Эгейское письмо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Критское письмо»)
Перейти к: навигация, поиск

Эгейское письмо́ — группа родственных письменностей оригинального происхождения. Возникла на о. Крит во времена минойской цивилизации конца 3 — нач. 2 тыс. до н. э. Позднее от критских письменностей произошли также родственные письменности Кипра, утратившие ряд характеристик (идеограммы и цифры), но сохранившие слоговой характер письма.





История изучения

Открытие и дешифровка

Кипрское письмо известно с середины XIX в. Основную работу по дешифровке выполнил Джордж Смит.

Письменности Крита были неизвестны вплоть до конца XIX в., когда их открыл А. Эванс. При жизни Эванс опубликовал лишь небольшую часть надписей, надеясь расшифровать их самостоятельно.

Линейное письмо Б дешифровано М.Вентрисом и Дж. Чедвиком в 1950 г. Надписи на нём выполнены на греческом языке (см. Микенская цивилизация) с использованием многочисленных идеограмм, а также аббревиатур на минойском языке. С их помощью удалось частично прочесть надписи, выполненные более ранними видами письма, но не понять их — язык надписей линейного А и «иероглифических» надписей (см. Этеокритский язык) не дешифрован до настоящего времени. Ещё хуже изучены кипро-минойское письмо и критские иероглифы, где можно с относительной уверенностью говорить о чтении не более чем 20-30 знаков для каждого из видов письма.

Вторая половина XX в.

Современный этап

Состав

Критские письменности

  • Критские иероглифы — центральная и восточная части Крита:
    • «арханесское письмо» (наиболее древний этап, финальный преддворцовый период)
    • «Иероглифы А» (внешний вид — чисто рисуночные знаки)
    • «Иероглифы Б» (упрощённые рисунки, развились в линейное письмо А)
  • Линейное письмо А (знаки в основном утратили сходство с рисуночным оригиналом) — возникло на юге острова и постепенно заняло большую часть Крита, кроме юго-запада, а также распространилось на Киклады
  • Линейное письмо Б (дальнейшее развитие линейного письма А) — помимо Крита, было распространено в большинстве культурных центров Микенской цивилизации

Хотя форма знаков за указанный период сильно изменилась, состав знаков и их значения принципиальных изменений не претерпели, поэтому указанные письменности можно рассматривать как хронологические варианты одной и той же письменности — критского письма.

Надписи ранними иероглифами (Арханес и иероглифы А) представляют собой административные печати, тогда как поздними иероглифами и линейным письмом — учётно-хозяйственные тексты, маркировку личной принадлежности и, вероятно, посвятительные надписи на предметах. Линейное письмо Б использовалось для записи на греческом языке, с включением отдельных сокращений и слов на минойском языке (обычно как пометки к идеограммам), язык прочих критских письменностей неизвестен и условно обозначается как «минойский» (предположительно идентичен «кефтийскому» языку, фрагменты которого засвидетельствованы в египетских текстах, и/или «этеокритскому» языку некоторых надписей греческим письмом эпохи античности).

«Иератический силлабарий»

На Крите найдено несколько надписей особым письмом, не похожим ни на одну из вышеперечисленных — Фестский диск и секира из Аркалохори. Часть исследователей рассматривает их как особый графический вариант критского письма, другие рассматривают как целиком оригинальное или даже некритское по происхождению письмо. А. А. Молчанов предложил термин «иератический силлабарий» (то есть слоговое письмо для культовых, а не хозяйственно-административных целей).

Письменности Кипра и Леванта

От линейного письма А также происходит так называемое кипро-минойское письмо (не дешифровано), от которого позднее произошло кипрское письмо (дешифровано в конце XIX в. благодаря двуязычной надписи, использовалось для записи текстов на диалекте греческого языка, а также на местном этеокипрском языке).

В Израиле обнаружен ряд надписей 12-11 вв. до н. э., условно называемых «филистимскими», которые по начертанию также напоминают кипро-минойское письмо.

Спорная и ошибочная идентификация

Троянское письмо внешне неотличимо от Линейного письма А; термин был введён в оборот из-за ошибочной датировки надписей, которые (из-за смешения археологических слоёв при раскопках) были отнесены к периоду до возникновения письма на Крите.

Х. Й. Франкен обнаружил в 1964 г. и отнёс к письменностям минойского круга несколько табличек из Дейр-Алла (Левант) (его мнение повторили ряд других исследователей, в частности, Труде Дотан и Маргалит Финкельберг)[1]. Большинство исследователей, однако, относят данные надписи к образцам протоханаанейского письма[2]. Позднее было предпринято несколько взаимоисключающих попыток истолковать надписи на семитских языках[3][4][5].

Поздние памятники и исчезновение

В этеокритской надписи греческим алфавитом из Психро III (?) в. до н. э. слово επιθι продублировано критскими знаками линейного письма А как i-pi-ti. В настоящее время большинство исследователей считают надпись подделкой; иные свидетельства существования эгейского письма на Крите и в материковой Греции после «бронзового коллапса» отсутствуют.

Характеристика

Характер смешанный:

  • около 80-90 слоговых знаков типа «гласный» или «согласный+гласный»
  • несколько сот идеограмм (не засвидетельствованы ни в одной из письменностей Кипра)
  • оригинальные эгейские цифры (не засвидетельствованы в кипрском письме)

Язык

Надписи иероглифами и Линейным письмом А читаются лишь фрагментарно, поэтому на текущий момент невозможно установить, насколько менялся их язык по мере смены системы письма. Троянское письмо, по-видимому, является импортированным текстом Линейным письмом А, а не местным письмом.

Фестский диск недешифрован, однако по структурным характеристикам, по мнению Г. Ноймана, его язык мог быть тем же, что и язык Линейного письма А. Теми же характеристиками обладает на первый взгляд и текст секиры из Аркалохори.

Надписи Линейным письмом Б выполнены на греческом языке, однако этой системе письма свойственен ряд особенностей, совершенно чуждых греческому языку, но, видимо, отражающих морфологические явления языка, для которого изначально создавалось критское письмо:

  • не различались звонкие и глухие согласные (возможно, в этеокритском языке они чередовались при словоизменении)
  • согласные l, m, n, r, s на конце закрытых слогов на письме никак не отображались; к другим согласным на конце закрытых слогов добавлялась «пустая» гласная последующего слога (например, Ko-no-so = Knossos).

Надписи филистимским линейным письмом никак не интерпретированы ввиду исключительной краткости.

Язык кипро-минойского письма, по-видимому, не имеет ничего общего с языками Крита, так как письмо было заимствовано носителями совершенно иной, неродственной культуры.

Кипрское письмо в основном использовалось для греческого языка, однако немногочисленные надписи на юге острова выполнены на этеокипрском языке, родственные связи которого неизвестны.

Исследователи

Ранний этап

  • Артур Эванс — первооткрыватель критского письма
  • Бедржих Грозный — предложил первую (неудачную) дешифровку критского письма на основе сравнения форм знаков с другими письменностями
  • Йоханнес Сундвалл и Аксель Перссон — авторы ранних работ по анализу критских надписей
  • Джон Франклин Дэниэл — обоснование родства между письменностями Кипра и Крита
  • Эрнст Зиттиг — неудачная попытка дешифровки на основе статистического метода
  • Бенито Гайя Нуньо (исп. Benito Gaya Nuño) — реконструкция графической эволюции знаков от иероглифов до Линейного Б
  • Владимир Георгиев — обосновал греческий характер надписей линейным письмом Б, однако попытка дешифровки на основании сравнительного метода была неудачной
  • Алиса Кобер — археолог, задолго до дешифровки письма сумела выявить систему именных склонений в надписях линейным письмом Б
  • Майкл Вентрис — основываясь на результатах Кобер, а также логико-математическом методе, в общих чертах дешифровал линейное письмо Б
  • Джон Чедвик — завершил дешифровку линейного письма Б, реконструировал грамматику микенского диалекта
  • Соломон Лурье — благодаря его усилиям микенология получила широкое распространение в СССР; отметил и поддержал дешифровку Вентриса

Вторая половина XX в.

Современные исследования

В начале XXI в. большинство исследований по эгейским письменностям сосредоточено в Оксфорде, где регулярно происходят семинары и конференции на указанную тематику (см., напр., [www.cambridgeadventurer.net/urbs/papers.html]).

Издаётся ряд журналов, посвящённых текстам эгейским письмом. Самым ранним является Minos (с 1960-х гг. в основном посвящён проблемам Линейного письма B), Kadmos (в основном догреческие надписи), Do-so-mo (начал издаваться в XXI в.).

См. также

Напишите отзыв о статье "Эгейское письмо"

Ссылки

  • [phaistos.narod.ru/olivier.htm Критские письменности II тыс. до н. э.]
  • [phaistos.narod.ru/neumann1.htm Нойман Г. О языке критского линейного письма А]
  • [phaistos.narod.ru/poup.htm Поуп М. Линейное письмо А и проблема эгейской письменности]
  • [ancientscripts.com/lineara.html Линейное А (на английском языке)]
  • [ancientscripts.com/linearb.html Линейное Б (на английском языке)]
  • [sites.utexas.edu/pasp/page/12/ Библиография современных исследований по эгейским письменностям]
  • [www.youtube.com/watch?v=zhJg1g1jsTE] Видеолекция «Начало письменности на Крите», Сильвия Феррара (на англ. яз.)

Примечания

  1. [www.academia.edu/10803883/Aegean_Linear_Scripts_perspectives_and_retrospectives_Union_acad%C3%A9mique_internationale._Quatre-vingt-cinqui%C3%A8me_session_annuelle_du_Comit%C3%A9._Compte_rendu_Brussels_2011_29-44 Aegean Linear Scripts: perspectives and retrospectives Union académique internationale. Quatre-vingt-cinquième session annuelle du Comité. Compte rendu (Brussels 2011) 29-44. …]
  2. www.jstor.org/stable/1516435?seq=1#page_scan_tab_contents
  3. faculty.gordon.edu/hu/bi/ted_hildebrandt/otesources/02-exodus/text/articles/shea-tabletdeiralla1-auss.pdf
  4. www.auss.info/auss_publication_file.php?pub_id=791
  5. [msheflin.blogspot.ca/2012/06/deir-alla-corpus.html The Wadi el-Hol Translation: The Deir Alla Corpus]
  6. [www.academia.edu/4639706/Interconnessione_Grafica_tra_i_Vari_Sillabari_Egei_e_loro_Leggibilit%C3%A0 Interconnessione Grafica tra i Vari Sillabari Egei e loro Leggibilità | Francesco Soldani - Academia.edu]

Литература

  • [annals.xlegio.ru/greece/bartonek/bartonek.htm Бартонек А. Златообильные Микены]. М. 1991.
  • Гельб И. Е. Опыт изучения письма. М. 1984.
  • Кондратов А. М., Шеворошкин В. В. Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды. М. 1970.
  • Молчанов А. А. Таинственные письмена первых европейцев. М. 1980.
  • [annals.xlegio.ru/greece/molchan/index.htm Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. Введение в микенологию. М., 1988 г.]
  • Тайны древних письмён. Проблемы дешифровки. М. 1975.

Отрывок, характеризующий Эгейское письмо

Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.