Парламентские выборы в Финляндии (1907)

Парламентские выборы в Финляндии (1907) (фин. Eduskuntavaalit 1907) — выборы в Эдускунту Великого княжества Финляндского, которые прошли 15-16 марта 1907 года.

С осени 1906 года политики начали предварительную агитацию по всей территории Великого княжества Финляндского, а настоящая предвыборная кампания прошла в январе-марте 1907 года в ходе которой публиковались списки из трёх кандидатов, в которых обычно первым был государственный кандидат из Хельсинки, а затем кандидаты из области и волости. В связи с принятием в 1906 году закона о всеобщем и равном избирательном праве, 19 мандатов в парламенте получили женщины.

На выборах в однопалатный парламент социал-демократы набрали 329 946 голосов, Финская партия — 234 573, Младофинская партия — 121 267, Шведская народная партия — 112 267, Аграрный союз — 51 242, Христианский рабочий союз — 13 790 и остальные — 18 568 голосов. Полученный согласно системе д’Ондта результат дал социал-демократам 80 мандатов, старофиннам — 59, младофиннам — 25, шведам — 24, аграриям — 10 и христианам — 2 мандата. Результат стал большой неожиданностью для руководящих кругов: конституционалисты, представлявшие в Сейме большинство в двух из четырёх сословиях, создавшие Сенат Михелина и считавшие, что «одержали победу» во всеобщей забастовке, получили на выборах менее четверти мандатов, разделённых между двумя партиями; старофиннам, которые подвергались насмешкам со стороны конституционалистов, досталось больше мандатов, чем младофиннам и шведам вместе взятым; хорошие позиции получили аграрии, а самого лучшего результата добились социал-демократы.

Социал-демократы значительно пополнили свои ряды за счёт союза рабочих и молодой академической интеллигенции, присоединившихся к партии в 1905 году после всеобщей забастовки, а в период предвыборной агитации члены партии использовали для активизации своих позиций демонстрации и митинги.

Старофинны сосредоточились на языковой политике и традиционной идее национального развития. У них также была довольно радикальная социальная программа в духе кафедрального социализма, но в то же время они заняли консервативную позицию по защите церкви, семьи, нравственности и национальных обычаев.

Новый парламент в вопросе религии стал придерживаться примиряющей позиции, сохраняя обычай открывать и закрывать сессию торжественным шествием на церковную службу, но отвергнув предложение открывать заседания молитвой.

Хотя парламент отличался от прежнего сословного сейма, существовала тем не менее преемственность между старым и новым парламентом.

Литература

• Юссила О., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии 1809—2009 = Osmo Jussila, Seppo Hentilä, Jukka Nevakivi. Suomen poliittinen historia, 1809—2009 / Пер. с финск. — М.: Издательство «Весь Мир», 2010. — 472 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-7777-0469-6. — УДК 321

Отрывок, характеризующий Парламентские выборы в Финляндии (1907)

– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.