Мальбург (линейный корабль)
«Мальбург» — парусный линейный корабль Балтийского флота России.
Содержание
Описание корабля
Парусный двухдечный линейный корабль 4 ранга, длина судна по сведениям из различных источников составляла от 44,4 до 44,9 метра, ширина — 13 метров, а осадка от 4,9 до 4,92 метра. Вооружение судна составляли 60 орудия, а экипаж состоял из 470 человек[1][2].
История службы
Корабль «Мальбург» был заложен по заказу князя Б. И. Куракина в июне 1714 года в Амстердаме и после спуска на воду в ноябре того же года вошёл в состав Балтийского флота России[1][2].
19 (30) июня 1715 года в составе отряда покинул Амстердам и ушёл в Англию на зимовку, а 31 мая (11 июня) 1716 года прибыл из Англии в Копенгаген. Принимал участие в Северной войне. 19 (30) июля 1716 года вошёл в состав российского флота, прибывшего в Копенгаген. С 5 (16) по 14 (25) августа, находясь в составе четырех объединенных флотов России, Дании, Голландии и Англии, выходил на поиски шведского флота к острову Борнхольм в Балтийском море, а 22 октября (2 ноября) прибыл с эскадрой в Ревель[2].
С 4 (15) июня по 16 (27) июля 1717 года входил в состав эскадры генерал-адмирала графа Ф. М. Апраксина, которая находилась в крейсерстве у берегов Швеции и принимала участие в высадке десанта на остров Готланд. В 1718 и 1719 годах выходил в крейсерство в Финский залив, а в июле 1719 года прикрывал переход гребного флота из Кронштадта к шведским берегам. В июне 1721 года входил в состав эскадры, сопровождавшей корабль «Ингерманланд», который шёл под флагом Петра I в залив Рогервик. В в сентябре того же года в составе отряда шаутбенахта Н. А. Синявина совершил в Гельсингфорс. C 1722 по 1725 год выходил в практические плавания в Финский залив в составе эскадр, а 1726 и 1728 годах использовался для обучения экипажа на Кронштадтском рейде. С 1728 по 1733 год находился в Кронштадте и не вооружался[2].
Принимал участие в боевых действиях под Данцигом. 15 (26) мая в составе эскадры адмирала Т. Гордона вышел из Кронштадта в направлении Пиллау и Данцига, в составе эскадры принимал участие в блокаде крепости Данцига с моря. 13 (24) июня был отправлен в погоню за тремя судами, оказавшимися в конечном счёте датскими фрегатами, после чего вернулся к эскадре[2].
2 (13) июля вместе с другими судами эскадры вернулся в Кронштадт. Больше в море не выходил, а 1747 году был разобран[1][2].
Командиры корабля
Командирами корабля «Мальбург» в разное время служили[2]:
- В. Шельтинг (1716—1717 годы).
- Т. Сандерс (до сентября 1718 год).
- П. Бредаль (с сентября 1718 года до июня 1719 года).
- Р. Литель (с июня 1719 года).
- И. И. Беринг (1721 и 1724 годы).
- З. Д. Мишуков (1723 год).
- А. Розенгоф (1725 год).
- П. Бене (1726 год).
- Г. Агазен (1728 год).
- М. Тем (1734 год).
Напишите отзыв о статье "Мальбург (линейный корабль)"
Примечания
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат. — (Корабли и суда Российского флота).
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
См. также
- Список парусных линейных кораблей Российского Императорского флота
- Список кораблей Балтийского флота (1702—1725)
|
|||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мальбург (линейный корабль)
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
