34-й стрелковый корпус (1-го формирования)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «34-й стрелковый корпус»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2"> Командиры </td></tr> <tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2"> Боевые операции </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2"> 34-й стрелковый корпус </td></tr>
Тип: стрелковый
Род войск: сухопутные
В составе армий: 19-я армия
16-я армия
Р. П. Хмельницкий
1941: Витебское сражение
Смоленское сражение

34-й стрелковый корпус — воинское соединение в вооружённых силах СССР во время Великой Отечественной войны.





История

Сформирован в Северо-Кавказском военном округе. Входил в состав 19-й армии группы армий Резерва Главного командования.

В мае 1941 года План обороны государственной границы Генеральным штабом совершенствовался. При занятии войсками 2-го эшелона Киевского Особого военного округа (далее КОВО) тылового оборонительного рубежа у командующего войсками округа не оставалось резервов. Для создания резервов округа Генеральный штаб планирует и начинает перемещение из Северо-Кавказского военного округа Управления 19-й армии и всего 34-го ск. Во второй половине мая войска корпуса начинают прибывать в КОВО.[1]

После начала войны с Германией в связи с разгромом Западного фронта в Белостокско-Минском сражении начата переброска корпуса в район Витебска.
Однако немецкие войска продвигались на восток столь стремительно, что уже 9 июля ворвались в Витебск.
Учитывая, что штаб корпуса уже прибыл в Рудню, а его дивизии только выгружались в районе Смоленска, 11 июля ему подчинены 220-я мотострелковая дивизия, уже участвовавшая в боях за Витебск, и 153-я стрелковая дивизия юго-западнее Витебска (но штаб корпуса не сумел установить с ней связь). Позже ему подчинён отряд 7-го мехкорпуса. Корпус прикрывал направление Витебск—Смоленск.
Однако вскоре штаб корпуса получил приказ отойти на восток и принял под своё командование 127-ю и 158-ю стрелковые дивизии, выгрузившиеся южнее Смоленска. Всю вторую половину июля корпус атаковал захваченный противником Смоленск с юга, при этом понёс большие потери и оказался в окружении.
А. И. Ерёменко вспоминал:

Противник, при поддержке танков и сильной авиации, перешёл в наступление на 34-й корпус, потеснил и отбросил его части на левый берег Днепра. Для 34-го стрелкового корпуса сложилась тяжёлая обстановка. Она усугублялась ещё и тем, что командир корпуса заболел, управление дивизиями ослабло, и это оказало отрицательное влияние на выполнение корпусом задачи. Я был вынужден выехать в дивизии, чтобы помочь навести порядок в управлении войсками.
В связи с болезнью генерала Хмельницкого обязанности командира корпуса по моему приказанию принял начальник штаба корпуса полковник А. 3. Акименко, показавший себя энергичным и знающим военачальником…[2]

22 июля 34-й корпус был подчинён штабу 16-й армии генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина.
В начале августа остатки 16-й армии вышли из окружения. После окончания сражения за Смоленск 9 августа корпусное управление было расформировано.

Командование

Боевой состав

На 1 июля 1941 года

На 11 июля 1941 года

На 17 июля 1941 года

Напишите отзыв о статье "34-й стрелковый корпус (1-го формирования)"

Ссылки

  1. Краснознамённый Киевский. 1979.
  2. [militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai_1/06.html А. И. Ерёменко. В начале войны. — М.: Наука, 1965].

Источники

  • [www.vitebsk.net/?page=hist&sod=004_03_20050922 34-й стрелковый корпус на Витебском городском сайте]
  • [www.idiot.vitebsk.net/i41/mart41_3.htm В. Мартов. Белорусские хроники. 1941 год]
  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.


Отрывок, характеризующий 34-й стрелковый корпус (1-го формирования)

– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.