Мерперт, Николай Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Яковлевич Мерперт
Место смерти:

Бронницы,
Московская область, Российская Федерация

Научная сфера:

археология

Место работы:

Институт археологии РАН
Библейско-богословский институт святого апостола Андрея

Альма-матер:

истфак МГУ

Награды и премии:

Никола́й Я́ковлевич Ме́рперт (26 ноября 1922, Москва — 29 января 2012, Бронницы) — советский и российский археолог, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент Германского археологического института, почетный член Института фракологии БАН, лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник и руководитель Группы зарубежной археологии Института археологии РАН, член редколлегии периодических изданий и журналов «Советская археология», «Российская археология», «Вестник Древней истории» и английского журнала «Antiquity», широко известный исследователь памятников археологии Балкан, Кавказа, Ближнего Востока и степной полосы Евразии в эпоху бронзы и раннего средневековья.





Биография

Детство и юность

Николай Яковлевич Мерперт родился 26 ноября 1922 года в Москве в семье служащих. Отец, Яков Иванович Мерперт, был инженером-экономистом и работал в различных правительственных организациях, мать, Мелитина Михайловна Мерперт, являлась медицинским работником. Археологией и древней историей заинтересовался ещё в школьные годы, в Государственном историческом музее посещал кружок по археологии, который в то время вели В. Д. Блаватский, А. П. Смирнов и Б. А. Рыбаков.

В 1936 г. впервые принял участие в археологической экспедиции. В 1940 г. после окончания средней школы № 59, что в Староконюшенном переулке на Арбате, был призван в армию, где служил в 1-м мотомеханизированном корпусе Ленинградского военного округа в г. Пскове.

С июня по ноябрь 1941 г. Н. Я. Мерперт принимал активное участие в Великой Отечественной войне, сражался на Северо-Западном фронте в качестве солдата, помощника командира взвода 5-го мотоциклетного, 125 танкового и отдельного танкового полка. На фронте был четырежды ранен, после лечился в госпитале. В марте 1942 г. был комиссован по инвалидности после чего вернулся в Москву и поступил на исторический факультет Московского государственного университета. Награждён медалями и орденом Отечественной войны 2-й степени.

Студенческие годы

В 1942 г. Н. Я. Мерперт поступил на исторический факультет Московского государственного университета, где на кафедре археологии преподавали А. В. Арциховский, В. Д. Блаватский, В. А. Городцов, Б. Н. Граков, С. В. Киселёв и др. В студенческие годы в поле его научных интересов была античная археология. Тогда же он опубликовал свой первый научный труд «К вопросу о происхождении гладиуса», который выходит в виде отдельной брошюры. В 1945 году, с июня по октябрь, работал стажёром в Керченском музее. Его дипломная работа «Древнегреческая кровельная черепица в городах Северного Причерноморья» также касалась вопросов античной тематики и была им позже опубликована в полном виде[1].

В 1942—1943 гг. Н. Я. Мерперт участвует в раскопках славянских курганов в Подмосковье, а в 1944 г. — скифских памятников в Никополе, Днепропетровской области. В декабре 1945 г. Н. Я. Мерперт с отличием оканчивает Московский государственный университет.

Научная и педагогическая деятельность

После окончания университета Н. Я. Мерперт поступает в аспирантуру Института истории материальной культуры АН СССР, где пишет кандидатскую диссертацию по Салтовскому могильнику, который и дал название Салтово-маяцкой археологической культуре эпохи раннего средневековья Восточной Европы. В 1949 г. после окончания аспирантуры его принимают на работу в Института истории материальной культуры АН СССР (ныне Институт археологии РАН), где прошёл все ступени научной карьеры, от младшего до главного научного сотрудника, был учёным секретарем и долгое время возглавлял Отдел неолита и бронзового века.

В 1950 г. Н. Я. Мерперт блестяще защищает кандидатскую диссертацию на тему «Верхнее Салтово (салтовская культура)»[2]. В 1948—1949 гг. он принимал активное участие в археологических исследованиях Каракормума на территории Монголии[3]. По результатам раскопок в 1965 г. вышла коллективная монография «Древнемонгольские города», одним из авторов которой был Н. Я. Мерперт[4], также был опубликован целый ряд статей по археологии Центральной Азии в эпоху средневековья.

В 1950 г. была организована Куйбышевская экспедиция Института истории материальной культуры во главе с А. П. Смирновым. Н. Я. Мерперт был назначен заместителем начальника и руководителем второго отряда этой экспедиции. В зоне будущего Куйбышевского водохранилища, на территории Самарской, Волгоградской и Ульяновской областей и Татарстана, в ходе охранных раскопок под его руководством были исследованы сотни подкурганных погребений, а также ряд поселений эпохи бронзы, которые относились преимущественно к памятникам срубной культурно-исторической общности.

Изучение культур энеолита и эпохи бронзы евразийских степей постепенно становится одним из основных направлений в исследовательской деятельности молодого учёного. Круг его научных интересов расширяется в хронологическом и территориальном плане, он публикует целый ряд статей и обобщающее монографическое исследование[5], проявляет активное участие в научных дискуссиях. В 1956, 1959 и в 1960 гг. Н. Я. Мерперт проводит раскопки на территории Чечено-Ингушетии, где под его руководством были исследованы курганы III—II тыс. до н. э. у ст. Мекенская северокавказской культуры и поселения эпохи ранней бронзы и кобанской культуры в с. Сержень-Юрт. На Серженьюртовском I поселении был выявлен слой ранней бронзы с материалами, соотносимыми как с майкопской культурой, так и куро-аракской, что было впервые зафиксировано на территории Чечни. Материалы были опубликованы в изданиях Института истории материальной культуры.

В 1961—1963 гг. Н. Я. Мерперт принимает участие в первой советской археологической экспедиции в Египте[6]. В Нубии, в зоне строительства Асуанского гидроузла, экспедиция исследует целый ряд памятников III—II тыс. до н. э. В 1963 г. экспедиция также предприняла археологические разведки на территории северо-западного Судана. Материалы исследований были опубликованы в 1964 г. в отдельном монографическом исследовании «Древняя Нубия»[7]. Позднее Н. Я. Мерперт исследует археологические памятники в Болгарии, где под его соруководством действовала в течение 30 лет совместная советско-болгарская экспедиция, которая за эти годы исследовала широкий круг памятников эпохи энеолита и раннего бронзового века.

С 1969 года он совмещает свои полевые работы на Северном Кавказе и Балканах с исследованиями советской экспедиции в Месопотамии, во время которой была зафиксирована группа теллей Ярымтепе, расположенная в 80 км к западу от Мосула, близ города Телафар. Параллельно он продолжает свои исследования проблем эпохи энеолита и бронзового века степной полосы Восточной Европы. В 1968 году Н. Я. Мерперт успешно защищает свою докторскую диссертацию на тему «Древнейшая история населения степной полосы Восточной Европы (III — начало II тыс. до н. э.)», в которой он особое внимание уделил погребальным памятником ямной культурно-исторической общности эпохи ранней бронзы. Позднее по материалам кандидатской диссертации им была написана монография[8], которая до сих пор не утратила своей актуальности.

С середины 1980-х годов Н. Я. Мерперт уделяет основное внимание исследованию памятников Болгарии и Месопотамии. В 1969—1980 годах он принимает участие в исследовании группы древних теллей Ярымтепе I, Ярымтепе II и Ярымтепе III, которые представляют хассунскую, халафскую и убейдскую культуры. Параллельно экспедиция проводила археологические разведки на севере Ирака в долине и предгорьях Синджара, где были впервые открыты и исследованы памятники докерамического неолита — Тель-Магзалия, поселения Телль-Сотто и Куллитепе, которые датируются VII тыс. до н. э. и относятся к предхассунскому периоду. В начале 1980-х годов в силу начавшейся Ирано-иракской войны Месопотамская экспедиция института археологии АН СССР прервала свои исследования в северном Ираке и перенесла их в район Хабурской степи, которая является частью северомесопотамской равнины Джезире[9]. С 1988 года работы экспедиции велись на территории Телль Хазна I в 25 км от города Хасаке в северо-восточной Сирии[10].

Научный вклад

Н. Я. Мерперт является автором более 350 научных трудов, 10 из которых — монографические исследования. Его первые работы касались отдельных проблем античной археологии. Позднее он плодотворно занимался изучением археологии раннего и высокого средневековья, что отразилось в серии работ, посвящённых проблемам салтово-маяцкой культуры, а также вопросам археологии раннего средневековья степной полосы Евразии. В круг научных интересов и разработок Н. Я. Мерперта входят вопросы археологии степной полосы Евразии в эпоху бронзы и раннего средневековья, первобытная археология Балкан и Ближнего Востока, происхождение и формы производящей археологии, процессы становления государственности на Ближнем Востоке, библейская археология и многое другое[11].

За выдающиеся достижения в изучении археологии Болгарии и подготовке научных кадров Н. Я. Мерперт был награждён орденом «Кирилл и Мефодий» I степени и Большой медалью святого Климента Охридского, а за вклад в изучение памятников древней Месопотамии совместно с Н. О. Бадером и Р. М. Мунчаевым в 1999 году был удостоен Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники.

Свою педагогическую деятельность Н. Я. Мерперт начал в 1966 г. на кафедре археологии исторического факультета Московского государственного университета, где читал курсы по археологии бронзового века в течение пяти лет. Н. Я. Мерпертом создана целая школа в российской археологии по подготовке квалифицированных кадров. Под его руководством защитилось около 40 кандидатов и докторов наук, за что он в 1996 году был удостоен почётного звания «Заслуженный деятель науки Российской Федерации»[11].

Основные работы

  • Древняя Нубия. — М.; Л.: Наука, 1964—261 с. (соавт. Б. Б. Пиотровский)
  • Древнемонгольские города. — М.: Наука, 1965. — 371 с. (соавт. С. В. Киселев , Евтюхова, Лидия Алексеевна |Л. А. Евтюхова, Л. Р. Кызласов, В. П. Левашова)
  • Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М.: Наука, 1974. — 152 с.
  • Езеро. Раннобронзовото селище при с. Езеро. — София.: Българска академия на науките, 1979. — 547 с. (соавт. Г. И. Георгиев, Д. Г. Димитров , Р. Б. Катинчаров , Е. Н. Черных)
  • Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии: Исследования советской экспедиции в Ираке. — М.: Наука, 1981. — 320 с. (соавт. Р. М. Мунчаев)
  • The Archaic Phase of the Hassuna culture и др. статьи в сб.: [books.google.ru/books?id=OSFKqZVi7moC Early Stages in the Evolution of Mesopotamian Civilization: Soviet Excavations in Northern Iraq]. University of Arizona Press, 1993.
  • Очерки археологии библейских стран. — М.: ББИ, 2000. — 341 с.
  • Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога. М., 2011.— 384 с.

Источники

  1. Материалы и исследования по археологии СССР. — 1951. — № 19.
  2. Мерперт Н. Я. Верхнее Салтово: Автореф. дис. … канд. ист. наук. — М.; Л., 1949. — 18 с.
  3. Советско-монгольская экспедиция под руководством С. В. Киселёва
  4. Киселев С. В., Евтюхова Л. А., Кызласов Л. Р., Мерперт Н. Я., Левашова В. П. Древнемонгольские города. — М.: Наука, 1965. — 371 с.
  5. Мерперт Н. Я. Из древнейшей истории Среднего Поволжья // Материалы и исследования по археологии СССР. — 1958. — № 61. — С. 45-156.
  6. Советская экспедиция в Египте под руководством Б. Б. Пиотровского
  7. Пиотровский Б. Б., Мерперт Н. Я. Древняя Нубия. — М.; Л.: Наука, 1964—261 с.
  8. Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. — М., 1974. — 152 с.
  9. Амиров Ш. Н. Работы российской археологической экспедиции в Сирии под руководством Р. М. Мунчаева // Российская археология. — 2008. — № 3. — С. 75—80.
  10. Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я., Бадер Н. О. Телль Хазна I (исследования советской экспедиции в Северо-Восточной Сирии, 1988—1989 гг.) // Советская археология. — 1990. — № 3. — С. 5-25.
  11. 1 2 Мунчаев Р. М. К 80-летию Николая Яковлевича Мерперта // Российская археология. — 2002. — № 4. — С. 176—181.

Напишите отзыв о статье "Мерперт, Николай Яковлевич"

Отрывок, характеризующий Мерперт, Николай Яковлевич

Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.