Согдийское письмо

Согдийское письмо
Тип письма:	консонантное
Языки:	согдийский язык
Место возникновения:	Согдиана
Период:	поздняя античность
Направление письма:	справа налево
Происхождение:	Финикийское письмо Арамейское письмо Сирийское письмо Согдийское письмо
Развилось в:	староуйгурское письмо, старомонгольское письмо маньчжурское письмо тюркское письмо
Родственные:	манихейское письмо, пахлевийское письмо

Согдийское письмо (согдийский алфавит) — одна из древних письменностей, возникшая в Согдиане. Произошло из восходящей к арамейскому письму сирийской письменности. Первоначально использовалось для записи согдийского языка, принадлежащего к иранской языковой группе, впоследствии была адаптирована для тюркских каганов древнеуйгурского и других восточнотюркских языков. В целом была вытеснена различными вариантами арабского алфавита после обращения использовавших её народов в ислам.

Согдийская письменность использовалась для записи религиозных (буддистских, манихейских, несторианских и зороастрийских), а также для тюркских памятников, светских текстов — писем, законодательных актов, надписей на монетах и т. д.

На согдийском языке тексты писались справа налево.

Модификацией согдийского является староуйгурское письмо, заимствованное монголами и породившее ряд вариантов, включая старомонгольскую и маньчжурскую письменности.

История

Абсолютное большинство согдийских текстов записано тремя видами письменности: слабо модернизированным сирийским письмом записаны практически все христианские тексты; более половины манихейских текстов сохранилось в записи т. н. манихейским письмом. Национальным письмом записаны все светские, буддийские, зороастрийские тексты, значительная часть манихейских сочинений и несколько христианских.

Все три вида письменности восходят к западносемитскому письму, как и большинство других среднеиранских письменностей. Эту письменность (именуемую «квазиалфавитной» или «консонантной») характеризует последовательная запись согласных звуков при том, что гласные изначально не отображались (в дальнейшем, для указания на гласные стали использоваться знаки для одной согласной (гортанной смычки, т. наз. алеф) и двух полугласных — ў (/w/) и й (/j/), надстрочные и подстрочные знаки).

Христианское письмо является восточно-сирийским письмом, реформированным под нужды согдийского. Примечательно, что гласные в христианских текстах нередко обозначены диакритическими знаками. Манихейское письмо восходит к пальмирской письменности, особому варианту сирийского письма, реформированной самим Мани, и приспособленной для иранских языков — среднеперсидского и парфянского, а позднее и согдийского.

Национальное письмо (как и «неманихейская» среднеперсидская и парфянская письменность, и письменность доисламского Хорезма) восходит к т. н. «Имперскому арамейскому» алфавиту. В Ахеменидской державе в канцелярии использовался в первую очередь семитский арамейский язык — арамейские документы того времени найдены в Египте, в Иране, в Афганистане. После македонского завоевания греческий язык потеснил арамейский, однако позднее в иранских областях — в том числе, в Согдиане — стали использовать всё то же арамейское письмо для записи текстов уже на среднеиранских языках (лишь в Бактрии, которая долгое время находилась под контролем эллинистической династии, запись иранского бактрийского языка греческим письмом удержалась до исламского времени).

Ранние согдийские тексты (Куль-Тюбе, надписи, «Старые Письма») записаны шрифтом, близким к арамейскому прототипу, направление письма — справа налево. Однако письменность более позднего, «классического» времени подверглась серьёзным изменениям: распространилось и стало обязательным курсивное, то есть, слитное написание букв внутри слова, и строка была повернута на 90 градусов против часовой стрелки, то есть тексты писались сверху вниз. В этом изменении исследователи традиционно видят китайское влияние, несмотря на расположение строк и страниц слева направо; в академической традиции эти тексты принято разбирать, расположив строки горизонтально.

Транслитерация

Консонантизм согдийского письма реконструируется приводимым ниже образом (первый столбец). В трех последующих даётся общепринятая латинская транслитерация знаков, передающих соответствующие согласные, в согдийском национальном, манихейском и христианском письме. Используемая транскрипция — принятая в европейской науке, а не IPA. В скобках даны согласные, которые появлялись в согдийском либо в заимствованных словах, либо в определённом окружении (аллофоны).

Звук	Нац.	Ман.	Хр.
k	k	k, q	q
x	x	x	x (= Сир. k)
(g)	k	g	g
γ	γ	γ	γ (= Сир. 'айн)
č	с	с	с (= Сир. цаде)
(с)	ts, c	c	с
(ĵ)	с	j	c
t	t	t, t	t (Сир. ţ)
θ	δ	δ	θ (Сир. t)
(d)	t	d	t, d
δ	δ	δ	d
p	p	p	p
f	p, β	f	f
(b)	p, β	b	b, p
v	β	β	b
r	r	r	r
(l)	δ, r	l	l
y	y	y	y
w	w	w	w
s	s	s	s
š	š	š	š
z	z	z	z
ž	z	j	ž
(h)	x, 0	h	h
n	n	n	n
m	m	m	m

Арамеограммы

Характерной особенностью иранских письменностей на арамейской основе является использование идеограмм, т. н. арамеограмм: для ряда лексем выписывалось арамейское слово (часто искажённое), но читался иранский эквивалент (ср. кандзи в современном японском, шумерограммы в аккадском). Так, согдийский писец для понятия «вино» выписывал xmr', однако читал его maδu. Такое написание восходит к арамейскому ḥamrā «вино». Идеограммы в иранских языках принято транслитерировать заглавными буквами. Даже в «Старых Письмах» идеограммы встречаются значительно реже, чем в стандартном среднеперсидском и тем более парфянском, а в текстах «классического» периода регулярно используется не более дюжины арамеограмм. В уйгурском письме (и далее в монгольском и маньчжурском) идеограммы отсутствуют вовсе. Свободно от идеограмм и манихейское согдийское письмо, в христианском отмечена лишь одна квази-идеограмма, которая копирует внешний вид идеограммы ZY в национальном письме (соответствует согдийскому ətə — сочинительный союз «и»).

Потомки

Согдийское письмо сыграло важную роль в распространении грамоты в Азии. Оно было заимствовано и позднее реформировано тюрками тюрками-уйгурами, которые с VIII в. расселились по территории Синьцзяна и начали перенимать культуру оседлых жителей страны. Уйгурское письмо было заимствовано монголами в XIII в., постепенно было приспособлено к монгольскому языку (монгольский вариант часто называется как старомонгольским, так и «уйгурским» письмом).

В свою очередь, монгольское письмо в конце XVI в. стало служить маньчжурам, после чего на его основе было создано более приспособленное к маньчжурскому языку маньчжурское письмо. Маньчжурские транскрипции китайских названий павильонов можно увидеть в «Запретном городе» в Пекине. Старомонгольское письмо используется по настоящее время как основное для монголов Внутренней Монголии, как дополнительное к кириллице в Халха-Монголии, и для торжественных случаев в Бурятии. Параллельно с маньчжурским письмом была создана западномонгольская адаптация старомонгольского письма, тодо бичиг, широко распространившаяся параллельно со старомонгольским письмом в XVII—XVIII веке среди монгольских народов, и ныне играющая символическое значение в самоидентификации ойратов СУАР (КНР) и калмыков в Калмыкии.

Памятники

Значительное число согдийских глосс сохранилось в китайских текстах, арабских сочинениях, древнетюркских памятниках. Имеется фрагмент согдийско-санскритской билингвы письмом брахми, содержащий названия медицинских снадобий (вероятно, глоссарий лекаря индийской школы, который принимал согдийцев в Турфане).

Ссылки

• [web.archive.org/web/20061016155653/iranianlanguages.com/midiranian/sogdian_sample.htm Sample of the Sogdian language and script]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Согдийское письмо

[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.