Московский чин

Московские чины — в Русском государстве в конце XV—XVII вв. должностные лица — стольники, стряпчие, большие дворяне и жильцы, не имевшие право участвовать в заседаниях Боярской думы и в работе думских комиссий. Существовали до введения Петром I Табели о рангах.

Всё население государства разделялось на людей; а) служилых, б) тягловых и в) нетяглых. Первый отдел обнимал собою служилых людей по отечеству и служилых людей по прибору. Служилые люди по отечеству разделялись, в свою очередь, на чинов думных, чинов служилых московских и чинов служилых городовых. Ко второй из этих категории принадлежали: 1) стольники, 2) стряпчие, 3) дворяне московские и 4) жильцы.

Стольники

Первоначально в Древней Руси — придворный, прислуживавший князьям и царям за столом во время торжественных трапез, а также сопровождавший их в поездках.

По росписи чинов XVII века стольники занимали пятое место после бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков.

В стольники производили из дворян.

Стольники на пирах принимали блюда с едой у служителей, которым было запрещено входить в комнаты царя. Во время пиров стояли у столов. Иногда между стольниками возникали местнические споры о том, за каким столом стоять.

Комнатные стольники прислуживали царю, когда тот ел один. При приёмах иностранных послов один из стольников назначался сидеть за столом и потчевать гостей.

Цари часто рассылали еду по домам: гостям, послам, или тем, кто из-за болезни не смог присутствовать на пиру. В этом случае стольник ехал вместе с подарком и наблюдал за порядком.

При выездах царя один стольник был кучером, другие стольники стояли на ухабах саней, или за каретами и повозками.

Позднее стольники назначались на приказные, воеводские, посольские и другие должности. Стольники назначались в завоеводчики, в полковые судьи, в посыльные воеводы, в есаулы (стольник-есаул), в головы над сотнями дворянскими, воеводами у большого знамени, головами у знамени, у снаряду, у кошу, у обозу.

Городской воевода из стольников мог называться наместником. Ему подчинялись дети боярские. Стольники также бывали судьями в московских приказах. Стольники принимали участие во всех посольствах, иногда назначались послами.

Последний носитель этого звания (уже после введения Петром I Табели о рангах) — Василий Фёдорович Салтыков, брат царицы Прасковьи Фёдоровны. Долгое время предпочитал это звание петровским чинам, но согласился на них при возвращении на службу при Анне Иоанновне.

В 1616 году было 117 стольников. К 1687 году число стольников увеличилось до 2724 человек, из них 480 были комнатными стольниками. Кроме этого, в войсках и начальных людях числились 133 стольника и 59 стольников были пожалованы из смоленской шляхты.

При царицах были свои стольники из молодых людей (позднее пажи и камер-пажи), которые не освобождались от военной службы. Своих стольников имели патриархи. Царицыны и патриаршие стольники жаловались в государевы стольники или в стряпчие.

Стряпчие

Стряпчие - дворцовые слуги; придворный чин, следующий ниже за стольником. Стряпчий — царский чиновник при хлебном, конюшенном и пр. дворах. Должность стряпчего была ликвидирована при Петре I, а затем восстановлена судебной реформой 1775 года. Также чин придворного, в обязанности которого входило следить за платьем царя и подавать его при облачении государя. Стряпчие выполняли различные поручения царя, служили городовыми и полковыми воеводами, стряпчий с ключом исполнял должность дворцового эконома.

Стряпчие приносили особую присягу, в которой в числе прочего клялись в царскую стряпню (полотенца, платья и пр) «никакого зелья и коренья лихого не положити».

Стряпчие из житья

В стряпчие набирались московские дворяне или жильцы. Стряпчие из других городов назывались Стряпчие из житья.

Стряпчие с платьем

Стряпнёй назывались различные вещи царя: кресла, поножья, подушки, полотенца, солнешники и т. д. Во время выходов царя стряпчие следовали за царём со стряпнёй. Эти стряпчие назывались Стряпчие с платьем. В 1616 году стряпчих с платьем было 55 человек.

Стряпчие с ключом

Стряпчий с ключом — более высокий чин, чем стряпчий с платьем, выше чем комнатный стольник. Равнялся думному дворянину. Стряпчий с ключом был товарищем постельничего. Стряпчий с ключом должен был неотлучно находиться при царе. В 1703 году сохранялось два стряпчих с ключом. После этого их должности были заменены на камергера.

Стряпчие

Стряпчих так называемого московского списка в 1686 году числилось 1893 человека. Стряпчие несли военную службу. Иногда из них составляли отдельные роты. В военных походах подчинялись стольнику. Жалование стряпчих было выше жалования дворян московских.

Во время существования судебных поединков стряпчие исполняли роль секундантов.

Стряпчий Дворцовый

Стряпчий Дворцовый управлял дворцовыми деревнями.

Большие дворяне

Самый ранний список дворян московских содержится в Боярском списке 1588—1589 годов. Всего, согласно нему, в это время было 166 московских дворян, из которых 84 — князья, служившие по особым княжеским спискам, а 82 — другие титулованные и нетитулованные феодалы. К 1610—1611 годам их численность составляла 225 человек. В боярском списке 1706 года числилось 1182 дворян московских в том числе в полковой службе, «в отставных» и «в посылках».

В этом чине служили всю жизнь (его не лишали даже в случае неспособности к несению службы), если не переходили в думные чины, или, в результате опалы, в выборных дворян.

Чин дворянина московского в результате службы получали жильцы, стольники, реже — выборные дворяне. В чине жильца, стольника, реже — стряпчего, начинали службу дети московских дворян.

Во второй половине XVI века московские дворяне получали от 500 до 1000 четвертей земельного оклада и от 20 до 100 рублей денежного.

Большие дворяне были наиболее подвижным московским чином, они служили воеводами и головами в полках и городах, судьями, участвовали в земельных описаниях, посольствах, верстали новиков на службу и выполняли другие разнообразные функции. По словам Г. К. Котошихина в середине XVII века:

Дворяне Московские; и тех дворян посылают для всяких дел, и по воеводствам, и по посолствам в послех, и для сыскных дел, и на Москве в Приказех у дел, и к служилым людем в началные люди, в полковники и в головы стрелецкие.

Жильцы

Некоторое количество детей дворян, детей боярских, стряпчих и стольников должны были всегда жить в Москве и быть готовы к службе и войне. Они были названы Жильцы. Жильцы считались охранным войском, но использовались для различных поручений, например, развозить государевы грамоты.

Жильцы были связывающим звеном между чинами московскими и городовыми; городовой служилый человек (обыкновенно из выбора), попавший в жильцы, открывал если не для себя, то во всяком случае для своего потомства возможность сделать завидную для городового служилого человека карьеру. В 1663 году жильцов было около 2000 человек; часть этого количества присылалась из городов (сроком на три года), другая же набиралась из детей отцов, служивших по московскому списку; дети последних чином жильцы только начинали службу, тогда как городовые дворяне во множестве случаев лишь заканчивали им свою служебную карьеру.

Те, кто получал другой чин, писались из житья в такой-то чин. Из жильцов производились в стряпчие, воеводы в небольшие города, становщики, головы в дворянские сотни, знаменьщики.

Жильцы получали в поместье от 350 до 1000 четвертей земли, и денежный оклад от 10 до 82 рублей в год. Размер поместья и оклада зависел от заслуг.

Жильцы располагались только в Москве (Жилецкие списки). В других городах их не было.

Жильцы начинают упоминаться в источниках с XVI века и прекращают своё существование, как служилый чин, в начале XVIII века, то есть со времени полного преобразования русской армии по иноземному образцу. В 1701 году Пётр I приказал не набирать новых жильцов, а оставшихся комплектовать в гвардейские и другие полки. В 1713 году оставалось около 5 тыс. жильцов, последние упоминания относятся к 1720-м годам.

Литература

• Жильцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Г. П. Успенский «Опыт повествования о древностях Русских». Харьков, 1818. стр. 162—176.
• И. А. Порай-Кошица, «Очерк истории русского дворянства от половины XI до конца XVIII в.» СПб., 1847.
• Изюмов А. «Жилецкое землевладение в 1632 году», Москва 1913.
• А. Л. Станиславский. Труды по истории государева двора в России XVI—XVII веков. 2004. ISBN 5-7281-0557-2
• [www.hist.msu.ru/ER/Etext/kotoshih.htm Г. К. Котошихин. О России в царствование Алексея Михайловича.]

Ссылки

• [zaharov.csu.ru/bspisok.pl?action=chyns_all Информационная полнотекстовая система «Боярские списки XVIII века»]

Отрывок, характеризующий Московский чин

Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.