Кипро-минойское письмо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кипро-минойское письмо
Тип письма:

слоговое

Языки:

этеокипрский (предположительно), филистимский язык (надписи из Ашдода)

Место возникновения:

Кипр

Территория:

Кипр (восточное и южное побережье), Угарит, Ашдод

Период:

XVI-X века до н.э.

Статус:

исчезло

Направление письма:

слева направо (в единичных случаях справа налево)

Знаков:

около 80

Происхождение:

Линейное письмо А

Развилось в:

Кипрское письмо

Родственные:

Линейное письмо Б


Табличка из Энкоми — крупнейший памятник кипро-минойского письма

Кипро-минойское письмо — письменность догреческих жителей острова Кипр, представленная надписями XVIX в. до н. э.





Характеристика

Предшественники

На Кипре найдено несколько резных печатей со знаками, внешне напоминающими критские иероглифы, однако, скорее всего, пиктографическими по своей природе, как и другие синхронные изображения на кипрских печатях, не имеющие сходства с критскими знаками[1].

Происхождение

Кипро-минойское письмо возникло через несколько десятков лет после появления первых памятников критского Линейного письма А.

Первооткрыватели кипро-минойского письма, в частности, автор первого корпуса Дж. Ф. Дэниэл, рассматривали его как результат эволюционного развития Линейного письма А[2]. Эту точку зрения традиционно принимали более поздние исследователи (О. Массон, Э. Массон, Ж. П. Оливье), отмечая, однако, значительные отличия между этими двумя письменностями и отсутствие переходных форм.

Сильвия Феррара указала на хронологическую несостоятельность гипотезы об эволюционном развитии. По её мнению, кипро-минойское письмо возникло не в результате длительной эволюции, а скачкообразно, в результате разового волевого решения. Помимо отсутствия промежуточных форм, на это указывают:

  • изначальные резкие отличия кипро-минойского письма от критского: полный отказ от идеограмм, адаптация письма к другому материалу (критское Линейное письмо А было скорее приспособлено для написания чернилами, тогда как кипро-минойское — к глине и даже внешне напоминало клинопись), заметное упрощение формы знаков вплоть до невозможности (для более чем половины) опознать критские прототипы. Для ряда знаков прототипами, возможно, послужили не знаки Линейного А, а знаки критских иероглифов, существовавших параллельно с Линейным А.
  • хронологическое противоречие: первые памятники кипро-минойского письма всего на несколько десятков лет младше Линейного письма А; в случае эволюционного развития хронологический разрыв должен был быть более существенным, и должны были бы существовать переходные формы знаков.
  • Кипр бронзового века никогда не входил в область эгейских культур, а скорее был близок культурам побережья Леванта; главной причиной отказа от заимствования клинописи была сложность всех существовавших в то время клинописных письменностей, состоявших из нескольких сот знаков со множественными чтениями. Следы проникновения на Кипр выходцев из Эгеиды на острове отсутствуют вплоть до позднего бронзового века, что на несколько веков позже возникновения письма.

Несмотря на сходство и очевидное родство с двумя уже дешифрованными письменностями (Линейное Б и кипрское письмо), попытки дешифровки путём реконструкции промежуточных форм знаков между этими двумя письменностями до сих пор терпели неудачу. Отмечается, что кипрское и Линейное письмо Б по-разному были адаптированы к греческому языку и, вероятно, пришли к этой адаптации через разные догреческие языки для письменностей-предков.

Распространение и хронология

Крупнейшими центрами распространения кипро-минойского письма были археологические памятники Энкоми и Айос-Димитриос на Кипре (бывшие города бронзового века), а также Угарит в Палестине, бывший в позднем бронзовом веке международным торговым центром, где параллельно использовалось несколько языков (угаритский, минойский, кипро-минойский и ряд других).

В то же время, распространение письма было не повсеместным; в ряде кипрских городов памятники письма редки, а в таком крупном центре, как Аласса, памятники письма не найдены вообще. Однако не исключено, что письмо использовалось лишь для недолговечных записей хозяйственного характера, потому таблички с записями долго не хранились; аналогично, большинство памятников критского письма сохранилось лишь благодаря разрушениям дворцов и пожарам, в результате которых таблички были обожжены и сохранились.

Хронология письма охватывает XVI—X вв. до н. э. Бронзовый коллапс привёл к исчезновению Угарита, крупнейшего после Кипра центра распространения данного письма, однако на самом Кипре эпоха «народов моря» и последующие десятилетия являются скорее периодом расцвета и увеличения числа памятников письма, что является разительным контрастом с другими регионами Восточного Средиземноморья, пришедшими в тот же период в упадок.

Возможно, кипро-минойским письмом выполнены несколько кратких надписей на филистимских печатях из Ашдода (подробнее см. в статье филистимский язык)[3].

Также единственная кипро-минойская надпись была обнаружена в материковой Греции — в Тиринфе (несколько знаков на глиняном шарике)[4].

Графическая эволюция

Эмилия Массон, опубликовавшая большую часть кипро-минойских надписей, выделяла 4 стадии развития письма: «архаическая», CM1, CM2, CM3. Она предполагала, что как минимум некоторые стадии могли означать смену языка. «Архаическое» письмо по начертанию ближе к критскому Линейному А, чем к остальному корпусу кипро-минойских надписей.

Гипотезу Э. Массон приняли без обсуждения В. Карагеоргис и Ж. П. Оливье, вслед за которыми эта точка зрения возобладала в большинстве публикаций по эгейским письменностям.

Сильвия Феррара (2012) подвергла критике данную гипотезу. Она указала, что как в развитии Кипра бронзового века, так и в развитии письма наблюдается преемственность без резких изменений. Сильвия Феррара отмечает, что в надписях разного периода наблюдаются одни и те же статистические закономерности употребления знаков, что также скорее указывает на один и тот же язык. Также Феррара отмечает, что три различных группы письма (СМ1-3) хронологически пересекаются между собой, различия между ними незначительны и могли быть обусловлены различным материалом для письма, или в ряде случаев декоративным характером надписей.

Наиболее поздние надписи найдены в Палепафосе: в них наблюдается тенденция к стяжению (графические элементы типа П превращаются в /\ и приобретают формы, близкие к кипрскому письму); одна из надписей выполнена на греческом языке (o-pe-le-ta-u), в остальных — до сих пор недешифрованных — выделяются те же характерные группы знаков (морфемы?), что и в более ранних КМ надписях.

Корпус, типы и характер надписей

До начала 21 в. большую часть надписей опубликовали Оливье Массон, Эмилия Массон и Вассос Карагеоргис. В 2002 г. большое количество надписей рассмотрела в своей работе Джоанна Смит, а в 2007 г. собрание надписей, крупнейшее на сегодняшний день, известное под сокращённым названием HoChyMin, выпустил Жан-Пьер Оливье. Последнее не является корпусом надписей в строгом смысле этого слова.

Всего известно чуть более 200 надписей (из них 217 вошли в корпус Оливье).

Материал для письма — глиняные таблички. Известно несколько относительно длинных текстов в 10-50 слов, около сотни кратких текстов в 2-3-4 слова. Надписи наносились стилом на просохшую глину.

Уникальная особенность — наличие глиняных шариков с одним, реже двумя знаками. Назначение шариков остаётся предметом дискуссий.

«Филистимские» надписи

Особняком стоят несколько надписей, обнаруженных на территории Израиля и датируемых 12-11 вв. до н. э., что связывается с прибытием филистимлян в ходе миграции «народов моря» (табличка из Афека, надпись из Ашкелона[5], печати из Ашдода, а также единичные знаки — личные метки гончаров — на керамике микенского происхождения). Хотя исследователи и отмечают несомненное сходство знаков с кипро-минойскими, традиционно эти надписи не включаются в кипро-минойский корпус.

Язык

Ввиду того, что большая часть знаков не читается, вопрос о языке остаётся предметом спекуляций. Гипотезы о принадлежности языка к индоевропейским, семитским или хуррито-урартским языкам были встречены критически, в частности, из-за противоречия с археологическими данными.

Уже после исчезновения кипро-минойского письма на юге Кипра (Аматус и, возможно, Пафос) непродолжительное время существовал этеокипрский язык, представленный 5 краткими надписями V—IV вв. до н. э. Надписи выполнены уже дешифрованным кипрским письмом и поэтому читаются, однако непонятны; некоторые сопровождаются параллельным текстом на греческом языке. Предполагается, что за кипро-минойскими надписями стоит тот же этеокипрский язык, косвенным доказательством чего могут быть часто повторяющиеся характерные окончания слов (-o-ti, -na), имеющие аналоги в кипро-минойских текстах.

Изучение и попытки дешифровки

Исследователей обнадёживал тот факт, что письмо-потомок — кипрский силлабарий — было дешифровано, а несколько десятков знаков предполагаемого письма-предка — критского Линейного письма А — также можно было «прочитать», исходя из их сходства со знаками более позднего дешифрованного Линейного письма Б. Тем не менее, начертание кипро-минойских знаков сильно отличается и от кипрского силлабария, и от Линейного письма А, поэтому с надёжностью можно установить значение не более 15-20 знаков. Для части знаков надёжность подкрепляется статистическим анализом употребления; в частности, предполагаемые знаки для гласных a и i встречаются исключительно в начале слов, что характерно и для других письменностей эгейской группы.

Несмотря на большое количество попыток дешифровки, большая часть авторов пренебрегала формальным анализом надписей и пыталась сопоставить слова, знаки которых читались, со словами известных языков древности. Ни одна из подобных дешифровок не получила широкого признания.

В 1980 г. А. Молчанов опубликовал контекстуальный анализ крупнейшей таблички из Энкоми, однако обошёл вниманием другие надписи. В 2002 г. Джоанна Смит опубликовала объёмное контекстуальное исследование кипро-минойских надписей. В 2012 г. Сильвия Феррара опубликовала труд с формальным анализом кипро-минойских надписей. В ней подробно рассмотрена эволюция знаков, контекст надписей, повторяющиеся морфологические элементы слов.

Исследователи

Ранние (до 1990-х гг.)

Современные

Напишите отзыв о статье "Кипро-минойское письмо"

Литература

На русском языке

  • [annals.xlegio.ru/greece/bartonek/bartonek.htm Бартонек А. Злаотообильные Микены]. М. 1991.
  • Кондратов А. М., Шеворошкин В. В. Когда молчат письмена: Загадки древней Эгеиды. Л. 1970.
  • [annals.xlegio.ru/greece/molchan/index.htm Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. Введение в микенологию. М., 1988 г.]
  • Молчанов А. А. Посланцы погибших цивилизаций. Письмена древней Эгеиды. М. 1992.
  • Молчанов А. А. Таинственные письмена первых европейцев. М. Наука, 1980.
  • [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1984_Antichnaja_balkanistika_Karpato-balkanskij_region_v_diaxronii_Materialy_k_simpoziumu.pdf B. М. Сергеев. Структурно-статистический анализ кипро-минойского текста из Энкоми // Античная балканистика. Карпато-балканский регион в диахронии. Предварительные материалы к международному симпозиуму. М.: Издательство «Наука», 1984.]

На иностранных языках

  • Ferrara, Silvia (2012). Cypro-Minoan inscriptions.
  • Olivier, Jean-Pierre (2007). Édition holistique des inscriptions chypro-minoennes.
  • Smith, Joanna (2002). Script and Seal Use on Cyprus in the Bronze and Iron Ages.

Примечания

  1. Porada, Edith. The Cylinder Seals of the Late Cypriote Bronze Age. American Journal of Archaeology, Vol. 52, No. 1 (Jan. - Mar., 1948), pp. 178-198
  2. Daniel, J.F. 1941. "Prolegomena to the Cypro-Minoan Script, " AJA 45, pp. 249—282.
  3. Assaf Yasur-Landau. The Philistines and Aegean Migration at the End of the Late Bronze Age. P. 309—310
  4. [www.academia.edu/11133303/A_clay_ball_with_a_Cypro-Minoan_inscription_from_Tiryns A clay ball with a Cypro-Minoan inscription from Tiryns | Melissa Vetters - Academia.edu]
  5. Cross, Frank Moore ; Stager, Lawrence E. Cypro-Minoan Inscriptions Found in Ashkelon. Israel Exploration Journal, 1 January 2006, Vol.56(2), pp.129-159

Ссылки

  • [www.cyprusexplorer.globalfolio.net/rus/history/writing/rossi-writing/index.php Кипро-минойская письменность]
  • [sites.google.com/site/collesseum/cyprusscripts Полный репертуар и различные варианты написания знаков кипро-минойского письма]

Отрывок, характеризующий Кипро-минойское письмо

Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.