На дне (фильм, 1957)
На дне | |
どん底 | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
137 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«На дне» (яп. どん底 дондзоко, «самое дно»), 1957) — японский художественный фильм режиссёра Акиры Куросавы, экранизация пьесы Максима Горького «На дне», действие которой перенесено в Японию эпохи Эдо. Фильм вышел на экраны 17 сентября 1957 года.
Содержание
В ролях
Актёр | Персонаж | Параллель у Горького |
---|---|---|
Тосиро Мифунэ | Сутэкити, вор | Васька Пепел |
Исудзу Ямада | Осуги, хозяйка | Василиса |
Кёко Кагава | Окаё, сестра Осуги | Наташа |
Гандзиро Накамура | Рокубэй, муж Осуги | Костылёв |
Минору Тиаки | Тоносама, бывший самурай | Барон |
Каматари Фудзивара | Актёр | Актёр |
Акэми Нэгиси | Осэн, проститутка | Настя |
Нидзико Киёкава | Отаки, торговка сладостями | Квашня |
Кодзи Мицуи | Ёсисабуро, игрок | Сатин |
Эйдзиро Тоно | Томэкити, лудильщик | Клещ |
Бокудзэн Хидари | Кёхэй, странник | Лука |
Сюжет
Действие фильма происходит «на дне» в буквальном смысле: в лачуге, которую её хозяин сдаёт за гроши беднякам. Лачуга расположена на окраине города, на дне глубокого оврага, над которым стоит маленький храм. В первой сцене фильма два послушника из этого храма вываливают в овраг мусор, который летит на крышу лачуги.
Действующими лицами фильма являются обитатели лачуги и живущие тут же члены семьи её хозяина. В лачуге живут вор Сутэкити, шулер Ёсисабуро, жестянщик Томэкити с умирающей от простуды женой, проститутка Осэн, бывший актёр, бывший самурай и другие. Сутэкити влюблён в Окаё, сестру хозяйки, и мечтает сбежать с ней. Хозяйка Осуги соблазняет его и пытается заставить убить своего мужа Рокубэя. Вор отказывается. Свидетелем их разговора оказывается странствующий священник Кёхэй, который исподволь или напрямую подталкивает каждого из обитателей лачуги как-то изменить свою жизнь. Однако все его усилия оказываются тщетны: нищие хотя и жалуются постоянно на свою жизнь, в то же время противятся всяким переменам. Практически каждый из них самозабвенно обманывает себя и остальных, выдавая желаемое за действительное: жестянщик считает, что когда его жена, наконец, умрёт, он вновь станет мастеровым, спившийся актёр мечтает вернуться на сцену, но не может вспомнить ни одной реплики, самурай выдумывает байки о древности своего рода, проститутка рассказывает о мужчинах, которые в неё страстно влюблены. Даже вор Сутэкити, самый сильный из всех, так и не может решиться и уйти вместе с Окаё. За всеми этими событиями с усмешкой наблюдает картёжник Ёсисабуро, который рассматривает происходящее в лачуге как забавный спектакль.
Награды
- В 1958 году фильм получил три премии «Майнити» — за лучшую мужскую роль (Тосиро Мифунэ), лучшую мужскую роль второго плана (Кодзи Мицуи) и лучшую работу художника (Ёсиро Мураки).
- Картина была также удостоена премии «Голубая лента» за лучшую мужскую роль второго плана (Кодзи Мицуи).
Интересные факты
Замена реалий царской России на реалии феодальной Японии — практически единственная вольность, которую позволил себе Куросава при переработке пьесы; в остальном фильм почти везде дословно верен тексту первоисточника. По мнению Дональда Ричи, наиболее принципиальным новшеством постановки является следующая режиссёрская трактовка: Куросава поставил фильм не в трагической, а в гораздо более иронической интонации, придав социальной драме сатирический оттенок.[1]
Источники
- ↑ Donald Richie. The Films of Akira Kurosawa. — Third edition. — Berkley, Los Angeles, London: Univetsity of California Press, 1998. — С. 125-133. — ISBN 0-520-22037-4.
Напишите отзыв о статье "На дне (фильм, 1957)"
Ссылки
- «На дне» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v30417 На дне] (англ.) на сайте allmovie
|
|
Отрывок, характеризующий На дне (фильм, 1957)
– Слушаю.Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.