Графема

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Графе́ма (греч. γράφω — «пишу» и суффикс «-ема») — единица письменностиалфавите — буква, в неалфавитных системах письма — слоговой знак, иероглиф, идеограмма и другие).

Графема однозначно отличима от любой другой единицы этой же письменности.

Одна и та же графема может принимать различные конкретные формы (аллографы, глифы, начертания), но должна сохранять некоторую схему построения, «скелет» буквы или знака, дискретно отличающий его от других букв (знаков) данной письменности, независимо от гарнитуры шрифта, индивидуального почерка и прочего.

При аномалии развития речи, или же просто при так называемом «неразборчивом почерке», может быть смешивание графем (например, прописные α и о, м и ш, д и у).

Понятие введено в 1912 году И. А. Бодуэном де Куртенэ.



См. также

В Викисловаре есть статья «графема»

Напишите отзыв о статье "Графема"

Ссылки

  • [danefae.org/djvu/aaz/grafema.djvu О понятии графемы] // Зализняк А. А. «Русское именное словоизменение» с приложением избранных работ по современному русскому языку и общему языкознанию. — М., 2002.



Отрывок, характеризующий Графема

Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.