Нок (культура)

Цивилизация Нок, названная так по месту первой находки их скульптуры (африканская деревушка Нок), возникла в Нигерии примерно за 900 лет до нашей эры и загадочно исчезла в 200 году нашей эры. Её социальная система была чрезвычайно развитой и представляла собой конец неолита (каменного века) и начало Железного века. Как полагают, цивилизация Нок раньше всех в регионе, расположенном к югу от Сахары, стала изготавливать терракотовые статуэтки.

История цивилизации

По мнению Уильяма Фэгга, первого, кто начал серьёзно исследовать фигурки Нок, творцами её культуры были предки нынешних народностей, населяющих центральные районы Нигерии.

Возникновение

2500 лет назад жители северной части центральной Африки из-за засухи вынуждены были эмигрировать на юг к Гвинейскому заливу, обосновавшись в береговых деревнях, местонахождение которых было определено по археологическим остаткам (каменные топоры, фрагменты изделий из керамики и железа).

Там между новыми поселенцами произошло смешение культур, что взаимно обогатило их опыт в скотоводстве, возделывании злаков и т. п. Известно, что это была неоднородная группа, поскольку у каждого сообщества был свой стиль обработки керамики, но общим у них было одно — они владели искусством металлургии.

В середине первого тысячелетия до нашей эры участившиеся осадки, вызывавшие наводнения, вынудили поселенцев отказаться от береговой зоны и переселиться в область плоскогорий Нигерии, в междуречье рек Нигер и Бенуа. Так появились Нок, культурный багаж которых включает продвинутые сельскохозяйственные и ремесленные знания, а также необычную чувственную эстетику, выраженную в их произведениях искусства.

Расцвет

Считается, что культура Нок была первой в центральной Африке, перешедшей из каменного века в железный. Именно с её расцветом, который датируют 100—200-ми годами нашей эры, связано начало железного века в Африке к югу от Сахары в Центральной Нигерии, и появление западноафриканской пластики.

Терракотовую культуру Нок называют главным свидетельством расцвета Африканских цивилизаций, и выдвигают предположение, что их социальный строй в конечном счёте развился в более позднее сообщество в плоскогорьях Джос. О прогрессе этой цивилизации свидетельствует изображение сановника Нок, хранящееся в нью-йоркском музее изобразительных искусств Метрополитен [www.metmuseum.org/toah/hd/nok/hd_nok.htm]. Сановник изображён несущим «пастуший посох», прикреплённый упругим материалом к правой руке. Сановник также изображён сидящим, с расширенными ноздрями и открытым ртом, предполагающими глубокий вдох и выдох, связанные с медитацией.

Закат

Нет никаких точных научных обоснований исчезновению Нок, за исключение гипотез о том, что причиной, возможно, послужили неизвестная эпидемия или сильное наводнение.

С другой стороны, закат Нок в первом тысячелетии совпадает с возникновением на берегах озера Чад другой культуры, сравнимой по уровню, с которой она поддерживала некое соперничество из-за влажных зон (что объясняет появление оборонительных сооружений в деревнях).

История открытия

Первые следы цивилизация Нок впервые были открыты в 1928 в плоскогорьях Джос во время горных работ. Тогда были обнаружены первые осколки, но потом забыты. В 1932 году группа из 11 статуэток в отличном состоянии была обнаружена вблизи города Сокото. В это же время были привезены статуэтки из города Катсина. И хотя в них прослеживалась схожесть с классическим стилем Нок, связь между ними всё же не до конца ясна.

Позднее, в 1943 вблизи деревни Нок (находящейся всё в том же плоскогорье Джос), в центре Нигерии, при разработке месторождения олова был случайно найден ряд новых глиняных фигурок. По легенде, местный рабочий нашёл голову статуэтки и отнёс к себе домой, где не без успеха использовал её в качестве пугала на бататовом поле в течение года. Затем управляющий шахты обратил на неё внимание и купил её. Он привёз голову в город Джос и показал курсанту, Бернарду Фэггу, увлекавшемуся археологией, который сразу понял значение этой находки. Он попросил, чтобы все шахтёры сообщили ему о подобных находках и в результате он стал обладателем более чем 150 фрагментов. Среди них — не только терракотовые головы, но и фигурки животных, каменные и металлические орудия и много других древних изделий.

Впоследствии Бернард и Анжела Фэгг организовали систематические раскопки, что позволило обнаружить много более полезных месторождений, рассыпанных по обширной области, где нашлось много больше, чем в первоначальном месте. К 1977 году число цельных терракотовых объектов, найденных в ходе раскопок, составило 153 единицы. Поскольку в этой области междуречья часты наводнения, в большинстве своём они оказывались найденными не археологическим способом, а в так называемых «вторичных залежах», расположенных в высохших руслах саванн Северной и Центральной Нигерии (Юго-Западная часть плоскогорья Джос), то есть статуэтки сносило наводнениями по долинам, где их и обнаруживали. Позднее их находили во всё более и более обширной области размером примерно триста на двести миль, включая центральную долину реки Нигер и Нижнюю долину реки Бенуа.

Также были обнаружены законченные изделия, такие как браслеты, керамика, острия стрел, ножи из железа и сельскохозяйственные инструменты.

Около реки Бенуа особо выделяются два месторождения в очень хорошем состоянии. Это местности Самун Дукия (Samun Dukiya) и Таруга (Taruga). В результате эрозии почвы после наводнений на свет вышли не только остатки глиняных фигурок, но и изделия из железа, подвергавшиеся плавке и ковке, что лишний раз говорит о том, что они были произведены туземцами, а не привезены откуда-то ещё.

Связь с другими культурами

О том, что культура Нок — чисто африканская, говорят некоторые стилистические особенности, сближающие её с деревянной скульптурой современной Африки. Сразу, например, бросается в глаза то, что головы древних фигурок непропорционально огромны: на них приходится от одной трети до половины длины всего тела. Так же в тех краях изображают людей и сегодня: ведь голова — это основное вместилище «ньяма», жизненной силы, и её размеры в Африке традиционно принято преувеличивать.

Культура Нок считается первопроходческой в африканском сельском хозяйстве и металлургии, но особняком стоит её художественный стиль.

Согласно некоторым точкам зрения, основанным на художественных подобиях ранних форм искусства древних народностей йоруба и нок, прослеживается связь между Нок и их современниками, проживающими в плоскогорьях Джос. Например, эта связь видна в в масках древнего царства Йоруба, а затем (много веков спустя) также и у Бенин, начавших классическую натуралистическую скульптурную традицию в западной Африке.

Вероятно, существовали коммерческие отношения между севером и югом пустыни Сахары в течение первого тысячелетия нашей эры, известно, что существовали повозки, тянущиеся лошадьми. Поселенцы с юга предоставляли золото, слоновую кость и другие продукты характерные для тропической фауны, в то время как с севера привозили соль, материи, керамику, стекло, некие фрукты и, даже лошадей. Лошадь — животное, которое, действительно, производило впечатление на Нок, которые часто, в своём искусстве, моделировали фигуры наездников, большей частью мужчин. Эти предметы считались самыми ценными в искусстве Нок.

Вообще, их культура имела широкий радиус воздействия, ибо её традиции сохранились и живут в искусстве множества различных племён — от Берега Слоновой Кости до Анголы. Прически, подобные известным в пластике культуры Нок, можно обнаружить в скульптурах племени балуба в Конго: деформации черепа — у конголезского племени мангбету; форма глаз и рта — в скульптуре йоруба; гротеск — в масках ибибио из южной Нигерии. Танцевальные маски ибов из Нигерии и племени кран с Берега Слоновой Кости относятся к арсеналу демонологических представлений Нок, а знаменитые в этой культуре головы Януса сохранились до сих пор в масках нигерийских племён ибибио и экон.

Отличительной чертой пластики культуры Нок, позже редко встречающейся в африканской скульптуре, является динамика движения, о чём свидетельствуют сохранившиеся статуэтки людей и животных. Эта динамика выработана культурой Нок (по крайней мере на уровне современных исследований) самостоятельно, без влияния иных культур. Эта тенденция сохранилась только в скульптуре нижнего течения Конго и в Анголе.

Дальнейшими звеньями в цепи развития культур древней Нигерии была творческая деятельность жителей Ифе и Бенина. В найденных у культур Ифе и Бенина, медных и терракотовых скульптур, относящихся к более позднему периоду, также обнаруживается много значительных сходств с найденным у Нок. Например, одна из фигурок культуры Нок похожа на бронзовую статую культуры Ифе — настолько похожа, что создаётся впечатление, что скульпторы творили по одной и той же модели. Одинаковые пропорции фигуры, размеры, одинаковые украшения… А между тем эти скульптуры разделяет во времени целое тысячелетие. И таких совпадений ещё десятки и десятки. Но ясно одно: культура Нок прямо предшествует культуре Ифе, между ними прослеживается чёткая преемственность.[www.africa.travel.ru/Kayumov/ka_s_18.htm]

Как писал брат Бернарда Фэгга Уильям — искусствовед, положивший начало исследованию фигурок Нок, — «прежде всего они поражают удивительным разнообразием форм, которое сочетается с глубоким единством стиля, позволяющим безошибочно отнести их к одной „художественной школе“, несмотря на то, что один из фрагментов приближается к тому, что мы бы назвали натуралистическим стилем, в то время как другой удален от него настолько, что лишь с трудом может быть причислен к изобразительному искусству… причем общие формальные признаки очень просты; прежде всего, это особая трактовка глаз, которая обычно приближается к треугольной или полуциркульной форме, а также носовых и ушных отверстий (иногда также и рта)».

Терракоты

Искусство Нок, известно главным образом благодаря терракотовым скульптурам, то есть изготовленных из красной или жёлтой гончарной глины, изображающих людей и животных. Терракоты, сохранились главным образом в форме разрозненных фрагментов.

Поэтому, на сегодняшний день, большинство таких скульптур дошло до нас в виде мужских и женских голов, причёски на которых очень проработаны и изящны. Причина обнаружения фигурок в виде обломков, связана с тем, что находки обычно делают в аллювиальных отложениях — в почве полученной в результате наноса (намыва) воды. Терракотовые статуэтки, найденные там, трудно обнаружимы, раскрошены, размыты водой и повреждены. Очень редко, работы крупного размера остаются неповреждёнными, что объясняет их высокую ценность на всемирном художественном рынке.

С помощью радиоуглеродного метода удалось определить возраст находок — самые ранние были сделаны в 5 веке до н. э., самые поздние — примерно в 300 году н. э. Однако согласно последним исследованиям самые древние фигурки старше 3000 лет, то есть были созданы около 900 года до н. э., что выяснилось посредством термолюминесцентного анализа.

Вообще, история Африки писалась терракотами. Металлические изделия шли на переплавку у охотников за цветным металлом. Деревянные фигурки были добычей огня и термитов. Лишь терракотовые статуи, как сделанные из наименее ценного материала, дошли до наших дней.

У этого материала было ещё одно преимущество — он мог быть приручен голыми руками, без привлечения технических средств. Ремесленники, которые работали у Нок, использовали один и тот же материал как для своих гончарных изделий, необходимых в повседневной жизни, так и для изготовления высокохудожественных статуэток — крупнозернистую глину.

Для столовой посуды глину высушивали на солнце или обжигали в очагах или открытых печах при температуре порядка 300 градусов по Цельсию. Для отдельных произведений они использовали специальные закрытые печи, в которых достигали бо́льших температур.

Отдельные статуи могли достигать 120 сантиметров в высоту, предполагая отличный контроль над техникой изготовления, такой как обжиг на открытом воздухе. Многие из статуй были пустотелыми. Анализ показал, что толщина их стенок была очень единообразной. Так, скульпторы, заботясь о том, чтобы при обжиге не возникло проблем, удаляли те части, которые были неоднородными и могли взорваться под действием огня.

Этот отлаженный процесс обжига и такой технический навык, как контроль за стилистическим единообразием, замеченный в этих работах, позволяет предполагать, что Нок, возможно, могли быть последователями какой-то длинной художественной традиции. Нигде нет указаний на пробные эксперименты. Характеристики стиля уже точны. Глаз привлекает внимание своим значением. Это — иногда дуга, иногда треугольник, а выше — бровь, которая уравновешивает кривую века над ней.

Назначение статуэток до сих пор неизвестно, поскольку научные изыскания пока не дали результатов. Однако известно, что керамические портреты культуры Нок служили погребальным целям, что вполне соответствует обычаям Западной и Центральной Африки.

Вот что пишет по этому поводу У. Фэгг: "вполне вероятно, современные поселенцы в Нигерии сохранили ту же религию, которая процветала в период культуры Нок, — культ мифических предков племени, представлявшихся как основной источник жизненной силы, как посредники, через которых эта сила распространялась на живых людей. Мы имеем достаточно оснований предполагать, что терракотовые фигуры Нок выполняли ту же функцию… что и деревянные (а иногда и терракотовые) фигурки предков… которые, возможно, являются потомками памятников культуры Нок.

Бронзовые скульптуры

Нок также причастны и к повсеместному распространению металлургии железа в Африке южнее Сахары. (см. Википедия: Народы Африки). Их культуре принадлежат и бронзовые скульптуры. Их изготовляли с помощью так называемого «метода потерянного воска». Грубую глиняную болванку обмазывали толстым слоем воска, из которого лепили модель. Затем её вновь покрывали глиной и заливали в специально оставленное отверстие расплавленный металл. Когда воск вытекал, модель сушили, внешний слой глины разбивали, и полученную бронзовую фигурку тщательно шлифовали, «доводя до ума». Этот метод был известен ещё в Древнем Египте, но в Африке ничего подобного ранее не находили. [www.africa.travel.ru/Kayumov/ka_s_18.htm]

Альтернативные гипотезы

Есть исследователи, которые отрицают существование подлинной Культуры Нок, например такие как археолог Граам Конна, который считает, что скорее следует говорить о группе общих черт, свойственных первому периоду Железного века в этой зоне Африки, между разными, независимыми от зон проживания культурами, которые в действительности не формировали единственную цивилизацию.

По некоторым теоретическим изысканиям Нок называют потомками египтян. Действительно, связь с древним Египтом могла бы быть объяснением зрелости культуры Нок и в том числе утончённости их терракотовых скульптур. Однако такое объяснение, возникшее в середине XIX века, считается старомодным, и привнесено лишь из-за обилия волос на головах скульптур, как и в произведениях египтян, и из-за близости их географического положения. На самом деле, убедительных доказательств связи древнего Египта и Нок нет.

Ссылки

• Нок — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.africa.travel.ru/Kayumov/ka_s_18.htm Станислав Каюмов «Разоблачённая Африка» 2000 г.]
• [www.memoiredafrique.com/en/nok/geographie.php Mmémoire D’Afrique]

Отрывок, характеризующий Нок (культура)

– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?