Палич, Петер

Петер Палич
Peter Palitzsch
Петер Палич в 2004 году
Дата рождения:	11 сентября 1918(1918-09-11)
Место рождения:	Дойтмансдорф
Дата смерти:	18 декабря 2004(2004-12-18) (86 лет)
Место смерти:	Хафельберг
Профессия:	театральный режиссёр
Гражданство:	ГДР ГДР
Годы активности:	1949—2000
Театр:	Берлинер ансамбль,

Петер Палич (нем. Peter Palitzsch; 11 сентября 1918, Дойтмансдорф, — 18 декабря 2004, Хафельберг) — немецкий театральный режиссёр.

Биография

Петер Палич родился в Дойтмансдорф в районе Лёвенберга в Силезии (ныне польский город Львувек-Слёнски); детство провёл в Дрездене, где окончил гимназию и получил специальность чертёжника. В 1940 году Палич был призван в действующую армию, в 1945-м попал в плен, но вскоре был освобождён.

«Берлинер ансамбль»

В 1945—1948 годах Палич был литературным сотрудником Народного театра в Дрездене. В 1949 году перешёл в созданный Бертольтом Брехтом в восточном секторе Берлина театр «Берлинер ансамбль» в качестве заведующего литературной частью; одновременно был и ассистентом режиссёра, работал непосредственно с Брехтом. Паличу принадлежит эмблема «Берлинер ансамбль», которая и сейчас украшает здание театра

В 1955 году Палич осуществил свою первую самостоятельную постановку на сцене «Берлинер ансамбль». В дальнейшем он нередко ставил спектакли в паре с другим учеником Брехта — Манфредом Веквертом. В 1957 году они вместе поставили «Оптимистическую трагедию» Вс. Вишневского. В 1958 году Палич самостоятельно осуществил первую постановку пьесы Брехта «Карьера Артуро Уи» в Штутгартском театре. Западногерманская «Allgemeine Zeitung» по этому поводу писала: «Там, в зоне, где тоже живут немцы и где Брехт пользовался славой и почетом как друг режима и даже имел в своем распоряжении собственный театр, там эта пьеса до сих пор не может быть сыграна, — и это, видимо, связано с тем, что слишком подробное описание политических методов гангстера Уи… может вызвать неприятные для тамошних господ сравнения у их подданных». Несколько месяцев спустя, уже вместе с Веквертом, Палич поставил пьесу на сцене «Берлинер ансамбль», с Эккехардом Шаллем в главной роли. Спектакль пользовался исключительным успехом у зрителей (оставался в репертуаре театра на протяжении 15 лет, выдержал 532 представления) и был высоко оценён специалистами: в ГДР он в том же году был удостоен Национальной премии; показанный в 1960 году в Париже, спектакль был отмечен как лучший Объединением театральных и музыкальных критиков.

В 1960 году Палич и Векверт увековечили на киноплёнке легендарный спектакль «Мамаша Кураж и её дети» в постановке Б. Брехта и Э. Энгеля, с Еленой Вайгель и Эрнстом Бушем, — спектакль, с которого начинался «Берлинер ансамбль». Но это была последняя его совместная работа с Веквертом: в 1961 году, оказавшись в творческой командировке в Западной Германии, он не вернулся в ГДР в знак протеста против строительства Берлинской стены.

В Западной Германии

На протяжении ряда лет Палич работал в качестве приглашённого режиссёра в различных городах Западной Германии, а также в Швеции, Норвегии, Дании и Нидерландах. В 1967 году стал постоянным режиссёрм Вюртембергского государственного театра Штутгарта, где ставил преимущественно У. Шекспира; но в 1972 году после спорной постановки «Гамлета» и конфликта с местным отделением ХДС покинул театр.

В 1972 году Палич возглавлял Драматический театр (Schauspiel) во Франкфурте-на-Майне, где реализовал выдвинутую Петером Штайном модель «театра права голоса» (Mitbestimmungstheater), предполагавшую участие не только всех членов творческого коллектива, но и технического персонала в принятий важных для театра решений, в том числе и касающихся репертуарной политики. Политизация его театра привела к конфликту, и в 1980 году Палич покинул Франкфурт. В дальнейшем, до 1991 года, работал в качестве приглашённого режиссёра в различных городах Германии, в том числе Мюнхене, Гамбурге, а также в Западном Берлине, ставил спектакли в Вене и Цюрихе.

Последние годы

Как и Бенно Бессон и Манфред Векверт, Палич на протяжении всей своей режиссёрской карьеры следовал пинципам «эпического театра», творчески развивая теорию Брехта. Он ставил пьесы в Брехта в разных городах и странах, но «эпический театр» был для него, как и для самого Брехта и для многих его последователей, и ключом к новым прочтениям Шекспира, а также Ф. Шиллера, И. В. Гёте и Г. Бюхнера. И когда Векверт, на протяжении 14 лет возглавлявший «Берлинер ансамбль», в 1991 году покинул свой пост, Палич вернулся в театр и возглавил его вместе с Маттиасом Лангхофом, Фрицем Марквардтом, Петером Цадеком и Хайнером Мюллером. Однако раздираемое противоречиями коллективное руководство оказалось недееспособным, и к 1995 году от него остался только Мюллер — в качестве единоличного руководителя.

В 1991 году Палич был удостоен Берлинской театральной премии; однако сам режиссёр в последние годы считал, что театр пребывает в глубоком кризисе: «Если бы я был на 30 лет моложе, — говорил он в одном из последних своих интервью, — я пошёл бы не в театр, а в Гринпис».

Творчество

Театральные постановки

«Берлинер ансамбль»

• 1955 — «День великого учёного Ву» (Der Tag des großen Gelehrten Wu), китайская народная пьеса (совместно с К. М. Вебером)
• 1956 — «Удалой молодец — герой Запада» Д. М. Синга (совместно с М. Веквертом)
• 1957 — «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского (совместно с М. Веквертом)
• 1958 — «Карьера Артуро Уи» Б. Брехта (совместно с М. Веквертом)
• 1960 — «Фрау Флинц» (Frau Flinz) Х. Байерля (совместно с М. Веквертом)

Другие театры

• 1958 — «Карьера Артуро Уи» Б. Брехта (первая постановка пьесы) — Штутгартский театр

Литература

• Rainer Mennicken. Peter Palitzsch. — Frankfurt am Main: Fischer Verlag, 1993. — (Reihe: Regie im Theater). — ISBN 3-596-11114-5.
• Peter Iden. Peter Palitzsch – Theater muss die Welt verändern. — Berlin: Henschel Verlag, 2005. — ISBN 3-89487-511-9.

Отрывок, характеризующий Палич, Петер

С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.