Панахи, Джафар

Джафар Панахи
جعفر پناهی
Место рождения:	Восточный Азербайджан, Шаханшахское Государство Иран
Гражданство:	Иран Иран
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист

Джафар Панаги (перс. جعفر پناهی‎; род. 11 июля 1960, Mianeh, Восточный Азербайджан, Иран) — иранский кинорежиссёр и сценарист, один из самых известных представителей «новой волны» иранского кинематографа.

Биография

Джафар Панахи родился 11 июля 1960 года в Восточном Азербайджане (провинция Ирана), в городе Миане. Азербайджанец по национальности. В молодости снимал короткометражные ленты, затем служил в армии, участвовал в ирано-иракской войне. После службы Панахи поступил в университет, в это же время снял несколько документальных любительских лент, и работал ассистентом режиссёра на съёмках некоторых художественных фильмов, в том числе фильма «Сквозь оливы» Аббаса Киаростами, вышедшего на экраны в 1994 году. Через год Киаростами помог написать сценарий к фильму «Белый шар», режиссёром которого являлся Панахи.

Фильмы Панахи становились лауреатами престижных международных кинонаград, в том числе «Золотой камеры» Каннского кинофестиваля (1995 год; фильм «Белый шар»), «Золотого леопарда» кинофестиваля в Локарно (1997 год; фильм «Зеркало»), «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля (2000 год; фильм «Круг») и «Серебряного медведя» Берлинале (2006 год; фильм «Офсайд»).

В марте 2010 года Джафар Панахи был арестован, и позже осуждён на шесть лет заключения за антиправительственную деятельность и участие в акциях протеста против официальных итогов выборов 2009 года. Панахи также было запрещено заниматься кинематографической деятельностью и давать интервью в течение 20 лет. Отбывать срок за решеткой Панахи не пришлось. Вместо этого постановщик оказался под домашним арестом. Это не стало препятствием для работы. Джафар снял картину «Это не фильм» (2011), показанную на кинофестивале в Каннах. Материал был вывезен из Ирана на флешке, спрятанной в пирожном. С тех пор опальный режиссёр кое-как может передвигаться по Ирану, но его паспорт до сих пор находится у властей, что не дает возможности Панахи выехать за границу. Несмотря на запрет на съемки, в 2013 году в Берлине прошла премьера его ленты «Закрытый занавес», снятой на даче режиссёра. Фильм получил «Серебряного медведя» Берлинале за лучший сценарий. А в 2015 его новая работа «Такси» получает на том же фестивале уже главный приз - «Золотого медведя», а также престижную награду от Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ).

В октябре 2012 года он стал лауреатом премии имени Сахарова.

Фильмография

• 1992 — «Последний экзамен» / The Last Exam (Akharin emtehan)
• 1995 — «Белый шар» / The White Balloon (Badkonake sefid)
• 1997 — «Зеркало» / The Mirror (Ayneh)
• 2000 — «Круг» / The Circle (Dayereh)
• 2003 — «Багровое золото» / Crimson Gold (Talaye sorkh)
• 2006 — «Офсайд» / Offside
• 2010 — «Это не фильм» / This Is Not a Film (In film nist)
• 2013 — «Закрытый занавес» / Pardé
• 2015 — «Такси» / Taxi

Отрывок, характеризующий Панахи, Джафар

– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.