Никитин, Фёдор Прокофьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Прокофьевич Никитин
Дата рождения

13 апреля 1913(1913-04-13)

Место рождения

деревня Польковичи, Бобруйский уезд, Минская губерния, Российская империя (ныне Кировский район Могилёвской области, Белоруссия)

Дата смерти

3 ноября 1979(1979-11-03) (66 лет)

Место смерти

Бобруйск, Беларусь

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19391940
19441945

Звание

Сражения/войны
Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Никитин Фёдор Прокофьевич (19 апреля 1913 — 3 ноября 1979) — советский военный, Герой Советского Союза, сержант, командир стрелкового отделения 1264-го стрелкового полка 380-й стрелковой дивизии 50-й армии 2-го Белорусского фронта, участник советско-финской и Великой Отечественной войны.





Биография

Родился 19 апреля 1913 в Польковичи, Бобруйский уезд, Минская губерния, Российская империя ныне Кировского района Могилёвской области Белоруссии, в крестьянской семье. Белорус (по другим данным, русский, из старообрядцев). Член КПСС с 1948 года. Образование начальное.

Работал в колхозе.

В Красной Армии в 1939—1940 годах, участвовал в освобождении Западной Белоруссии (1939), принимал участие в боевых действиях советско-финской кампании (1940).

Уйти на фронт Великой Отечественной войны Федор Никитин не успел, но, оказавшись в тылу врага, он не стал отсиживаться в укромном месте, мстил за Родину в партизанском отряде.

В феврале 1944 года Фёдор Прокофьевич стал бойцом Красной Армии.

1 апреля 1944 года был ранен.

В июне 1944 года в боях за деревню Островы Чаусского района Могилёвской области Белоруссии командир стрелкового отделения 2-го стрелкового батальона 1264-го стрелкового полка 380-й стрелковой дивизии сержант Никитин со своим отделением первым ворвавшимся в деревню, в гранатном бою уничтожили 20 немецких солдат, четырех из них уничтожил лично.

Приказом № 0117/н по 330-й стрелковой дивизии от 30.06.1944 года награждён орденом Славы 3-й степени

30 июня 1944 года в период боя в районе деревни Подгорье ныне Быховского района Могилёвской области командир стрелкового отделения 2-го стрелкового батальона 1264-го стрелкового полка 380-й стрелковой дивизии сержант Никитин со своим отделением показал исключительные образцы героизма. Противник большими силами прочно закрепился на рубеже, не давая возможности продвигаться нашей пехоте. Никитин, получив разрешение командира роты, со своими бойцами проник в тыл противника, выбрал хорошую позицию и из двух ручных пулемётов начал расстреливать вражеских солдат. В стане противника началась паника, бросая оружие противник бежал, что позволило нашему батальону без потерь захватить вражеский рубеж обороны. В этом бою Никитин вместе со своим отделением уничтожил до 90 немецких солдат и офицеров. Затем отделение Никитина получает приказ произвести зачистку от вражеских солдат близлежащего леса. Выполняя данную задачу, отделение попадает в окружение и полностью выходит из строя. Сержант Никитин, оставшись одним боеспособным воином, открыл из пулемёта огонь по наступающему врагу, уничтожив 60 солдат и офицеров противника. Во время этих боёв Никитин подавил 15 вражеских огневых точек.

За этот подвиг указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года сержанту Никитину Фёдору Прокофьевичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

5-7 июля 1944 года в боях в районе деревни Пекалин ныне Смолевичского района Минской области Республики Беларусь уничтожил 5 немецких солдат, а восьмерых взял в плен.

Приказом № 0128/н по 380-й стрелковой дивизии от 16.07.1944 года награждён орденом Красной Звезды.

13.08.1944 года был ранен.

11 февраля 1945 года в боях в Восточной Пруссии при взятии деревни Глёнды командир стрелкового отделения 1291-го стрелкового полка 110-й стрелковой дивизии сержант Никитин уничтожил 3-х немецких солдат.

Приказом № 11/н по 1291-го стрелковому полку 110-й стрелковой дивизии от 30.03.1945 года награждён медалью «За отвагу».

После войны старшина Никитин демобилизован.

Жил в городе Бобруйск Могилёвской области, работал столяром на деревообрабатывающем комбинате.

Умер 3 ноября 1979 года.

Награды

Почётный гражданин

Никитин Фёдор Прокофьевич был избран почётным гражданином города Кировск Могилёвской области[1].

Память

Напишите отзыв о статье "Никитин, Фёдор Прокофьевич"

Примечания

  1. [dorogiby.info/node/2302 Дорогами войны: Кировский район].

Литература

  • [www.az-libr.ru/Persons/D8A/945558c1/index.shtml Никитин Фёдор Прокофьевич (биогр. справка)] // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.

Ссылки

 Олег Кожухарь. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=19921 Никитин, Фёдор Прокофьевич]. Сайт «Герои Страны». Проверено 10 марта 2015.

  • [www.life.bobr.by/inc_page.php?print=26156 «Бабруйскае жыцце»].
  • [bobruisk.ru/node/32175 Кто увековечен на Аллее Героев].

Отрывок, характеризующий Никитин, Фёдор Прокофьевич

– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».