Романов, Константин Константинович (младший)

Константин Константинович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	20 декабря 1890 (1 января 1891)(1891-01-01) Санкт-Петербург
Смерть:	5 (18) июля 1918(1918-07-18) (27 лет) близ Алапаевска, Пермская губерния
Отец:	великий князь Константин Константинович
Мать:	великая княгиня Елизавета Маврикиевна
Образование:	Пажеский корпус
Военная служба
Годы службы:	1910—1917
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Звание:	капитан
Сражения:	Первая мировая война
Награды:

Князь императорской крови Константин Константинович (20 декабря 1890, Санкт-Петербург — 18 июля 1918, близ Алапаевска, Пермская губерния) — сын великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елизаветы Маврикиевны, правнук императора Николая I. Капитан лейб-гвардии Измайловского полка, герой Первой мировой войны.

Биография

Родился в Санкт-Петербурге незадолго до Рождества 1890 года. Как и другие дети великого князя Константина Константиновича, воспитывался в строгости и благочестии. Уже в детские годы много проводил за чтением книг.

В 1910 году окончил Пажеский корпус, откуда выпущен подпоручиком в лейб-гвардии Измайловский полк, в котором ранее служил его отец. В 1911 году назначен флигель-адъютантом к императору Николаю II. Зачислен в списки лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка. 6 августа 1914 года произведён в поручики.

В Первую мировую войну вступил с Измайловским полком. 30 января 1915 года награждён орденом Святого Георгия 4-й степени:

За то, что с отличным мужеством и храбростью во время боев 21-го — 27-го августа 1914 г. при поражении 10-го австрийского корпуса, состоя ординарцем при командире полка, пренебрегая явной опасностью, с полным успехом неоднократно под сильным огнём исполнял ответственные поручения, передавая приказания начальникам боевых участков и выясняя на месте положение наших и неприятельских сил, чем содействовал успешному исходу боев.

За отличия в делах с неприятелем награждён 26 февраля 1915 года орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом и 21 апреля 1915 года орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». 1 июля 1915 года за боевые отличия произведён в штабс-капитаны (со старшинством с 4 февраля 1915 года).

14 февраля 1916 года отмечен Георгиевским оружием:

За то, что, будучи командующим Имени Его Императорского Величества ротою [лейб-гвардии Измайловского] полка, в боях с 5-го по 13-е июля 1915 года, выказал выдающиеся распорядительность и храбрость, способствовал тем самым успешному достижению задач. В бою 5-го июля, под гор. Красноставом, командуя ротою резерва, попавшею под сильнейший обстрел тяжёлой артиллерии, своим личным влиянием быстро восстановил порядок и искусно вывел роту из сферы поражения, не выходя из указанного по задаче района действий.

К началу 1917 года — капитан лейб-гвардии Измайловского полка. После революции был арестован и выслан из Петрограда. Содержался в Алапаевске. В ночь на 18 июля 1918 был зверски убит вместе с рядом других членов дома Романовых, включая своих братьев Иоанна и Игоря — они были оглушены ударом обуха топора по голове и ещё живыми сброшены в старую шахту (см. мученики Алапаевской шахты). Умер в мучениях.

В 1919 году останки захоронены в Алапаевском соборе, в апреле 1920 году — в склепе при храме святого Серафима Саровского в Пекине. После 1945 года на месте захоронения был построен гараж.

Константин Константинович не был женат и не оставил потомства.

Русская православная церковь за границей причислила Константина Константиновича к лику Новомучеников Российских 1 ноября 1981 года.

8 июня 2009 года Генеральная прокуратура России посмертно реабилитировала князя Константина Константиновича.

Награды

• Орден Святого Андрея Первозванного (ВП 06.08.1910);
• Орден Святого Александра Невского (ВП 06.08.1910);
• Орден Белого орла (ВП 06.08.1910);
• Орден Святой Анны 1-й ст. (ВП 06.08.1910);
• Орден Святого Станислава 1-й ст. (ВП 06.08.1910);
• Орден Святого Георгия 4-й ст. (ВП 30.01.1915);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (ВП 26.02.1915);
• Орден Святой Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость» (ВП 21.04.1915);
• Георгиевское оружие (ВП 14.02.1916);
• Орден «За военные заслуги» 6-й ст. (Болгария, 1910).

Литература

• Волков С. В. Офицеры Российской гвардии: Опыт мартиролога. — М.: Русский путь, 2002.
• Гавриил Константинович, Вел. кн. В Мраморном дворце. — СПб., 1993.
• Григорян В. Г. Библиографический справочник. — М.: АСТ, 2007.
• Думин С. В. Романовы. Императорский дом в изгнании. — М.: Захаров-АСТ, 1998.
• Пчелов Е. В. Романовы. История династии. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.
• Список генерал-адъютантам, генерал-майорам и контр-адмиралам Свиты Его Величества и флигель-адъютантам по старшинству. Составлен по 20-е марта 1916 года. — Пг., 1916. — С. 183.

Ссылки

• [regiment.ru/bio/K/4.htm Биография на сайте «Русская императорская армия»]
• Вел. кн. Гавриил Константинович. [www.hrono.info/libris/lib_g/gavri00/html В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи]. — Нью-Йорк, 1955.
• [www.pages.prodigy.net/ptheroff/gotha/russia.html Романовы на сайте Gotha]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Романов, Константин Константинович (младший)

Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.