Мараваль, Хосе Антонио

Хосе́ Анто́нио Марава́ль Касесно́вес (исп. José Antonio Maravall Casesnoves; 1911, Хатива — 1986, Мадрид) — виднейший испанский историк, эссеист.

Биография

Родился в Валенсии. Начинал учиться в университете Мурсии, закончил Мадридский университет Комплутенсе, где его наставником был Хосе Ортега-и-Гассет. В юности был близок к фалангизму, вместе с Леопольдо Панеро основал и возглавил «правый» журнал Новое обозрение.

Позднее его работа историка была в основном посвящена, напротив, испанскому либерализму, процессу модернизации страны, идеям прогресса. Преподавал в университете Лагуны (Тенерифе), мадридском университете Комплутенсе, Сорбонне (1969—1971), университете Миннесоты (1978—1980).

Сын — Хосе Мария Мараваль, министр образования в правительстве Фелипе Гонсалеса (с 1982).

Научные интересы и подход

Развивал в Испании подходы истории идей. Автор ряда трудов по методологии исторической науки. Наиболее известен работами о культуре барокко, истории политических идей и учений.

Труды

• El humanismo de las armas en Don Quijote (1948)
• Понятие Испании в средние века/ El concepto de España en la Edad Media (1954, переизд. 1997)
• La historia y el presente (1955)
• Испанская политическая философия XVII века в её отношении к духу Контрреформации/ La philosophie politique espagnole au XVIIe siècle dans ses rapports avec l’esprit de la Contre-Réforme (1955, на фр. яз.).
• Теория исторического познания/ Teoría del saber histórico (1958, переизд. 2008)
• Ортега и наша нынешняя ситуация/ Ortega en nuestra situación (1959)
• Менендес Пидаль и история мысли/ Menéndez Pidal y la historia del pensamiento (1960)
• Веласкес и дух современности/ Velázquez y el espíritu de la modernidad (1960, переизд. 1987, 1999)
• Carlos V y el pensamiento político del Renacimiento (1960, переизд. 1999)
• Коммуны Кастилии. Первая революция современной эпохи/ Las Comunidades de Castilla. Una primera revolución moderna (1963, переизд. 1998)
• Социальный мир Селестины/ El mundo social de «La Celestina» (1964, переизд. 1986)
• Древние и новые. Идея прогресса в первоначальном развитии общества/ Antiguos y modernos. La idea de progreso en el desarrollo inicial de una sociedad (1966, переизд. 1998)
• Современное государство и общественное сознание в XV—XVII вв./ Estado Moderno y mentalidad social: siglos XV al XVII (1972)
• La oposición política bajo los Austrias (1972)
• Театр и литература в обществе эпохи барокко/ Teatro y literatura en la sociedad barroca (1972, переизд. 1990)
• Культура барокко. Анализ исторической структуры/ La cultura del Barroco. Análisis de una estructura histórica (1975, переизд. 2002, 2011; англ. пер. 1986)
• Утопия и антиутопия в Дон-Кихоте/ Utopía y contrautopía en «El Quijote» (1976, переизд. 2005, 2006; англ. пер. 1991)
• Власть, честь и элиты в XVII веке/ Poder, honor y élites en el siglo XVII (1979, переизд. 1989)
• Утопия и реформизм в Испании при австрийцах/ Utopía y reformismo en la España de los Austrias (1982)
• Estudios de Historia del pensamiento español. Edad Media (1983)
• Estudios de Historia del pensamiento español. La época del Renacimiento (1984)
• Estudios de Historia del pensamiento español. El siglo del Barroco (1984)
• Плутовская литература в её социальной истории/ La literatura picaresca desde la historia social (1986)
• Estudios de Historia del pensamiento español. Siglo XVIII (1991)
• Теория государства в Испании XVII века/ Teoría del Estado en España en el siglo XVII (1997)
• Статьи по военной истории/ Escritos de historia militar (2007)

Публикации на русском языке

• Утопия и реформизм// Утопия и утопическое мышление/ Сост., общ. ред и предисл. В. А. Чаликовой. — М.: Прогресс, 1991. — С. 210—232.

Признание

Член Испанской Королевской Академии истории (Мадрид), Королевской академии литературы (Барселона), почётный доктор Тулузского университета. Национальная премия по эссеистике (1987).

Литература

• Homenaje a José Antonio Maravall. Madrid: Centro de investigaciones sociológicas, 1985
• The institutionalization of literature in Spain: In memoriam José Antonio Maravall (1911—1986)/ Wlad Godzich, Nicholas Spadaccini, eds. Minneapolis: Prisma Institute, 1987 (материалы конференции).
• Homenaje a José Antonio Maravall: 1911—1986. Valencia: Generalitat Valenciana, 1988
• Homenaje a José Antonio Maravall. Madrid: Instituto de Cooperación Iberoamericana, 1990
• Sull’opera di José Antonio Maravall: stato, cultura e società nella Spagna moderna/ Carlo Bitossi, Giuseppe Mazzocchi, eds. Como: Ibis, 2008 (материалы конференции в Ферраре)

Ссылки

• [www.biografiasyvidas.com/biografia/m/maravall.htm Краткая биография]  (исп.)
• [elpais.com/diario/1996/12/19/opinion/850950006_850215.html Наследие Хосе Антонио Мараваля, статья в газете El País к 10-летию смерти ученого]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Мараваль, Хосе Антонио

– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.