Тангутское письмо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тангутское письмо
Тип письма:

логографическое

Языки:

тангутский язык

Территория:

Тангутское государство Си Ся

Создатель:

Ели (Ири) Жэнь-юн (Жэнь-жун)

Период:

1036-1502

Статус:

вымершая

Знаков:

5863

Происхождение:

искусственная письменность

Тангутское письмо — вымершая логографическая система письма, использовавшаяся для записи мёртвого тангутского языка в Тангутском государстве Си Ся, существовавшем на северо-западе современной КНР. Согласно последним данным, тангутская письменность без учёта аллографов (вариативных написаний) насчитывала 5863 символа[1]. Тангутские иероглифы по виду похожи на китайские, и даже имеют некоторые одинаковые типы черт, однако излишне усложнены (минимальное число черт в знаке — 4, иероглиф «один» состоит из 6 черт). По мнению Б. Лауфера, тангутская письменность, возможно, представляет собой самую сложную систему, которая когда-либо была изобретена человеческим разумом[2]. Как и в китайской каллиграфии, в тангутском письме существовало четыре стиля начертания: уставное (кит. трад. 楷書, упр. 楷书, пиньинь: kǎishū), курсив (кит. трад. 行書, упр. 行书, пиньинь: xíngshū), скоропись (кит. трад. 草書, упр. 草书, пиньинь: cǎoshū) и печатный (кит. трад. 篆書, упр. 篆书, пиньинь: zhuànshū). Введение тангутской письменности в стандарт Юникод ещё не осуществлено[3], однако доступен ряд тангутских шрифтов, наиболее полными из которых являются шрифты, поставляемые с программой Mojikyo (содержат все 6000 знаков из «Тангутско-китайского словаря» Ли Фаньвэня).





История

Тангутское письмо, введённое в употребление в 1036 г. по указу тангутского императора Ли Юань-хао (кит. 李元昊, годы правления — 1032—1048), не имело за собой длительной истории формирования, а было изобретено в какой-то неясный нам срок тангутским учёным Ели (Ири) Жэнь-юном (Жэнь-жуном[4]) («учителем Ири») лично или же группой лиц, работавших под его руководством[5]. В настоящее время китайские материалы служат единственным источником сведений относительно истории создания тангутской письменности. Эти сведения можно разбить на три группы:

1) Согласно «Ляо ши» (кит. 遼史 «История династии Ляо»), создателем тангутской письменности был тангутский правитель Тоба Дэ-мин (拓跋德明, годы правления — 1004—1032), составивший двенадцать цзюаней тангутского письма. Изобретённые им знаки походили, согласно «Ляо ши», на китайское письмо чжуань[6].

2) Вторая группа источников приписывает изобретение тангутского письма тангутскому императору Ли Юань-хао, который передал его для упрощения и введения в употребление своему сановнику Ели Жэнь-юну (кит. 野利仁榮). В «Сун ши» (кит. 宋史 «История династии Сун»), гл. 485 говорится: «Юань-хао сам создал тангутское письмо и приказал Ели Жэнь-юну упорядочить его. Всего было составлено двенадцать цзюаней. По форме письменные знаки представляли собой правильный квадрат и классифицировались по восьми разделам. Но написание письменных знаков было очень сложным. Все государственные служащие для ведения дел были обучены пользоваться тангутским письмом». В этой же главе «Сун ши» говорится, что, в 1039 г., принимая титул императора, Юань-хао послал сунскому двору письмо, в котором заявил: «Я из запутанных узоров неожиданно создал малое тангутское письмо». О том, что Юань-хао изобрёл письмо, упоминалось и в его титуле: «Основоположник династии, изобретатель письма, полководец, создатель законов, учредитель церемониала, человеколюбивый и отцепочтительный император»[7].

В «Лунпин цзи» (кит. 隆平集) китайского учёного и историка сунской эпохи Цзэн Гуна (кит. 曾鞏) сказано: «Юань-хао сам создал двенадцать цзюаней тангутского письма. Это письмо походило на китайское письмо стиля чжуань. Он открыл тангутские школы и послал туда учиться детей и младших братьев тангутских чиновников»[8].

3) Третья группа источников приписывает создание письма чиновнику Ели Юй-ци (кит. 野利遇乞). В «Мэнси битань» (кит. 夢溪筆談 «Записи бесед в Мэнси») сунского учёного Шэнь Ко (кит. 沈括) говорится следующее: «Юань-хао взбунтовался. Его последователь [Ели] Юй-ци ещё до этого создал тангутское письмо. Несколько лет он одиноко прожил в башне и лишь к этому моменту (1036) завершил составление письма. В это время он подарил изобретённое письмо Юань-хао»[9].

По мнению исследователей Н. А. Невского и Е. И. Кычанова изобретателем тангутского письма был всё-таки Ели (Ири) Жэнь-юн («учитель И-ри»)[10]. Вряд ли тангутское письмо было создано правителем Тоба Дэ-мином. Источник, в котором это говорится, — «Ляо ши» — вообще все реформы Юань-хао приписывает Тоба Дэ-мину. Конечно, идея создания самобытного тангутского письма могла принадлежать и Юань-хао. Для своего времени он был человеком образованным, в частности знал китайский и тибетский языки. Однако маловероятно, что тангутское письмо было создано им самим. Как видный политический деятель, большую часть времени он посвящал государственным делам и военным походам. Не исключено, впрочем, что именно по его распоряжению и под его наблюдением велась разработка тангутского письма. Как показывает Е. И. Кычанов, Ели Жэнь-юн и Ели Юй-ци также являются разными людьми (несмотря на то, что некоторые авторы их отождествляют)[11], при этом полководец Ели Юй-ци, командовавший войсками в горах Тяньдушань, был оклеветан китайцами во время войны последних с тангутами в 1040—1044 гг. и казнён по приказу Юань-хао. А Ели Жэнь-юн, один из образованных людей своего времени, был известен как мудрый и просвещённый советник. После его смерти в 1042 г. Юань-хао скорбел о нём, как о своём самом близком помощнике. Он устроил Жэнь-юну пышные похороны. Через сто лет, в 1162 г., другой образованнейший император тангутов, Ли Жэнь-сяо (кит. 李仁孝, годы правления — 1140—1193), посмертно даровал Ели Жэнь-юну, как изобретателю тангутского письма, титул Гуан-хуэй-вана (кит. 廣惠王). Сравнение этих двух биографий показывает, что изобретателем тангутского письма был, по всей вероятности, Ели Жэнь-юн.

Н. А. Невский в своей статье «Тангутская письменность и её фонды» (1935) приводит перевод тангутской оды «Церемониальная песнь (в честь) благородного учителя», воспевающей некоего «учителя И-ри», изобретателя тангутского письма. По его мнению, фамилию И-ри, упоминаемую в одном документе при перечислении чисто тангутских имён, китайцы транскрибировали как Ели (существовала и одинаково с ней звучащая киданьская фамилия). Так как в оде говорится о какой-то церемонии в честь «учителя И-ри», Невский предположил, что речь идёт о даровании почётного титула Ели Жэнь-юну в 1162 г. Таким образом, по мнению Невского, мы имеем и тангутское свидетельство в пользу того, что изобретателем тангутского письма был Ели Жэнь-юн[12].

Для обучения письменности были основаны государственные школы. Делопроизводство осуществлялось на тангутском языке, при этом дипломатические документы составлялись на двух языках (тангутском и китайском). На тангутский язык с тибетского и китайского был переведён практически весь буддийский канон, сочинения из которого печатались огромными тиражами методом ксилографии или с использованием подвижного шрифта[13]. Несмотря на то, что тангутское государство было уничтожено войсками Чингисхана в 1227 г., тангутская письменность продолжала употребляться ещё несколько столетий. На данный момент самым поздним из дошедших до нас памятников тангутской письменности является надпись с текстом дхарани (кит. трад. 佛頂尊勝陀羅尼經, упр. 佛顶尊胜陀罗尼经) на двух буддийских каменных стелах, обнаруженных в 1962 г. в ходе раскопок, проводившихся около деревни Хань (кит. 韩庄), расположенной в северном предместье г. Баодин. Надпись датируется 1502 г.[14] Кроме того в тибетском рукописном Кагьюре (Bka'-'gyur; монг. Ганджур) из коллекции Берлинской государственной библиотеки, датированном 1680 г.[15] и являющимся списком с ксилографического издания Кагьюра, изданного в годы правления Вань-ли императора династии Мин (1573—1620) и датированного 1606 г.[16] имеется приписка на полях, выполненная на тангутском языке тангутским письмом[17]. По мнению Е. И. Кычанова она могла быть сделана сразу после выхода в свет данного текста Кагьюра, т. е. не ранее конца XVI в.[18]

Дешифровка

Изучение мёртвого тангутского языка и письменности началось в 1870 г. с момента опубликования английским миссионером в Китае Александром Уайли (Alexander Wylie) статьи о шестиязычной надписи на каменных воротах Цзюйюн Гуань (кит. трад. 居庸關, упр. 居庸关, пиньинь: Jūyōng Guān) близ Пекина[19], датируемой 1345 г.[20] На воротах представлено шесть, практически идентичных по содержанию надписей, выполненных на разных языках: санскрите письмом ланцза, тибетском, монгольском квадратным письмом Пагба-ламы, уйгурском, тангутском и китайском. Одна часть была написана большими знаками соответствующих письменностей, другая — малыми. Большими знаками записана транскрипция санскритского текста двух дхарани — Uṣṇīṣavijaya-dhāraṇī[21] на восточной стене и Tathāgatahṛdaya-dhāraṇī[22] на западной, дополненная для заполнения оставшегося места отрывками из других дхарани (состав используемых дхарани варьируется от языка к языку). Малыми знаками на пяти языках (отсутствует текст на санскрите) записан текст панегирика в честь монумента, кроме того, китайский и тангутский текст дополнен поэтическим кратким изложением Tathāgatahṛdaya-dhāraṇī-sūtra[23].

Уайли, взявшийся за дешифровку неизвестного тогда тангутского письма, установил, что секции, записанные большими иероглифами, представляют собой транскрипцию санскритского дхарани, оригинал которого имеется в санскритской части шестиязычной надписи. Однако Уайли не удалось определить какой это язык; он пришёл к неверному заключению, что письменность эта — малое чжурчжэньское письмо, а язык соответственно — чжурчжэньский.

В 1882 г. Габриэль Девериа опубликовал статью, посвящённую чжурчжэньской эпиграфической надписи на стеле из Яньтай (кит. 宴臺女真進士題名碑), в которой указал, что знаки из статьи Уайли не являются чжуржэньскими, но, возможно, тангутскими[24].

В 1894—1895 гг. в «Journal Asiatique» выходит перевод на французский язык китайской, монгольской, тибетской и уйгурской части надписи с ворот Цзюйюн Гуань, выполненный Эдуардом Шаванном и др. Вслед за этим, в 1895 г. принц Роланд Бонапарт издаёт эстампажи с ворот Цзюйюн Гуань, в описаниях которых тексты на неизвестном языке со ссылкой на Девериа и Шаванна впервые называются тангутскими, но под знаком вопроса[25].

В 1898 г. Девериа публикует текст тангутско-китайской стелы-билингвы из храма Даюньсы (кит. трад. 大雲寺, упр. 大云寺, пиньинь: Dàyúnsì) в Лянчжоу, написанный тем же письмом, что и текст с ворот Цзюйюн Гуань. Из параллельного китайского текста было видно, что надпись сделана в 1094 г. и написана письмом государства Си Ся[26]. Таким образом вопрос идентификации тангутской письменности был окончательно решён.

Параллельно с эпиграфическими источниками к исследованию тангутской письменности и языка были привлечены также и нумизматические источники. В 1895 г. Стефен Бушель (Stephen Wootton Bushell) исследовал 12 тангутских монет и определил значение сорока иероглифов, встречающихся на них[27].

На этом завершается начальный период исследований тангутского языка. Дальнейшие опыты дешифровки были предприняты во Франции, в Китае, Японии, России в течение первых двух десятилетий XX в. на основе текста «Лотосовой сутры» и некоторых других буддийских текстов. После находки П. К. Козловым в 1908 г. в Хара-Хото большого собрания тангутских книг, исследователи получили в своё распоряжение тангутско-китайский словарь «Жемчужина на ладони», известный под китайским названием «Чжан чжун чжу» (его полное название — «Тангутско-китайский соответствующий времени [словарь] жемчужина на ладони», кит. 番漢合時掌中珠; составлен тангутом Гулэ Маоцаем (骨勒茂才) в 1190 г.). В словаре «Жемчужина на ладони» тангутские слова сопровождались пословным китайским переводом и транскрипцией. Этот словарь стал первым внутренним источником дешифровки знаков тангутского письма, которым воспользовались исследователи. С его помощью были надёжно дешифрованы значения свыше тысячи тангутских иероглифов из буддийских текстов и было составлено общее представление о грамматике тангутского языка и о чтении знаков тангутского письма. Однако объём словаря был недостаточен для надёжного понимания оригинальных произведений, он не смог заменить исследования билингвы, что до сих пор остаётся основной процедурой дешифровки тангутского письма.

Большой вклад в дешифровку тангутской письменности внёс Н. А. Невский. Посмертная факсимильная публикация в 1960 г. рукописи его основного труда — словаря тангутских иероглифов — стала настоящим прорывом в тангутоведении[28]. Словарь состоит из восьми тетрадей общим объёмом 560 лл., не закончен, хотя в достаточной степени систематизирован. Составлен по формальному принципу — знаки классифицированы по их верхней и левой частям. Значения даются в переводе на русский, китайский, иногда английский языки. Содержание словарных статей неоднородно — одни знаки пояснены более подробно, другие — менее, а некоторые оставлены без всяких объяснений. В 1962 г. Н. А. Невскому за выдающиеся достижения в области дешифровки и исследования тангутского языка была посмертно присуждена Ленинская премия. Словарь до сих пор не утратил своего значения, оставаясь собранием ценнейших сведений по лексике и грамматике тангутского языка. Переиздан в Китае в 2007 г.[29]

Фонетическая реконструкция

Общепринятой, признанной всеми исследователями, фонетической реконструкции чтения тангутских знаков до сих пор не существует. Предложено около 10 различных реконструкций: М. В. Софронов и Е. И. Кычанов (1963)[30], Тацуо Нисида (1964, 1966)[31], Мантаро Хасимото (1965)[32], М. В. Софронов (1968)[33], Тацуо Нисида (1981, 1982, 1983)[34], Хуан Чжэньхуа (1983)[35], Ли Фаньвэнь (1986)[36], Тацуо Нисида (1989)[37], Гун Хуанчэн (1989, 1997)[38], Синтаро Аракава (1997)[39]. В российской научной литературе используется реконструкция, предложенная М. В. Софроновым (1968).

Структура

Знаки тангутской письменности могут быть условно разделены на две группы: простые (в основном самостоятельно не употребляющиеся графемы) и сложные (знаки, состоящие из простых графем). Простые иероглифы (графемы) могут быть как семантическими, так и фонетическими. Ни один из тангутских иероглифов не является пиктограммой, несмотря на то, что многие китайские иероглифы во время её создания являлись таковыми — это одно из главных отличий между двумя системами письма.

Большинство сложных иероглифов состоит из двух компонентов, некоторые — из трёх или четырёх. Компонентом может быть как простой иероглиф, так и часть сложного. Составные иероглифы делятся на семантико-семантические и семантико-фонетические. Было создано около 170 специальных транскрипционных иероглифов для передачи звуков китайского языка и санскрита. Эти иероглифы широко использовались для записи имён, названий и специфических терминов при переводе на тангутский язык текстов буддийского канона.

Существует известное количество специальных парных сложных иероглифов. Члены пары состоят как правило из одинаковых элементов, различающихся расположением (например, AB и BA, ABC и ACB), и очень близки по значению.


Напишите отзыв о статье "Тангутское письмо"

Примечания

  1. [www.nxnews.net/923/2004-12-9/22@61505.htm 《西夏文字共有5863个正字》],宁夏新闻网
  2. Laufer B. The Si-hia Language, a Study in Indo-Chinese Philology // T’oung Pao, Second Series, Vol. 17, No. 1 (Mar., 1916). P. 4.
  3. Dr. Richard S. Cook, [unicode.org/~rscook/Xixia/ «Xīxià Orthography and Unicode: Research notes toward a Unicode encoding of Xīxià (Tangut)»], Unicode Organization
  4. В отечественной научной литературе чаще встречается форма написания данного имени как Жэнь-юн, а в западной — Жэнь-жун. Разночтение связано с тем, что иероглиф 榮, входящий в состав данного имени, имеет два чтения: «жун» и «юн» (хотя последнее не зафиксировано в 《漢語大字典》 и помечено как диалектизм в «Большом китайско-русском словаре»).
  5. Кычанов Е. И. Тангутское письмо в истолковании самих тангутов // Разыскания по общему и китайскому языкознанию. М.: «Наука», ГРВЛ. 1980. С.209.
  6. [www.wenhuacn.com/lishi/shiji/21liaoshi/115.htm Ляо ши, цз. 115]
  7. [www.wenhuacn.com/lishi/shiji/20songshi/485.htm Сун ши, цз. 485]
  8. Цзэн Гун Лунпин цзи, цз.20.
  9. Шэнь Ко Мэнси битань, цз. 25
  10. Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М.: «Наука», ГРВЛ. 1968. С.259—262.
  11. Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М.: «Наука», ГРВЛ. 1968. С.262.
  12. Невский Н. А. Тангутская письменность и её фонды // Доклады группы востоковедов на сессии Академии Наук СССР 20 марта 1935 г. М.—Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1936. С.64—65.
  13. 徐庄,[www.pubhistory.com/img/text/3/603.htm 《略谈西夏雕版印刷在中国出版史中的地位》],出版学术网
  14. 15-й год правления Хун-чжи императора династии Мин (кит. 明弘治十五年).
  15. Каталог: Beckh H. Verzeichnis der Tibetischen Handschriften der Königlischen Bibliothek zu Berlin. Erste Abteilung: Kanjur (Bkah.hgyur). — Berlin: Behrend & Co, 1914. — x, 192 pp. (Die Handschriften-Verzeichnisse der Königlischen Bibliothek zu Berlin. Vierundzwangzigster Band); Датировка: Haarh E. Die Berliner Kanjur-Handschrift: Berichtigungen zu Hermann Beckhs Verzeichnis der Tibetischen Handschriften // Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, Band 104/2, Neue Folge Band 29, 1954. — Wiesbaden: Kommissionsverlag Franz Steiner GmbH., 1954. — S.539—540. См. также: Eimer H. Spurensicherung: Das verschollene Berliner Fragment des Wanli-Kanjur // Zentralasiatische Studien des Seminars für Sprach- und Kulturwissenschaft Zentralasiens der Universität Bonn, Vol. 30 (2000). — Wiesbaden: Harrassowitz, 2000. — S.27—51.
  16. [www.istb.univie.ac.at/kanjur/sub/editions/wanli.htm Wanli printed edition of the Kanjur]
  17. 陳寅恪《西夏文佛母大孔雀明王經夏梵藏漢合璧校釋序》 // 王靜如《西夏研究》(第一輯)。北平:國立中央研究院歷史語言研究所、中華民國二十一(1932)年。 pp.vi-vii. (國立中央研究院歷史語言研究所單刊甲種之八)
  18. Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М.: «Наука», ГРВЛ. 1968. С.329; 史金波《西夏佛教史略》。银川:宁夏人民出版社、1988年8月。 P.342.
  19. Wylie A. On an Ancient Buddhist Inscription at Keu-yung kwan, in North China // The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. New Series. Vol. V. Part 1. London: Trübner & Co., 1870. pp.14—44.
  20. 5-й год правления Чжи-чжэн императора династии Юань (кит. 元至正五年).
  21. Полное название Ārya-sarva-durgati-pariśodhanī-uṣṇīṣavijaya-nāma-dhāraṇī.
  22. Полное название Samantamukha-praveśa-raśmi-vimaloṣṇīṣa-prabhāsa-sarvatathāgata-hṛdaya-samaya-vilokita-nāma-dhāraṇī.
  23. 『居庸關』第一巻 / 村田治郎編著。[京都]:京都大學工學部、昭和三十二(1957)年三月刊。[2], xi, [1], 359, [3] pp., iv charts, vi rubbings.
  24. Devéria G. Examen de la stèle de Yen-t'aï. Dissertation sur les caractères d'écriture employés par les Tartares Jou-tchen. Extraite du Houng-hue-in-yuan, traduite et annotée // Revue de l'Extrême-Orient / Publiée sous la direction de M. Henri Cordier. Première Année. 1882. Tome Premier, № 2. Paris: Ernest Leroux, Éditeur, 1883. pp.173-186.
  25. Bonaparte R. Documents de l'époque mongole des XIIIe et XIVe siècles. Inscriptions en six langues de la porte de Kiu-Yong Koan, près Pékin; lettres, stèles et monnaies en écritures Ouïgoure et 'Phags-Pa dont les originaux ou les estampages existent en France. Paris: Gravé et imprimé pour l'Auteur, 1895. [3], ii, 5 pp., xv plates.
  26. Devéria G. L'écriture du royaume de Si-Hia ou Tangout / Extrait des Mémoires présentés par divers savants à l'Adadémie des inscriptions et belles-lettres, Ire série, tome XI, Ire partie. Paris: Imprimerie Nationale, MDCCCXCVIII (1898). 31 pp., 2 pl.; Devéria G. Stèle Si-Hia de Leang-tcheou // Journal Asiatique ou Recueil de mémoires d'extraits et de notices relatifs à l'histoire, à la philosophie, aux langues et à la littérature des peuples orientaux / Rédigé par MM. Barbier de Meynard, A. Barth, R. Basset, Chavannes, Clermont-Ganneau, Feer, Halévy, C. de Harlez, Maspero, Oppert, Rubens Duval, E. Senart, etc. et publié par la Société Asiatique, IXe série, tome XI, n°1. - Janvier-Février 1898. Paris: Imprimerie Nationale, Ernest Leroux, Éditeur, MDCCCXCVIII (1898). pp.53-74, 1 pl.
  27. Bushell S. W. The Hsi Hsia dynasty of Tangut, their money and peculiar script // Journal of the China Branch of the Royal Asiatic Society for the Year 1895-96. Vol. XXX. Shanghai: Kelly & Walsh, Limited, 1895. pp.142—160
  28. Невский Н. А. Тангутская филология: Исследования и словарь. В двух книгах. Кн. 1—2. М., ИВЛ. 1960. Кн.1: 604 с.; Кн.2: 684 с.
  29. 《西夏研究》(第6辑) / 李范文主编 / 《西夏语文学》〔俄〕聂历山著、马忠建、文志勇、崔红芬译、李范文主编、景永时、贾常业、李海涛副主编。北京:中国社会科学出版社、2007年4月。[2], 6, [8], 1217, [3] pp.
  30. Софронов М. В., Кычанов Е. И. Исследования по фонетике тангутского языка. (Предварительные результаты). М., ИВЛ. 1963. 115 стр. Тираж: 600 экз.
  31. 西田龍雄『西夏語の研究:西夏語の再構成と西夏文字の解讀』。全二冊。東京:座右宝刊行会、昭和39(1964)年6月30日、昭和41(1966)年4月10日。 Vol.1: xii, 224, 8, [1] pp.; Vol.2: vi, 376, [1] pp.
  32. 橋本萬太郎『「文海」の韻の音韻組織について』 // 『東方学』 30号 (1965). pp. 117—158.
  33. Софронов М. В. Грамматика тангутского языка. Книга 1, Книга 2: Материалы для фонетической реконструкции. М., «Наука» (ГРВЛ). 1968. Кн.1: 276 с.; Кн.2: 404 с
  34. 西田龍雄『西夏語韻図『五音切韻』の研究(上), (中), (下)』 // 『京都大學文學部研究紀要』 Vol. 20 (1981), Vol. 21 (1982), Vol. 22 (1983). pp. 91—147; pp. 1—100; pp. 1—187.
  35. 史金波、白濱、黃振華《文海研究》。北京:中国社会科学出版社、1983年3月。[4], 10, [12], 876 pp.
  36. 李范文《同音研究》。银川:宁夏人民出版社、1986年9月。[4], 2, [6], 938 pp.
  37. 西田龍雄『西夏語』 // 『言語学大辞典』、第2巻 世界言語編(中) さ~に / 河野六郎・亀井孝・千野栄一 編著。東京:三省堂、1989年9月10日。pp.408-429. ISBN 4-385-15216-0 [reprint: 西田龍雄『西夏語の構造と系統』 // 西田龍雄『西夏王国の言語と文化』。東京:岩波書店、1997年8月28日。pp.46-111.]
  38. Gong Hwang-cherng (龔煌城) The Phonological Reconstruction of Tangut through Examination of Phonological Alternations // 『中央研究院歷史語言研究所集刊』(Bulletin of the Institute of History and Philology Academia Sinica)、第60本、第1分、1989年3月。pp.1-45.; 《夏漢字典》 / 李範文編著。北京:中國社會科學出版社、1997年7月。[2], [2], [5] pl., [1], [2], 14, 4, 2, 30, 1300 pp.
  39. 荒川慎太郎《韻書の構成法からみた西夏語音の研究 ―等韻の構造に関する一考察―》 / 京都大学大学院修士論文。1997年。; 荒川慎太郎『西夏語通韻字典』 = Tangut Rhyme Dictionary // 『言語学研究』第16号(1997)。京都:京都大学大学院文学研究科言語学研究室、1997年。 pp.1-151.

Литература

  • Невский Н. А. Тангутская филология. Т. 1. — М., 1960.
  • Горбачёва З. И., Кычанов Е. И. Тангутские рукописи и ксилографы/ Предисл. Н. И. Конрада. — М., 1963.
  • Софронов М. В., Кычанов Е. И. Исследования по фонетике тангутского языка. — М., 1963.
  • Кычанов Е. И. К изучению структуры тангутской письменности// Краткие сообщения Института народов Азии, № 68. Языкознание. — М.: Наука, 1964. С. 126—150.
  • Кычанов Е. И. «Крупинки золота на ладони» — пособие для изучения тангутской письменности// Жанры и стили литератур Китая и Кореи: Сборник статей. — М.: Наука (ГРВЛ), 1969. С. 213—222.
  • Море письмен. Факсимиле тангутских ксилографов. / Пер. с тангутского, вступительные статьи и приложения К. Б. Кепинг, В. С. Колоколова, Е. И. Кычанова и А. П. Терентьева-Катанского. Ч. 1—2. — М.: Наука (ГРВЛ), 1969. Ч.1: 608 с. Ч.2: 272 с. (Серия «Памятники письменности Востока», XXV, [1]—[2])
  • Кычанов Е. И. Тангутское письмо в истолковании самих тангутов// Разыскания по общему и китайскому языкознанию. М.: Наука (ГРВЛ), 1980. С. 209—223.
  • Grinstead E. Analysis of the Tangut Script. (Scandinavian Institute of Asian Studies Monograph Series No.10). Lund, Studentlitteratur. 1972. 376 pp. [2nd printing: Lund, Studentlitteratur & London, Curzon Press. 1975.]
  • Kwanten L. Tangut Miscellanea: I. On the Inventor of the Tangut Script // Journal of the American Oriental Society, Vol.97, No.3 (July — September, 1977). New Haven, American Oriental Society. 1977. pp. 333-335.
  • Nishida Tatsuo The Structure of the Hsi-Hsia (Tangut) Characters. (Monumenta Serindica No.8) / Translated from the Japanese by James A. Matisoff. Tokyo, Institute for the Studies of Languages and Cultures of Asia and Africa, 1979. [4], ii, [2], [2], 42, [1] pp.
  • Kwanten L. The Structure of the Tangut [Hsi Hsia] Characters // アジア・アフリカ言語文化研究, No. 36, 1988。東京:東京外国語大学アジア・アフリカ言語文化研究所、昭和63(1988)年9月30日。 pp. 69-105.
  • Kychanov E. I. Tangut // The World’s Writing Systems / Edited by Peter T. Daniels, William Bright. New York, Oxford University Press. 1996. pp. 228-229. ISBN 0195079930
  • 西田龍雄『西夏文字 ―その解読のプロセス』。東京:紀伊國屋書店、1967年3月31日。209, [3] pp. (紀伊國屋新書A-30) [Nishida Tatsuo Seika moji: Sono kaidoku-no purosesu. Tōkyō, Kinokuniya shoten. 1967. 209, [3] pp. (Kinokuniya shinsho A-30)]. Reprint: 東京:紀伊國屋書店、1994年1月25日。209, [3] pp. (精選復刻 紀伊國屋新書) [Tōkyō, Kinokuniya shoten. 1994. 209, [3] pp. (Seisen fukkoku Kinokuniya shinsho)]
  • 西田龍雄『西夏文字 ―解読のプロセス』。町田:玉川大学出版部、1980年1月30日。[2], 221, [2], [1] pp. [Nishida Tatsuo Seika moji: Kaidoku-no purosesu. Machida, Tamagawa daigaku shuppanbu, 1980. [2], 221, [2], [1] pp.]
  • 西田龍雄『西夏文字の話 【シルクロードの謎】』。東京:大修館書店、1989年2月15日。[4], 173, [1] pp. [Nishida Tatsuo Seika moji-no hanashi. Shiruku rōdo-no nazo. Tōkyō, Taishūkan shoten. 1989. [4], 173, [1] pp.]
  • 西田龍雄『西夏文字 英Hsia-hsia script, Xi-xia script, Tangut script』 // 『言語学大辞典』、別巻【世界文字辞典】 = The Sanseido Encyclopedia of Linguistics, Volume 7: Scripts and Writing Systems of the World / 河野六郎・千野栄一・西田龍雄 編著。東京:三省堂、2001年7月10日。pp. 537-547. [Nishida Tatsuo Seika moji. Ei: Hsia-hsia script, Xi-xia script, Tangut script // Gengogaku daijiten, Bekkan: Sekai moji jiten / Kōno Rokurō, Chino Eiichi, Nishida Tatsuo hencho. Tōkyō, Sanseidō. 2001. pp. 537-547.]
  • 史金波、白濱、黃振華《文海研究》。北京:中国社会科学出版社、1983年3月。[4], 10, [12], 876 pp. [Shi Jinbo, Bai Bin, Huang Zhenhua Wenhai yanjiu. Beijing, Zhongguo shehui kexue chubanshe. 1983. [4], 10, [12], 876 pp.]
  • 李范文《同音研究》。银川:宁夏人民出版社、1986年9月。[4], 2, [6], 938 pp. [Li Fanwen Tongyin yanjiu. Yinchuan, Ningxia renmin chubanshe. 1986. [4], 2, [6], 938 pp.]
  • 韓小忙《西夏文正字研究》 = A Study on Xixia Orthography。西安:陕西师范大学、2004。358 pp. [Han Xiaomang Xixiawen zhengzi yanjiu. Xi’an, Shanxi shifan daxue. 2004. 358 pp.]
  • 韩小忙《<同音文海宝韵合编>整理与研究》 / 西夏文字与文献研究。北京:中国社会科学出版社、2008年6月。[4], x, 786 pp., 66 pl., [1 pl.] [Han Xiaomang 'Tongyin Wenhai Baoyun hebian' zhengli yu yanjiu / Xixia wenzi yu wenxian yanjiu. Beijing, Zhongguo shehui kexue chubanshe. 2008. [4], x, 786 pp., 66 pl., [1] pl.]

Ссылки

  • [www.omniglot.com/writing/tangut.htm Тангутское письмо на сайте Омниглот]
  • [babelstone.blogspot.com/2007/01/tangut-coins.html Тангутские монеты]
  • [linguistics.berkeley.edu/~rscook/cgi/ztangut.html UniTangut Database (база данных тангутских иероглифов)]
  • [www3.aa.tufs.ac.jp/~mnaka/tangutindex.htm インターネット西夏学会 (базы данных тангутских иероглифов и словаря «Море письмен»)]
  • [www3.aa.tufs.ac.jp/~mnaka/mb(sato_t)2002.htm Японская библиография работ по тангутоведению]
  • 大西 磨希子・北本 朝展,[dsr.nii.ac.jp/rarebook/08/ 『文字が語りかける民族意識:カラホトと西夏文字』],ディジタル・シルクロード
  • 史金波,[www.nxnews.net/1168/2004-12-14/13@62280.htm 《西夏文字是有规律的文字吗?》],宁夏新闻网

Отрывок, характеризующий Тангутское письмо

В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.