Романов, Никита Александрович

Князь Никита Александрович
Дата рождения:	16 января 1900(1900-01-16)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	12 сентября 1974(1974-09-12) (74 года)
Место смерти:	Канны
Отец:	Великий князь Александр Михайлович
Мать:	Великая княгиня Ксения Александровна
Супруга:	Мария Илларионовна Воронцова-Дашкова
Дети:	Никита, Александр

Ники́та Алекса́ндрович (4 [16] января 1900, Санкт-Петербург — 12 сентября 1974, Канны) — князь императорской крови, младший сын великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны. Внук императора Александра III по материнской линии, и правнук императора Николая I по прямой мужской линии.

Детство и юность

Князь императорской крови Никита Александрович родился во дворце своих родителей на Мойке. Он был четвёртым ребёнком в семье великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны. В детстве и юности Никита Александрович подолгу вместе с родителями и братьями путешествовал по Европе. Любимым местом в России у князя было имение отца Ай-Тодор, находящееся в Крыму на берегу Чёрного Моря. После революции находился под домашним арестом вместе с родителями и другими Романовыми в имении Дюльбер в Крыму. В апреле 1919 года покинул Россию на английском линейном корабле «Мальборо» вместе с другими Романовыми.

Эмиграция

Первые годы эмиграции Никита Александрович провел в Париже, живя в доме своей сестры, княгини Ирины Александровны Юсуповой. В Великобритании он закончил Оксфордский университет. В отличие от своих братьев, в эмиграции Никита Александрович являлся активным участником монархического движения. Князь был одним из руководителей «Общества памяти императора Николая II», руководителем «Монархического союза русской дворянской молодёжи», который был основан в 1930 году, входил в состав Высшего монархического совета, а также являлся шефом созданного в Харбине в 1924 году «Союза мушкетёров его высочества князя Никиты Александровича».

В 1930 году он стал шефом корпуса имени наследника цесаревича Алексея Николаевича. Это полувоенное среднее учебное заведение для мальчиков-эмигрантов находилось в Версале и существовало на средства Высшего монархического совета. На момент начала 2 мировой войны семья князя находилась в Париже. Не имея возможности вернуться в Лондон, Романовы отправились в Рим, а затем в Чехословакию. После начала наступления Красной Армии на Восточном фронте, из-за опасения, что они могут оказаться на занятой советскими войсками территории, семья Никиты Александровича перебралась в Париж. В 1946 году Никита Александрович вместе с семьей переехал в США, где одно время преподавал русский язык в армейском учебном заведении в Монтерее, потом жил в Нью-Йорке, работая в банках и конторах.

За всю свою жизнь Никита Александрович так и не получил вид на жительство ни в одной стране мира и навсегда оставался подданным России. После смерти матери великой княгини Ксении Александровны, получив наследство, Никита Александрович вместе с супругой Марией Илларионовной поселился на юге Франции.

Династические споры

После смерти великого князя Николая Николаевича младшего в 1929 году часть русской монархической эмиграции на Дальнем Востоке именно Никиту Александровича считала потенциальным наследником российского престола. С ним с 1933 года переписывался генерал Дитерихс, который считал его будущим верховным правителем России.

Сам же Никита Александрович признавал главой семьи Кирилла Владимировича, однако после того, как последний стал сотрудничать с младороссами, князь отправил своему дяде следующее письмо.

«Милый дядя, Как Тебе известно, несколько лет тому назад я вместе с моим отцом признал все Твои права и подчинился Тебе. Я считал Тебя носителем исконных, веками великих и дорогих нам всем идеалов православной Русской Монархии. Твоё последнее обращение к Русским людям показало Твой полный отказ именно от этих идеалов. Желая действовать совершенно открыто и добросовестно, я считаю своим долгом сообщить Тебе, что я отныне за Тобой больше не следую и выхожу из твоего подчинения. Никита».

В ответ Кирилл Владимирович отправил следующий ответ:

«Выше Высочество, Ознакомившись с содержанием Вашего письма от 16/29 Января сего года и в соответствии с его содержанием, Я объявляю Вам, что Вы отныне исключаетесь из числа Членов Императорской Фамилии. Кирилл. 18/31 Января 1932 г. С. Бриак».

В будущем Никита Александрович отказался признавать права на престол своего троюродного брата князя Владимира Кирилловича (1917—1992). В 1959 году он поместил в печати следующие заявление:

«Я никогда не признавал Е. В. Князя Владимира Кирилловича ни Главою Дома, ни Наследником Престола. В полном согласии с другими Членами Императорской Фамилии, я заявляю, что решения, когда бы то ни было принятые Кн. Владимиром Кирилловичем и относящиеся к нашей Династии, не могут считаться мною действительными. Дела Дома Романовых, за отсутствием Царствующего Императора, решаются временно совокупностью агнатов».

Брак

19 февраля 1922 года в Париже женился на подруге детства графине Марии Илларионовне Воронцовой-Дашковой (1903—1997), дочери графа Иллариона Илларионовича Воронцова-Дашкова (1877—1932) и его первой жены Ирины Васильевны, урождённой Нарышкиной (1879—1917).

Дети

От брака с княгиней Марией Илларионовной имел двоих сыновей:

• Князь Никита Никитич (1923—2007) — в 1961 году женился на Джанет Энн (в православии — Анна Михайловна) Шонвальт (род. 1933). Сын Федор Никитич (1974—2007).
• Князь Александр Никитич (1929—2002) — в 1971 году женился на княжне Марии-Иммакулате ди Ниучелли (род.1931). Детей не имел.

Смерть

Князь Никита Александрович умер 12 сентября 1974 года в Каннах. Он был похоронен на Рокбрюнском кладбище рядом с родителями. Позднее княгиня Мария Илларионовна вспоминала, что её покойный супруг мечтал, быть погребённым в любимом им Ай-Тодоре, и добавила: «Человек предполагает, а Бог располагает»…

Литература

• Пчелов Е. В. Романовы. История династии. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. — С. 433. — 494 с. — (Архив). — 3000 экз. — ISBN 5-224-01678-9.

Ссылки

• [thepeerage.com/p10221.htm#i102206 Н. А. Романов на thePeerage.com]

Отрывок, характеризующий Романов, Никита Александрович

И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.