Оттепель (телесериал)

Оттепель
Жанр	драма
Создатель	Валерий Тодоровский
В ролях	Евгений Цыганов Александр Яценко Анна Чиповская Виктория Исакова
Композитор	Константин Меладзе
Страна	Россия Россия
Оригинальный язык	русский
Количество сезонов	1
Количество серий	12
Производство
Продюсер	Валерий Тодоровский Максим Коропцов Елена Кожанова
Режиссёр	Валерий Тодоровский
Оператор	Иван Гудков Фёдор Лясс
Сценарист	Валерий Тодоровский Алёна Званцова Дмитрий Константинов
Студия	«Мармот-фильм»
Трансляция
Телеканал	«Первый канал»
На экранах	с 2 декабря 2013 года по 10 декабря 2013 года
Ссылки
IMDb	ID 3398314

«О́ттепель» — российский двенадцатисерийный телесериал режиссёра Валерия Тодоровского, производства киностудии «Мармот-фильм». Премьерный показ состоялся на «Первом канале» со 2 по 10 декабря 2013 года.

Герои сериала — советские кинематографисты, жившие в 1960-х годах, когда начинал работу Пётр Тодоровский — отец режиссёра.

«Этот фильм, конечно, посвящён моему папе и его друзьям, многие из которых уже ушли, их не так много осталось. А это были фантастические люди, и они прожили фантастически яркую жизнь».

— режиссёр Валерий Тодоровский

1 апреля 2014 года телесериал «Оттепель» получил специальный приз Совета Российской академии кинематографических искусств «Ника» «За творческие достижения в искусстве телевизионного кинематографа» за 2013 год. В 2015 году был удостоен премии Правительства Российской Федерации.

Сюжет

Время действия — 1961 год. Кинооператор Виктор Хрусталёв попадает в сложную ситуацию. Он как-то замешан в гибели друга, талантливого сценариста Кости Паршина, который покончил с собой во время запоя. Органы пытаются любыми способами посадить Хрусталёва в тюрьму. Виктору надо снять комедию «Девушка и бригадир», чтобы получить разрешение сделать фильм «Осколки» по замечательному сценарию, оставшемуся после погибшего сценариста. Этот сценарий хочет поставить молодой режиссёр Егор Мячин. Хрусталёв устраивает его стажёром к маститому режиссёру Кривицкому на комедию. В этом же фильме снимаются бывшая жена Хрусталёва, Инга, и его молодая возлюбленная Марьяна, в которую влюбляется и Егор Мячин.

История создания

Идея снять сериал появилась у Валерия Тодоровского, когда он познакомился с Мэттью Вайнером, создателем культового американского сериала «Безумцы» (англ. Mad Men) о буднях рекламного агентства в 60-е годы XX века. На вопрос: откуда взялся его сериал, Мэттью Вайнер ответил, что его папа был рекламщиком, он вырос в этой среде. Валерий Тодоровский вырос в среде кинематографистов, и он решил снять сериал, основываясь на жизни отца (оператора и режиссёра Петра Ефимовича Тодоровского) и людей, окружавших его. «Я не снимал двенадцать серий про политическое явление. Мне было интересно снимать про людей, про их ощущения», отмечает режиссёр. Но в картине нет конкретных людей, режиссёр пользовался некими архетипическими, мифологическими в киношном мире характерами и смешивал их так, чтобы можно было только угадывать какие-то черты определённых личностей. По словам Тодоровского, в образе директора киностудии есть черты директора «Мосфильма» Сизова (в прошлом — генерала МВД), замминистра кинематографии Павлёнка (в прошлом — белорусского партизана) и режиссёра Пырьева, в образе кинооператора Хрусталёва есть черты операторов Рерберга, Княжинского, Юсова и Лебешева, в образе режиссёра-стажёра Мячина — много от молодого Эльдара Рязанова времён «Карнавальной ночи». Прообразом персонажа «Петя из Одессы», к которому в финале уезжает Хрусталёв, послужил Пётр Тодоровский.

«Один из самых интересных вызовов для меня в этом фильме заключался в том, что я хотел сделать фильм про сложных, противоречивых людей. Там нет хороших и плохих. Они все и хорошие, и плохие, и замечательные и ужасные, и лживые, и очень честные, и при этом с принципами, но способные на предательство. Я хотел сделать фильм про сложных людей»

— режиссёр Валерий Тодоровский

Валерий Тодоровский уже обращался в своём творчестве к времени 60-х — в 1993 году по его сценарию была снята картина «Над тёмной водой» режиссёра Дмитрия Месхиева. В титрах стояло посвящение «поколению наших отцов», но представители шестидесятников оскорбились, увидев в фильме издёвку и насмешку над их молодостью. Сюжет и герои балансировали между «Заставой Ильича» и «Июльским дождём». Спустя двадцать лет Тодоровский вновь вернулся к этой эпохе — эпохе юности своих родителей. Журналист Ксения Ларина отмечает, что его сегодняшний взгляд на время и на людей в нём — совсем иной, без стёба, без желания высмеять и призвать к ответу, без предъявления счёта, без попытки обвинения.

Валерий Тодоровский впервые выступил в качестве режиссёра-постановщика телесериала (до этого он только продюсировал телевизионные сериалы и снимал полнометражные художественные фильмы).

Сценарий писался полтора года, а сняли все 12 серий всего за три месяца. Натурные съёмки проходили в Минске. Там проще делать фильмы, действие которых разворачивается в советские годы, меньше рекламы и прочих примет времени. Чтобы точнее передать ощущения 60-х, художником-постановщиком и художником по костюмам была проделана большая работа.

В ролях

Актёр Роль Евгений Цыганов Виктор Сергеевич Хрусталёв оператор Виктор Сергеевич Хрусталёв Александр Яценко Егор Ильич Мячин режиссёр-стажёр Егор Ильич Мячин Анна Чиповская Марьяна Пичугина студентка МГУ Марьяна Пичугина Виктория Исакова Инга Витальевна Хрусталёва актриса Инга Витальевна Хрусталёва Михаил Ефремов Фёдор Андреевич Кривицкий режиссёр Фёдор Андреевич Кривицкий Нина Дворжецкая Регина Марковна второй режиссёр Регина Марковна Владимир Гостюхин Семён Васильевич Пронин директор Мосфильма Семён Васильевич Пронин Яна Сексте Люся Полынина оператор Люся Полынина Светлана Колпакова Надя жена Кривицкого Надя Павел Деревянко Геннадий Петрович Будник актёр Геннадий Петрович Будник Евгений Волоцкий Александр (Санча) Пичугин брат Марьяны, портной Александр (Санча) Пичугин Василий Мищенко Цанин следователь Цанин Андрей Смирнов Сергей Викторович Хрусталёв отец Виктора Сергей Викторович Хрусталёв Лариса Малеванная Зоя Александровна бабушка Марьяны Зоя Александровна Ольга Штыркова Ася дочь Хрусталёвых Ася Евгения Брик Лариса Лариса Фёдор Лавров Костя Паршин сценарист Костя Паршин Надежда Маркина Ольга Филипповна художник по костюмам Ольга Филипповна Валерий Тодоровский режиссёр режиссёр Дута Схиртладзе Гия Ревазович Таридзе директор фильма Гия Ревазович Таридзе Анна Котова Лида гримёр Лида

Актёр Роль Константин Чепурин Аркадий Владимирович Сомов реквизитор Аркадий Владимирович Сомов Виктор Хориняк Руслан актёр Руслан Виктор Добронравов Пётр старый друг Хрусталёва Пётр Софья Каштанова Софи Лорен Софи Лорен Сергей Бондарчук (младший) Сергей Бондарчук Сергей Бондарчук Никита Ефремов Олег Ефремов Олег Ефремов Антонина Паперная Татьяна Самойлова Татьяна Самойлова Александр Суцковер адвокат Паулина Андреева Дина певица Дина Светлана Никифорова Женя гримёр Женя Анастасия Прокофьева Елена костюмер Елена Елена Мельникова сотрудница Дома моделей Ольга Клебанович Лидия Ивановна секретарша Пронина Лидия Ивановна Нино Кантария Нина Хрусталёва мачеха Виктора Нина Хрусталёва Анастасия Попова Оксана актриса Оксана Федот Львов Дыня реквизитор Дыня Андрей Заводюк Павел любовник Инги Павел Андрей Душечкин свидетель-звукооператор Виктор Молчан Сергей муж Регины Марковны Сергей Анастасия Жаркова помреж («хлопушка») Ирина Обидина проводница Андрей Дударенко Виктор Моисеевич член худсовета Виктор Моисеевич

В эпизодах

Список (по алфавиту)

Степан Абрамов Светлана Акимова Сергей Бережнов Анастасия Боброва Максим Брагинец Виктор Васильев Владислав Васильев Анна Воронова Валерия Гайдукевич Татьяна Гаркуша Олег Глушков Сергей Горячев Олеся Грибок Игорь Дереклеев Алексей Долгушин Михаил Есьман Павел Жарков Сергей Жбанков Татьяна Жевнова Сергей Кабанов Роман Калькаев Анастасия Клименко Николай Клямчук Ольга Кобзева Татьяна Ковалевская Инна Коляда Анатолий Кожаев Константин Конюхов

Иван Куколев Маргарита Куликова Александр Макаров Анна Маланкина Яна Метельская Юлианна Михневич Камилла Мухлисова Александр Овчинников Инга Сметанина Андрей Перепечко Марина Петренко Людмила Разумова Алексей Соров Янина Подсосонная Алеся Самоховец Алла Семенова Игорь Сидорчик Ольга Сташкевич Сергей Топоров Татьяна Трофимова Наталья Ушакова Даниил Федоров Галина Чернобаева Сергей Чуб Елена Шабад Анастасия Шаповал Улугбек Юлдашев

Съёмочная группа

• Режиссёр-постановщик — Валерий Тодоровский
• Авторы сценария — Валерий Тодоровский, Алёна Званцова, Дмитрий Константинов
• Операторы-постановщики — Иван Гудков, Фёдор Лясс
• Художник-постановщик — Владимир Гудилин
• Композитор — Константин Меладзе
• Художник по костюмам — Владимир Купцов
• Художник по гриму — Ирина Мельникова, Елена Соколова
• Звукорежиссёры — Олег Шлосс, Алексей Майсеенко
• Режиссёр монтажа — Алексей Бобров
• Второй режиссёр — Ирина Третьякова
• Ассистент режиссёра по актёрам — Татьяна Талькова
• Хореограф — Олег Глушков
• Продюсеры — Валерий Тодоровский, Максим Коропцов, Елена Кожанова

Музыкальное сопровождение

Специально для телесериала «Оттепель» музыку и песни написал композитор Константин Меладзе.

Во время работы над музыкой к фильму он постарался войти в роль кинокомпозитора конца 1950-х — начала 1960-х годов. Для этого он прослушал очень много советской музыки тех времён, которая во времена «оттепели» была на редкость «фирменной». Но в большей степени, по его словам, он ориентировался на творчество итальянского композитора Нино Рота. Примерно такая музыка звучала тогда в итальянских и советских фильмах. Советская эстрадная музыка, считает Меладзе, вообще была ближе всего к западной именно в 1960-е годы. Тогда были невероятно стильные и раскованные артисты, такие как певица Лариса Мондрус и другие кумиры тех лет. Позже, когда период «оттепели» закончился, за музыкой стали следить, стали держать её под контролем.

В фильме «Оттепель» звучит много инструментальной музыки, для записи которой Константину пришлось искать аутентичные синтезаторы, электроорганы, барабаны, которых очень много в аранжировках. Во время студийного сведения звук был слегка «испорчен», чтобы он не был таким лощёным, как сейчас, и приобрёл «ламповое» звучание. Кроме того, в саундтреке использованы гитарные импровизации Тодоровского-старшего.

Помимо инструментальной музыки, Константин Меладзе написал две песни к фильму. Сначала композитор пробовал записывать их с известными профессиональными вокалистами, как и в фильме «Стиляги». Но пение современных исполнителей, по мнению Меладзе, не ложилось в кино Валерия Тодоровского. В его фильмах нужно петь актёрски: не голосом, а душой. Так что здесь, как и в «Стилягах», поют в основном те, кто играют роли:

• «Оттепель» (музыка и слова Константина Меладзе) — исполняет актриса Паулина Андреева.
• «Нет для любви преград» (музыка и слова Константина Меладзе) — исполняют актёры Виктория Исакова (солирует), Анна Чиповская, Таша Круз, Марина Литвинова, Рубен Толмачёв, Константин Меладзе.

Также в сериале звучат песни конца 1950-х — начала 1960-х годов:

• «Эй, рулатэ», в исполнении Гелены Великановой
• «Давай никогда не ссориться», в исполнении Тамары Миансаровой
• «Мой милый», в исполнении Нины Дорда
• «Не встретимся», в исполнении Нины Дорда
• «Троллейбус», в исполнении Ирины Бржевской
• «She She Little Sheila», в исполнении «Gene Vincent & His Blue Cap»
• «My Baby Don`t Low», в исполнении «Gene Vincent & His Blue Cap»

Соответствие эпохе

«Я снимал не документальный фильм, а миф! Но миф, очень похожий на правду. Главное — дух той поры». «Оттепель» — это не реалистичное отражение 60-х, а ощущения от той эпохи, наше понимание легенды. Поэтому фильм такой красивый чисто с визуальной точки зрения".

— режиссёр Валерий Тодоровский

Для фильма было пошито более сотни костюмов, и какое-то количество вещей было куплено в антикварных магазинах и на блошиных рынках. Эти костюмы служили эталоном, с них «подсматривались» технология, силуэт, ткани, обработка, форма того или иного платья.

«Мы старались, чтобы они полностью соответствовали духу того времени, но режиссёром была поставлена определенная задача: „Мне бы хотелось, чтобы это было красиво! Мне не нужна абсолютная документальность и глубокие изыскания на тему того, что тогда действительно носили“. То есть имелось в виду, что в жизни могло быть беднее, серее, проще. Но у нас это должно быть в первую очередь красиво».

— художник по костюмам Владимир Купцов

Больше всего костюмов было у двух главных героинь — Анны Чиповской и Виктории Исаковой. У каждой из них было порядка 25 нарядов. По словам Анны Чиповской, для создания атмосферы у актрис под платьями были все атрибуты — белье шестидесятых, с поясом, с чулками. Экипировка сложнейшая для ношения каждый день, но помогала создавать нужный силуэт". Художники нашли в хорошем состоянии настоящие антикварные корсеты, лифчики, трусы того времени, подчеркивающие фигуру. Актрисы с радостью надевали это бельё. И даже когда не было откровенных сцен, предпочитали вниз надевать именно его.

Красный «Москвич», на котором разъезжает Виктор Хрусталёв, — точно такой же, какой был у Петра Тодоровского. Валерий Тодоровский вспоминает, что денег не хватало, жили в коммуналке, но Пётр Ефимович всё равно купил машину. А в компаниях родителей, которые собирались у них дома — половина была в белых брюках и модных очках .

Критика и отзывы

Киновед Юрий Богомолов отмечает вал претензий и неудовольствий, высказанных в соцсетях ещё до окончания показа сериала. «„Оттепель“ терзают на предмет исторической подлинности. Покрой одежды не тот, и сама одежда не та, и вешалка, что в прихожей у Хрусталёва — из Икеи. Курили, мол, не так дымно, пили не столь интенсивно. Герои не похожи на своих прототипов. И так далее… Даже очень взрослые люди с гуманитарным образованием не всегда могут смириться с условностью художественного изображения. У одних не получается психологически преодолеть рампу, другие ни в какую не соглашаются с её иллюзорностью».

Киновед Витта Рамм отмечает типажную достоверность артистов Светланы Колпаковой, Яны Сексте, Александра Яценко, Василия Мищенко в ретро-сказке Тодоровского. Но главные героини, на её взгляд, всё-таки не из того времени. Посмотрев 6 серий фильма, Витта Рамм отмечает слабое развитие характера главного героя.

Телеобозреватель Ирина Петровская в своей статье «Научимся ли мы когда-нибудь смотреть кино просто как зрители?» отмечает поток безапелляционных высказываний критиков «Оттепели» об обнаруженных несоответствиях, словно речь идет не о художественном, а о документальном произведении, и словно эти несоответствия лично оскорбляют их чувства. По мнению Ирины Петровской, Валерий Тодоровский «снял отличное и глубоко личное кино, в котором передал, как помнил, атмосферу того времени, взаимоотношения людей того времени, конфликты и проблемы того времени. И в этом кино, если смотреть его внимательно и без изначальной предубежденности, есть все: и война в анамнезе большинства героев, и политика, и драма художника, вынужденного идти или не идти на компромисс с самим собой и с системой, и любовь, и счастье».

Журналист Ксения Ларина отмечает идеальный подбор актёров, тщательную разработку каждого персонажа и особое чувство сопричастности, с которым воссоздана эта почти мифологическая эпоха.

Дмитрий Быков видит главное достоинство сериала в том, что Валерий Тодоровский не стал сосредотачиваться на жизни большинства, а взял только киношную среду, досконально ему известную, и на её примере показал, что происходило в то время.

Тема курения

Среди претензий, предъявляемых к сериалу, часто упоминаются многочисленные сцены с курением. Так Ассоциация «Здоровые регионы» (Тверь) подала жалобы в Останкинскую межрайонную прокуратуру города Москвы и Роскомнадзор по фактам нарушения федеральных законов Первым каналом российского телевидения. В заявлении говорится, что никаким художественным замыслом объяснить столь частую демонстрацию курения в фильме «Оттепель» невозможно, и тем самым нарушается требования Федерального закона Российской Федерации от 23 февраля 2013 г. № 15-ФЗ «Об охране здоровья граждан от воздействия окружающего табачного дыма и последствий потребления табака». Автор жалобы намерен привлечь к ответственности Тодоровского за каждую показанную в кадре затяжку.

Лидер ЛДПР Владимир Жириновский тоже возмущен тем, что на Первом канале в прайм-тайм показывают сериал, в котором герои беспрерывно курят и пьют, и предложил убрать его из эфира.

5 декабря 2013 года «Первый канал» в программе «Вечерний Ургант» показал пародию «Вечерняя оттепель».

7 декабря 2013 года режиссёр Марк Захаров поделился своим впечатлением от просмотренных серий: «Из своего кинематографического опыта я знаю: часто бывает, режиссёр и актёр не знают, что делать. Тогда они закуривают. А бывает, покурят-покурят да и выпьют. Глядишь, и дело само сдвинулось с мёртвой точки. Но если бы я снимал картину о кинематографе, таких сцен избегал бы. Или чередовал их и содержательные эпизоды. Иначе возникает ощущение, что создателям картины нечего сказать».

«„Оттепель“ в стихах»

Незадолго до начала показа сериала «Первый канал» запустил проект «„Оттепель“ в стихах» — серию роликов, в которых актёры сериала читают стихи поэтов той поры.

• «По несчастью или к счастью, истина проста…» Геннадия Шпаликова читает Михаил Ефремов.
• «Людей теряют только раз» Геннадия Шпаликова читает Александр Яценко.
• «Прощай, Садовое кольцо» Геннадия Шпаликова читает Евгений Цыганов.
• «Из глубины моих невзгод…» Беллы Ахмадулиной читает Виктория Исакова.
• «В тот месяц май…» Беллы Ахмадулиной читает Анна Чиповская.

Награды

• 2014 — специальный приз Совета Российской академии кинематографических искусств «Ника» «За творческие достижения в искусстве телевизионного кинематографа» за 2013 год.
• 2014 — призы Ассоциации продюсеров кино и телевидения за 2013 год в номинациях:
  • «Лучший телевизионный мини-сериал (5 — 24 серий)»
  • «Лучшая режиссёрская работа» — Валерию Тодоровскому
  • «Лучшая музыка к телефильму/сериалу» — Константину Меладзе
  • «Лучшая операторская работа» — Ивану Гудкову и Фёдору Ляссу
  • «Лучшая работа художника по костюмам» — Владимиру Купцову
  • «Лучшая работа художника по гриму» — Ирине Мельниковой и Елене Соколовой
  • «Лучшая работа звукорежиссёра» — Олегу Шлоссу и Алексею Майсеенко
  • «Лучшая актриса телевизионного фильма/сериала» — Виктории Исаковой.
• 2014 — премия «ТЭФИ»:
  • Лучший телевизионный фильм / сериал
  • Телевизионный продюсер сезона — Валерий Тодоровский
  • Лучший актёр телевизионного фильма/сериала — Михаил Ефремов
• Кроме того на премию «ТЭФИ» были номинированы актёры Виктория Исакова и Евгений Цыганов.
• 2015 — премия «Золотой орёл»:
  • Лучший телевизионный сериал (более 10 серий)
  • Лучшая мужская роль на телевидении — Евгений Цыганов (за роль Виктора Хрусталёва)
  • Лучшая женская роль на телевидении — Виктория Исакова (за роль Инги Хрусталёвой)
  • номинации на премию — Анна Чиповская (за роль Марьяны Пичугиной) и Александр Яценко (за роль Егора Мячина).
• 2015 — Премия Правительства Российской Федерации в области культуры за 2015 год — Валерию Тодоровскому, Дмитрию Константинову, Алёне Званцовой, Виктории Исаковой, Евгению Цыганову — за создание телевизионного сериала «Оттепель»

Ссылки

• [www.rg.ru/2013/12/05/ottepel.html Вдохнуть и выдохнуть свободу. Режиссёр Андрей Смирнов и сценарист Наталья Рязанцева — о том, как началась и закончилась реальная оттепель советского кино]. Российская газета (5 декабря 2013). Проверено 5 декабря 2013.
• [trendy-brandy.com/beauty-talking/kak-sozdavalsya-garderob-geroev-seriala-ottepel/ Как создавался гардероб героев сериала «Оттепель». Интервью с художником по костюмам]. trendy-brandy.com. Проверено 17 декабря 2013.

Отрывок, характеризующий Оттепель (телесериал)

– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.