Кушелёв-Безбородко, Александр Григорьевич
| Александр Григорьевич Кушелёв-Безбородко<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Александр Кушелёв-Безбородко, третий государственный контролёр России (1850—1851 гг.)</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 13 марта 1854 — 6 апреля 1855 | |||
| Предшественник: | Алексей Хитрово | ||
| Преемник: | Николай Анненков | ||
Содержание
История жизни
Александр Григорьевич Кушелёв-Безбородко — старший сын первого графа Кушелёва и супруги его, Любови Ильиничны, рождённой графини Безбородко; после смерти графа Безбородко Высочайшим указом повелено графу А. Г. Кушелёву
«…в уважение к отличному служению покойного князя Безбородко, на пользу и славу отечества всю жизнь посвятившему, именоваться впредь графом Кушелёвым-Безбородко, дабы знаменитая заслугами фамилия сия с кончиной последнего в роду не угасла, но паки обновясь, пребыла навсегда в незабвенной памяти российского дворянства.»
Детские годы свои гр. А. Г. Кушелёв-Безбородко провел на попечении своей тетки княгини К. И. Лобановой-Ростовской, в доставшемся ей пригородном имении княгини Безбородко, Полюстрово; княгиня отличалась большой домовитостью, любовью к порядку и хозяйству — и умела до известной степени привить такие же вкусы и племяннику.
В 1813 г. он был отдан в приготовительный пансион при Царскосельском лицее; окончив в нём курс в 1816 г., граф Кушелёв выдержал при педагогическом институте экзамен на право получения чинов, а в июле того же года получил в Московском университете, по экзамену, степень доктора этико-политических наук; утверждённый, по этой степени, в чине коллежского асессора, молодой граф в начале 1817 г. был определен в ведомство Коллегии иностранных дел. Отец его выхлопотал ему поручение за границу, отвезти депеши в Вюртемберг, а затем состоять при канцелярии императора в Ахене на время собиравшегося там конгресса. С этим служебным поручением соединялся план и путешествия за границей для завершения образования.
Гр. А. Г. Кушелёв-Безбородко выехал из Петербурга 8 августа 1818; проездом в Дерпте он осматривал университетские учреждения, познакомился с Парротом, Моргенштерном, затем через Кенигсберг прибыл в Берлин, где тоже осматривал университет. Во время поездки этой молодой граф поддерживал деятельную переписку с отцом, который давал ему разные советы и высказывал удовольствие по поводу того, что сын обнаруживал серьёзные интересы и знакомился с учёными людьми. Но впоследствии старому графу уже не так нравилось, что сын его менее интересуется успехами по службе, чем учеными занятиями или искусствами; в письмах за 1820—1826 гг. отец нередко выражал неудовольствие, что сын его не продвигается по службе так быстро, как это казалось ему естественным по воспоминаниям о временах его молодости, а также и за то, что при разделе с тетушкой он предпочел получить картинную галерею, а не взял доходного имения.
В Ахене молодого графа отлично принял Каподистрия и дал ему поручение: «сочинить сравнение политики нынешних времен с прежней, а в особенности следствий и правил, произведенных Вестфальским миром, с духом и следствиями Венского конгресса и мира Парижского». Из Ахена гр. А. Г. Кушелёв-Безбородко приехал в Париж, отчасти имея в виду заняться указанной гр. Каподистрией темой, отчасти привлекаемый желанием осмотреть достопримечательности Парижа, познакомиться в нём с умственной жизнью и деятельностью. Посещение камер, судов, лекций, обозрение учебных заведений, покупка книг — вот что преимущественно занимало его в Париже, где провел он время с конца 1818 г. до конца апреля 1819 г. Отложив первоначальное намерение своё ехать в Англию, гр. Кушелёв-Безбородко поехал в Россию через Швейцарию, Италию и Австрию.
В Женеве он познакомился с Дюпоном[кто?], Бонстедтом[кто?], в Ивердене посетил Песталоцци и подробно ознакомился с его учебным заведением, в Болонье познакомился с Меццофанти и читал ему отрывки из Державина и Озерова, которых Меццофанти ещё не знал; 22 августа 1819 гр. А. Г. Кушелёв прибыл к отцу, в его имение Краснопольцы, Псковской губернии, а 4 сентября приехал в Петербург.
Его призывало сюда дело, которое интересовало его и за все время пребывания его за границей: с 1805 г. шло дело об устройстве в Нежине гимназии высших наук, для которой гр. И. А. Безбородко назначил большие средства, частью во исполнение воли своего покойного брата, князя A. A. Безбородко, частью по собственному желанию. Ko времени смерти гр. И. А. Безбородко гимназия ещё не была открыта, не было ещё окончательно выработано и утверждено и положение о ней; заботы обо всем этом лежали на гр. А. Г. Кушелёве-Безбородко; для своей будущей гимназии он приобретал книги за границей, имея в виду устройство её, знакомился и с разными учебными учреждениями.
Теперь, возвратившись в Петербург, он стал усиленно хлопотать, преимущественно через графа В. П. Кочубея, который приходился ему двоюродным дядей, чтобы делу был дан скорейший ход. Наконец, 19 апреля 1820 последовал Высочайший рескрипт, учреждавший в Нежине высшее учебное заведение под именем Гимназии высших наук; сам граф А. Г. Кушелёв-Безбородко был при этом назначен его попечителем с тем, что попечительство переходит после него к старшему в роде Кушелёвых-Безбородко; устав нового учебного заведения ещё не был готов, но благодаря настояниям графа разрешено было начать в этом заведений занятия — они и начаты были 4 сентября 1820 в личном присутствии графа. Гр. А. Г. Кушелёв-Безбородко постоянно с большим интересом и вниманием следил за дальнейшей деятельностью этого заведения и неоднократно делал ему пожертвования.
7 октября 1832 последовало преобразование гимназии в лицей, сравненный по правам образования с университетами. Ko дню 25-летия этого учебного заведения граф подарил ему 175 картин разных школ, с тем, чтобы они были размещены в разных комнатах лицея и служили бы для развития изящного вкуса воспитанников. В 1820 г. гр. А. Г. Кушелёв-Безбородко был пожалован в камергеры; 1826 г. сделан членом главного правления училищ; в 1830 г. избран в почетные члены Академии Наук; в 1834 г. назначен управляющим Государственным заемным банком, в 1837 г. — директором департамента государственного казначейства, в 1844 г. — сенатором, в 1847 г.; — почётным опекуном, с 13 марта 1854 по 6 апреля 1855 года занимал высшую должность в своей жизни — Государственного контролёра России.[1] Похоронен в Свято-Духовской церкви Александро-Невской Лавры.
Граф Александр Григорьевич Кушелёв-Безбородко постоянно следил за всем, что появлялось замечательного в области наук и литературы.
Семья
Был женат с 30 января 1829 года на княжне Александре Николаевне Репниной-Волконской (1805—1836), дочери князя Н. Г. Репнина-Волконского и В. А. Разумовской. В браке имели пятерых детей:
- Варвара Александровна (1829—1896), её восприемником при крещении был Николай I; с 1851 года была замужем за Петром Аркадьевичем Кочубеем (1825—1892), председателем Русского технического общества .
- Александра Александровна (24.11.1830—08.01.1833)
- Григорий Александрович (1832—1870), статский советник, писатель и издатель, основал журналы «Русское слово» и «Шахматный листок». Был женат с 1859 года на Любови Ивановне Голубцовой, ур. Кролль (1829—1870), в первом браке Пенкаржевской.
- Любовь Александровна (1833—1913), фрейлина, статс-дама, с 1896 года кавалерственная дама. Была замужем с 1852 года за графом Алексеем Ивановичем Мусиным-Пушкиным (1825—1879); за бездетной смертью графов Г. А. и Н. А. Кушелёвых-Безбородко попечительство над Нежинским высшим учебным заведением перешло в род графов Мусиных-Пушкиных.
- Николай Александрович (1834—1862), коллекционер, создал картинную галерею, завещанную Академии художеств. Был женат на Елизавете Ивановне Шупинской, ур. Базилевской (1839— ?).
- Nikolay Ge 004.jpeg
Варвара
Александровна - G.A. Kushelev.jpg
Григорий
Александрович - Musina-Pushkina by Karl Lash.jpg
Любовь
Александровна
Источники
- ↑ 1 2 Коллектив авторов СПбГУ под ред. акад.Фурсенко. Управленческая элита Российской империи (1802-1917). — С-Петербург.: Лики России, 2008. — С. 367.
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
Напишите отзыв о статье "Кушелёв-Безбородко, Александр Григорьевич"
Ссылки
- [realty.lenta.ru/news/2011/12/23/dar/ Исторический особняк в Петербурге превратят в клубный дом] (рус.). Лента.Ру. Лента.Ру (23 декабря 2011). Проверено 23 декабря 2011. [www.webcitation.org/65rUjrt2Z Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Кушелёв-Безбородко, Александр Григорьевич
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
