12-й гвардейский танковый корпус
Поделись знанием:
Герои Советского Союза.[1]
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #AA0000; background-color: #BDB76B" colspan="2">  12-й гвардейский танковый корпус </td></tr>
| |
| Награды: |    
|
| Почётные наименования: | «Уманский» |
| Войска: | сухопутные войска |
| Род войск: | танковые войска |
| Формирование: | 20 ноября 1944 года |
| Расформирование (преобразование): | июль 1945 года |
| Предшественник: | 16-й танковый корпус |
| Преемник: | 12-я гвардейская танковая дивизия |
| Висло-Одерская операция Варшавско-Познанская наступательная операция Восточно-Померанская операция | |
12-й гвардейский танковый корпус — оперативно-тактическое войсковое соединение (объединение) в составе ВС СССР.Был преобразован из 16-й танкового корпуса
Содержание
История
Приказом НКО № 0376с от 20 ноября 1944 года 16-й танковый корпус был преобразован в 12-й гвардейский танковый корпус. В июле 1945 года 12-й гвардейский танковый корпус был преобразован в 12-ю гвардейскую танковую дивизию.Корпус находился в составе действующей армии с 20 ноября 1944 года по 9 мая 1945 года. По окончании Великой Отечественной войны корпус входит в состав Группы советских оккупационных войск в Германии.
Полное название
12-й гвардейский танковый Уманский ордена Ленина Краснознамённый ордена Суворова корпус
Награды и звания
- «Уманский» - 19 марта 1944 года - Почетное наименование присвоено в ознаменование одержанной победы и за отличие в боях по прорыву обороны противника на уманском направлении и освобождение города Умань. Приказ Верховного Главнокомандующего от 19 марта 1944 года № 061.
-
- 19 марта 1944 года - За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками за освобождение крупного железнодорожного узла и города Вапнярка и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Суворова II степени.Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года. - - 9 августа 1944 года - За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками, за овладение городом Демблин и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Красного Знамени. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1944 года.
- - 5 апреля 1945 года - За образцовое выполнение заданий командования в боях немецкими захватчиками при овладении городами Хоэнзальца (Иновроцлав), Александров, Аргенау, Лабишин и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Ленина.Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 апреля 1945 года.
Состав корпуса
- 48-я гвардейская танковая бригада (бывшая 109-я)
- 49-я гвардейская танковая бригада (бывшая 107-я)
- 66-я гвардейская танковая бригада (бывшая 164-я)
- 34-я гвардейская мотострелковая бригада (бывшая 15-я)
- 186-й отдельный гвардейский батальон связи (до 23 декабря 1944 года — 589-й отдельный батальон связи)
- 136-й отдельный гвардейский саперный батальон (до 23 декабря 1944 года — 205-й отдельный саперный батальон)
- 112-я отдельная рота химзащиты
- 16-я отдельная автотранспортная рота подвоза ГСМ, 22 апреля 1945 года переименована в 816-ю отдельную автотранспортную рота подвоза ГСМ
- 168-я полевая танкремонтная база
- 145-я полевая авторемонтная база
- 7-е авиазвено связи
- 16-й полевой хлебозавод
- 2123-я военно-почтовая станция
Командование корпуса
Командиры корпуса
- генерал-майор танковых войск Теляков, Николай Матвеевич (с 20 ноября 1944 по 26 апреля 1945 года);
- генерал-майор танковых войск Салминов, Михаил Фёдорович (с 26 апреля по июль 1945 года)
Заместитель командира корпуса по строевой части
- полковник Петрушин, Николай Васильевич (с 20 ноября 1944 года)
- полковник Максимов, Георгий Максимович
Начальник штаба корпуса
- полковник Биберган, Давид Абрамович (с 20 ноября 1944 года)
Начальник артиллерии
- полковник Таранов, Иван Игнатьевич
Отличившиеся воины
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Герои Советского Союза.[1]
Управление корпуса.
-
Таранов, Иван Игнатьевич, гвардии полковник, командующий артиллерией корпуса.
- Абрамов, Тихон Порфирьевич, гвардии подполковник, командир бригады.
- Аматуни, Ашот Апетович, гвардии лейтенант, командир роты.
- Безменов, Василий Иванович, гвардии старшина, механик водитель танка.
- Бенке, Виктор Владимирович, гвардии старший лейтенант, командир взвода. Звание присвоено посмертно.
- Бондарев, Иван Иванович, гвардии старший сержант, механик-водитель танка. Погиб в бою 4 марта 1945 года.
- Гладуш, Фёдор Филиппович, гвардии капитан, заместитель командира батальона.
- Гранкин, Иван Иванович, гвардии старший лейтенант, командир взвода 2 танкового батальона.
- Дарбинян, Ншан Авакович, гвардии старший сержант, механик-водитель танка.
- Жегалов, Леонид Васильевич, гвардии майор, командир танкового батальона.
- Заикин, Василий Александрович, гвардии лейтенант, командир взвода 2 танкового батальона.
- Кульбякин, Алексей Николаевич, гвардии майор, командир 3 танкового батальона. Погиб в бою 21 февраля 1945 года.
- Лапшин, Павел Иванович, гвардии младший лейтенант, командир роты.
- Лозовский, Виктор Изотович, гвардии старшина, командир орудия танка.
- Люлин, Павлин Алексеевич, гвардии сержант, механик-водитель танка.
- Матвеев, Олег Петрович, гвардии лейтенант, командир танка. Погиб в бою 5 февраля 1945 года.
- Мацапура, Сергей Степанович, гвардии старшина, механик-водитель танка.
- Михеев, Павел Антонович, гвардии младший лейтенант, командир танкового взвода.
- Павлов, Василий Васильевич, гвардии капитан, командир батальона. Погиб в бою 1 марта 1945 года.
- Пермяков, Владимир Васильевич, гвардии сержант, механик-водитель танка.
- Пилипенко, Яков Павлович, гвардии лейтенант, командир танка 3 танкового батальона.
- Погорелов, Семён Алексеевич, гвардии лейтенант, командир танка. Погиб в бою 21 февраля 1945 года.
- Сорокин, Василий Андреевич, гвардии капитан, командир танковой роты.
- Тиньков, Николай Сергеевич, гвардии капитан, заместитель командира батальона по политической части.
- Фетисов, Анатолий Митрофанович, гвардии старшина, командир орудия танка.
- Фомин, Иван Николаевич, гвардии старшина, механик-водитель танка.
- Чернов, Василий Иванович, гвардии младший лейтенант, командир танка. Погиб в бою 13 марта 1945 года.
- Шиндиков, Николай Фомич, гвардии сержант, механик-водитель танка. Погиб в бою 28 февраля 1945 года.
- Шумилов, Анатолий Иванович, гвардии лейтенант, командир роты.
66 гвардейская танковая Вапнярско-Берлинская Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова бригада:
- Алейников, Иван Григорьевич, гвардии лейтенант, командир танка. Звание присвоено посмертно.
- Бийма, Иван Спиридонович, гвардии майор, командир батальона.
- Волковский, Владимир Филиппович, гвардии лейтенант, командир танко-десантной роты моторизованного батальона автоматчиков.
- Воронин, Михаил Ильич, гвардии старший сержант, командир отделения моторизованного батальона автоматчиков.
- Дытюк, Василий Кузьмич, гвардии лейтенант, командир танкового взвода.
- Зотов, Иван Семёнович, гвардии старший сержант, механик-водитель танка.
- Кравченко, Василий Фёдорович, гвардии младший лейтенант, командир взвода автоматчиков 1 моторизованного батальона автоматчиков.
- Павлушко, Аркадий Тимофеевич, гвардии полковник, командир бригады.
- Передерий, Иосиф Антонович, гвардии старшина, механик-водитель танка.
34 гвардейская мотострелковая Вапнярско-Берлинская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада:
- Вяткин, Зосим Иванович, гвардии старший сержант, командир орудия мотострелкового батальона. Звание присвоено посмертно. Навечно зачислен в списки части.
- Горбунков, Григорий Фёдорович, гвардии сержант, командир отделения инженерно-минной роты. Погиб в бою 21 апреля 1945 года.
- Губарьков, Григорий Максимович, гвардии рядовой, пулемётчик мотострелкового батальона.
- Колпаков, Пётр Иванович, гвардии старший сержант, командир отделения взвода разведки 2 мотострелкового батальона.
- Кротт, Вячеслав Николаевич, гвардии капитан, командир мотострелкового батальона.
- Лазарев, Дмитрий Ильич, гвардии сержант, командир орудия артиллерийского дивизиона.
- Матвеев, Александр Владимирович, гвардии майор, командир батальона.
- Охман, Николай Петрович, гвардии полковник, командир бригады.
- Плетенской, Павел Васильевич, гвардии капитан, командир батареи противотанковых орудий 1 мотострелкового батальона.
- Позняков, Александр Александрович, гвардии лейтенант, командир взвода противотанковых орудий.
- Тутуков, Пётр Тихонович, гвардии старший сержант, командир бронетранспортёра разведывательной роты.
- Черкас, Людвиг Станиславович, гвардии старший лейтенант, командир пулемётной роты.
- Шебалков, Андрей Георгиевич, гвардии старший сержант, заместитель командир отделения автоматчиков мотострелкового батальона.
- Шилов, Сергей Андреевич, гвардии капитан, командир батареи артиллерийского дивизиона.
- Юрков, Иван Иванович, гвардии старшина, командир отделения автоматчиков.
387 гвардейский самоходный артиллерийский Демблинско-Померанский орденов Суворова и Кутузова полк:
- Гущин, Владимир Иванович, гвардии старший сержант, наводчик орудия.
- Суслов, Алексей Николаевич, гвардии старшина, механик-водитель самоходной артиллерийской установки.
- Финютин, Иван Иванович, гвардии старший сержант, механик-водитель самоходной артиллерийской установки.
393 гвардейский самоходный артиллерийский Демблинско-Померанский орденов Суворова и Кутузова полк:
- Булычёв, Виктор Алексеевич, гвардии лейтенант, командир батареи самохных артиллерийских установок. Погиб в бою 21 апреля 1945 года.
- Гавва, Иван Степанович, гвардии старший сержант, наводчик орудия самоходной артиллерийской установки. Погиб в бою 21 апреля 1945 года.
- Гирин, Дмитрий Андреевич, гвардии старший сержант, механик-водитель.
- Меркулов, Георгий Владимирович, гвардии подполковник, командир полка.
- Пахомов, Дмитрий Фёдорович, гвардии сержант, механик-водитель самоходной артиллерийской установки. Умер от ран 11 марта 1945 года.
75 гвардейский зенитный артиллерийский Демблинско-Померанский ордена Кутузова полк:
- Мыцык, Василий Фёдорович, гвардии подполковник, командир полка. Умер от ран 15 мая 1945 года.
Данные о Героях Советского Союза 48 гвардейской танковой бригады находятся в статье Википедии об этом формировании.
Кавалеры ордена Славы 3-х степеней.[2]
- Безуглов, Павел Тихонович, гвардии ефрейтор, сапёр 136 отдельного гвардейского сапёрного батальона.
- Зозуля, Михаил Павлович, гвардии старший сержант, командир экипажа БТР разведывательной роты 34 гвардейской мотострелковой бригады.
- Ткачёв, Фёдор Иосифович, гвардии младший сержант, командир отделения 82-мм минометов минометного батальона 34 гвардейской мотострелковой бригады.
Напишите отзыв о статье "12-й гвардейский танковый корпус"
Примечания
Ссылки
- [tankfront.ru/ussr/tk/gvtk12.html 12-й гвардейский танковый корпус]
Отрывок, характеризующий 12-й гвардейский танковый корпус
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
