, 1199, 1902 сап | - | 57 исбр, 8 пмбр | 142 орро |
| 01.04.1945 (3-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96, 194 сд), 152 УР | 68 пабр, 5, 13 иптабр, 220 гв. иптап, 479 минп, 6 гв. мп, 66 зенад (1981, 1985, 1989, 1993 зенап), 461 зенап | 881, 1199, 1902 сап | - | 57 исбр, 8 пмбр | 142 орро |
| 01.05.1945 (3-й Белорусский фронт) |
29 ск (73, 102, 217 сд), 42 ск (137, 170, 399 сд), 53 ск (17, 96, 194 сд), 152 УР | 7 гв. лабр (3 гв. адп), 22 гв.пабр (3 гв. адп), 68 пабр, 8 гв. габр (3 гв. адп), 392, 570 кап, 2 пап ОМ, 220 гв. иптап, 479 минп, 6 гв. мп, 66 зенад (1981, 1985, 1989, 1993 зенап), 461 зенап | 253 инж. тп (4 шисбр), 513 огнём. тп (4 шисбр), 881, 1199, 1902 сап, 271 омб ОСНАЗ | - | 4 шисбр, 57 исбр, 8 пмбр | 33 ооб, 142 орро |
Напишите отзыв о статье "48-я армия (СССР)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.victory.mil.ru/rkka/units/03/index.html Великая Отечественная война 1941—1945 гг. = ХОД ВОЙНЫ = 1941 год]
- ↑ [soldat.ru/doc/perechen Перечни вхождения соединений и частей РККА в состав Действующей армии в 1939-45 гг]
- ↑ [www.cit-web.narod.ru/doprim/Pogostie.html Материалы из Книги Памяти. Погостье.]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.soldat.ru/kom.html Командный состав РККА]
Ссылки
- [www.victory.mil.ru/rkka/units/03/index.html 48-я армия]
- [www.soldat.ru/doc/perechen Перечень № 2 управлений всех армий, округов и флотилий входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны]
- [www.soldat.ru/doc/ Боевой состав Советской армии части 1-5, 1941—1945]
- [www.soldat.ru/kom.html Командный состав РККА и РКВМФ в 1941—1945 годах]
Отрывок, характеризующий 48-я армия (СССР)
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
