Объединённая лейбористская партия Гренады

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Объединённая лейбористская партия Гренады
англ. Grenada United Labour Party
Лидер:

Эрик Гейри
Герберт Прюдомм
Глория Пэйн-Банфилд
Уилфред Хейс

Дата основания:

1950

Штаб-квартира:

Гренвилл

Идеология:

лейборизм, популизм, гейризм, демократический социализм, социал-демократия

Союзники и блоки:

Народное лейбористское движение

Партийная печать:

The Grenada Guardian

К:Политические партии, основанные в 1950 году

Объединённая лейбористская партия Гренады (англ. Grenada United Labour Party) — гренадская политическая партия, старейшая на острове. Основана Эриком Гейри. Выступала с позиций социального радикализма, активно боролась за независимость Гренады. Находилась у власти в 19611962 и 19671979 годах. Являлась политической опорой диктатуры Гейри. В идеологии партии разных периодов синтезировались социал-демократические, левопопулистские и праворадикальные черты. После событий 19791983 в основном утратила влияние.





Путь к власти

В 1950 году Эрик Гейри основал Гренадский союз работников физического, морского и интеллектуального труда (GMMIWU). В качестве политического крыла профсоюза была создана Народная партия Гренады, вскоре переименованная в Объединённую лейбористскую партию Гренады (GULP)[1]. Профсоюз и партия Гейри активно участвовали во всеобщей забастовке и массовых беспорядках (Red Sky — Красное небо; название события получили из-за многочисленных поджогов) 1951 года.

Радикальные популистские лозунги, политическая активность и личная харизма Гейри сделали партию популярной в социальных низах Гренады, особенно среди сельской бедноты[2]. На выборах 1951 года GULP, будучи единственной участвовавшей партией (остальные кандидаты шли как независимые), получила 64,2 % голосов и 6 из 8 депутатских мест. Впоследствии влияние партии снизилось, но в 1954 и 1957 она собирала около 45 %. Противники GULP консолидировались в консервативной Национальной партии Гренады Герберта Блейза и Народном демократическом движении.

В 1961 году GULP вновь победила на выборах, завоевав 8 из 10 мест. Провалившись на следующих выборах, с 1962 по 1967 находилась в оппозиции правительству Блейза. В 1967 GULP пришла к власти. Эрик Гейри оставался главой правительства до 1979 — сначала как премьер ассоциированного с Великобританией государства (1967—1974), затем как премьер-министр независимой Гренады (1974—1979).

Диктатура гейризма

Правление Гейри носило характер авторитарной диктатуры. Партия GULP являлась политической опорой режима. Эта функция наложила отпечаток на партийную идеологию. Наряду с традиционным лейборизмом, социал-демократией и левым популизмом, в ней появились выраженные ультраправые мотивы. В советских источниках GULP («официально „лейбористская“») причислялась к «правобуржуазным» и «проимпериалистическим» партиям. Этому способствовал антикоммунизм взглядов Гейри и программы GULP.

В гренадской политике утвердилось понятие гейризм — своеобразный синтез лево- и праворадикальных черт, характерный для Эрика Гейри. Этот набор установок сделался реальной идеологией GULP.

Для отстранения от власти режима Гейри была сделана попытка сформировать коалицию консерваторов из Национальной партии Герберта Блейза и марксистов из партии Мориса Бишопа Новое движение ДЖУЭЛНародный альянс. На выборах 1976 года оппозиции удалось сформировать значительную парламентскую фракцию. Некоторые функционеры режима потерпели поражение при голосовании. Однако в целом избирательный процесс жёстко контролировался властями. Оппозиция преследовалась парамилитарным формированием Банда мангустов.

Политический аппарат партии курировал заместитель премьер-министра Герберт Прюдомм. Видную роль в кабинетах Эрика Гейри играла его жена Синтия Гейри. Из доверенных политических функционеров известны министр спорта Рой Сент-Джон, министр сельского хозяйства Крайслер Томас, парламентский представитель премьера и куратор полицейских сил Норман де Соуса, министр финансов Джордж Хостен, министр развития и инвестиций Фрэнклин Дональд, спикер палаты представителей Хьюберт Алексис. «Бандой мангустов» командовал водитель такси и преступник-рецидивист Мослин Бишоп.

Свержение и запрет. Возвращение в политику

В марте 1979 в результате государственного переворота было свергнуто правительство Гейри. К власти пришло Новое движение ДЖУЭЛ. Объединённая лейбористская партия была запрещена, ряд активистов подвергся репрессиям.

Что бы мы ни говорили теперь о сделанном тогда выборе, налицо печальный факт: люди были возмущены позорным поведением и бесчеловечными действиями тогдашнего правительства GULP.
Ллойд Ноэл, бывший генеральный прокурор Гренады[3].

В октябре 1983 марксистский режим был свергнут американской интервенцией. GULP была релегализована, Эрик Гейри вернулся на Гренаду и снова претендовал на власть. Однако восстановление «гейристского» режима не устраивало ни большую часть гренадского общества, ни администрацию США. Против GULP была создана правоцентристская коалиция, принявшая форму Новой национальной партии (NNP) во главе с Гербертом Блейзом.

Первоначально GULP сохраняла серьёзную поддержку, особенно в сельской местности. На выборах в декабре 1984 года партия собрала 36 % голосов, однако в силу особенностей избирательной системы получила лишь парламентский 1 мандат[4]. После этого влияние партии неуклонно снижалось.

Падение влияния

От выборов 1990 до выборов 2003 доля голосов, отданных GULP, сократилась с 28 % до менее 5 %. При голосовании 1999 GULP впервые не прошла в парламент, но получила один мандат в результате перехода в GULP депутата из NNP. С 2003 партия в парламенте не представлена.

К выборам 2008 GULP в союзе с Народным лейбористским движением Фрэнсиса Алексиса создала Лейбористскую платформу, но получила лишь 0,84 % голосов. На выборах 2013 этот показатель уменьшился до 0,02 %.

Лидеры

Эрик Гейри оставался бессменным лидером GULP. После его смерти в 1997 году партию возглавил Герберт Прюдомм, заместитель премьер-министра Гейри в последнем правительстве GULP[5]. В 2003 году лидером GULP была избрана Глория Пэйн-Банфилд, прежде занимавшая посты в администрациях Эрика Гейри, Мориса Бишопа, Николаса Брэтуэйта и Герберта Блейза, а также представлявшая Гренаду в ООН после 1983[6]. Пэйн-Банфилд стала первой в истории Гренады женщиной во главе политической партии[7].

В 2007 GULP возглавил Уилфред Хейс. Почётным членом исполнительного совета партии являлся Герберт Прюдомм, символизирующий связь времён. Видную роль играл Рейнольд Бенджамин, один из создателей Демократического движения Гренады. Партийные наградные знаки демонстративно вручались ветеранам гейризма, в т.ч. Герберту Прюдомму и Норману де Соусе[8].

Штаб-квартира GULP расположена не в столице Сент-Джорджесе, а во втором по величине городе Гренады Гренвилле, близ которого родился Эрик Гейри. Печатный орган партии — газета The Grenada Guardian — Страж Гренады.

Традиция и эволюция

Партия GULP подчёркивает неизменную верность традициям Дядюшки Гейри, которого считает борцом за национальное и социальное освобождение гренадцев[9]. В то же время в партийной идеологии на первый план вышли мотивы демократического и христианского социализма. Партия призывает перераспределить национальный доход в пользу малоимущих, бороться с преступностью и коррупцией, стимулировать экономическое развитие[10].

Напишите отзыв о статье "Объединённая лейбористская партия Гренады"

Примечания

  1. [caribbean.halloffame.tripod.com/Eric_Gairy.html Eric Gairy. Biography]
  2. [www.independent.co.uk/news/people/obituary-sir-eric-gairy-1247273.html Obituary: Sir Eric Gairy]
  3. [www.caribbeannewsnow.com/caribnet/cgi-script/csArticles/articles/000037/003757-p.htm Law and Politics: Twenty-three years thereafter — what else is new?]
  4. [www.ipu.org/parline-e/reports/arc/GRENADA_1984_E.PDF GRENADA. Date of Elections: 3 December 1984]
  5. [www.grenadabroadcast.com/news/politics/14068-here-comes-another THE LATEST POLITICAL PARTY IN THE MAKING]
  6. [www.upi.com/Archives/1984/03/20/Gloria-Payne-Banfield-a-former-Cabinet-secretary-in-the-government/3858448606800/ Gloria Payne-Banfield, a former Cabinet secretary in the government…]
  7. [www.qchron.com/first-woman-political-leader-eyes-grenada-govt/article_6d597e60-566f-5a35-84cf-d1dbf85af804.html Home First Woman Political Leader Eyes Grenada Govt.]
  8. [www.belgrafix.com/gtoday/2003news/Feb03/feb08/gulp_recognises_its_own.htm GULP RECOGNISES ITS OWN ]
  9. [www.belgrafix.com/gtoday/2007news/Jul/Jul14/GULP-Vision-for-New-Labour.htm GULP — Vision for New Labour]
  10. [spiceislander.com/?p=11608 GRENADA UNITED LABOUR PARTY (GULP)]

Отрывок, характеризующий Объединённая лейбористская партия Гренады

– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.