Пиковая дама (фильм-опера, 1960)
| Пиковая дама | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Георгий Васильев |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
100 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Пиковая дама» — советский полнометражный цветной художественный фильм-опера, поставленный на Киностудии «Ленфильм» в 1960 году режиссёром Романом Тихомировым по одноимённой опере Петра Ильича Чайковского.
Премьера фильма в СССР состоялась 27 октября 1960 года.
Сюжет
Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга. А. С. Пушкин.
Опера построена на повести А. С. Пушкина «Пиковая дама». В центре повествования — молодой инженер Германн (драматический тенор), скрытный, очень волевой и страстный, честолюбивый, одержимый идеей разбогатеть. Для него не существует ничего, кроме работы, приносящей ему доход. Он редко посещает дворянские собрания, не позволяет себе пить вино и тем более играть в карты.
Его знакомые — офицер Томский (бас-баритон) — весельчак, мот, картёжник; богатый карточный игрок Чекалинский (лирический тенор), князь Елецкий (лирический баритон). Елецкий помолвлен с молодой дворянкой Лизой (драматическое сопрано) и ждёт свадьбы. Германн признаётся Томскому, что он увидел на прогулке прекрасную девушку и влюбился в неё, но не смеет открыть своих чувств.
На одном из балов Германн сидит в одиночестве за столиком. Неподалёку от него балагурят его приятели — Томский, Чекалинский и прочие. Появляется Графиня — старая дама отталкивающей внешности. Что-то взволновало и встревожило Германна. Томский, заметив это, рассказывает легенду, связанную со старой графиней, которая ещё полвека тому назад блистала в Версале. Сам таинственный граф Сен-Жермен искал близости с ней. Но графиня обожала карточные игры, и сильно проигрывалась.
И вот граф Сен-Жермен, видя бедственное положение графини, предлагает ей узнать три магические карты, которые принесут ей крупный выигрыш — в обмен на близость. Как утверждает Томский, сделка состоялась, и уже утром следующего дня графиня на три эти карты выиграла большие деньги. Но дальше интрига развивалась следующим образом:
Раз мужу те карты она назвала,
Другой раз их юный красавец узнал,
Но в эту же ночь, лишь осталась одна,
Ей призрак явился (Сен-Жермена) и грозно сказал:
Получишь смертельный удар ты
От третьего, кто, пылко-страстно любя,
Придёт, чтобы силой узнать от тебя
Три карты, три карты, три карты!
Германн в страшном смятении, он словно понял, что именно надо ему делать, он вскакивает и бежит вон из зала. В дверях он столкнулся с Лизой, отчего разволновался ещё больше. Идя куда-то по ночной улице под проливным дождём, он всё повторяет этот мотив: три карты, три карты, три карты…
На балу танцуют гости, танцует Елецкий с Лизой, признаётся ей в любви. Бал заканчивается, гости уезжают. Неизвестным образом Германн оказывается сначала под балконом Лизы, затем проникает к ней в квартиру. Он страстно признаётся ей: Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой, прости, но страстного не отвергай признанья…
Лиза молчит в смущении. Германн понял, что он ей тоже небезразличен. Но тут слышен шум, в квартире толпятся девушки из свиты Графини. Он выскочил из квартиры.
На балу Германн получает от Лизы ключи от покоев её бабушки. Томский и приятели, дразня Германна, напевают ему мотив «Три карты, три карты, три карты». Германн в отчаянии покидает бал.
Он ждёт в тёмной спальне графини, спрятавшись за занавеску. Вот наконец они приезжают с бала, усталые, старуха (меццо-сопрано или контральто) почти спит. Служанки её раздевают, она их прогоняет. Но сон нейдёт к ней, она смотрит на свой портрет, запечатлевший её в далёкой юности и начинает вспоминать, как она танцевала и пела в Париже, составляя конкуренцию самой мадам Помпадур. Напевая французскую песенку, она засыпает, но тут перед ней предстаёт Германн, умоляя на коленях открыть тайну трёх карт, ведь он так пылко и страстно любит Лизу. Но старуха впала в ступор от ужаса, молчит, безумно на него уставясь. Германн в отчаянии, понимает, что он от старухи ничего не дождётся. Выхватывает пистолет, наводит на неё, кричит, угрожает, но как выясняется, старуха моментально скончалась от инфаркта.
Германн практически в помешательстве. Старуха умерла, он теперь не узнает заветные три карты. Он уходит.
Следующая сцена застаёт Германна в его доме. Он читает письмо Лизы, где она предлагает ему вечером окончательно выяснить отношения на Лебяжьей канавке. Он уже безумен, вспоминает похороны старухи, как пробрался в церковь и неотрывно смотрел на её мёртвое лицо. Страшный удар грома заставляет его забраться под ломберный столик. К нему является призрак (в фильме это не показано) и произносит замогильным голосом: я пришла к тебе против своей воли. Вот три карты, которые составят твоё богатство: тройка. семёрка. туз. Германн в помешательстве повторяет эти слова. Тройка. Семёрка. Туз.
Трагедия близится к развязке. Лиза, волнуясь, ждёт Германна. Уж полночь близится, а Германна всё нет… И вот он является с ударами курантов, растрёпанный, в парадном мундире, с безумными сверкающими глазами. Как бы не замечая её, он твердит, что вот теперь будет удача, что надо скорей бежать в игорный дом! Там, там груды золота лежат, и мне, мне одному принадлежат! Лиза в ужасе отшатывается от него, он кричит: кто ты? Тебя не знаю я! И убегает.
Лиза понимает, что это убийца её бабушки, что единственное, что он хотел, это сорвать огромный куш. Погиб он, а вместе с ним и я — с этими словами она спускается к воде. Заключительный кадр — белый газовый шарфик Лизы на чёрной воде канала.
В дворянском собрании кипит веселье, Томский под хохот распевает фривольные песенки. Врывается Германн, сильно удивляя всех гостей. Он желает играть, и это всех озадачивает — Чекалинский неуверенно пытается пошутить, поздравляя его с разрешеньем столь долгого поста. Выясняется, что Германн принёс все свои сбережения и ставит их на карту. Это очень крупные деньги, и только Елецкий, кипя ненавистью к сопернику, принимает вызов. Чекалинский раскладывает карты. Германн поёт знаменитое ариозо: что наша жизнь? Игра! И выигрывает на тройку. Но Елецкий идёт углом, угрожая в следующем кону отыграть всё назад. Германн выигрывает на семёрку. Елецкий просит друга быть секундантом — если Германн выиграет и в третий раз, он будет драться с ним на дуэли. Германн хватает карту, торжествуя — он думает, что это выигрышный туз. Но это пиковая дама! Графиня сыграла с ним злую шутку, он проиграл абсолютно всё.
Тут словно бы он видит перед собой зловредную старуху и кричит, что ей ещё надо? Жизнь его? Хватает пистолет и стреляет себе в грудь.
Перед смертью его сознание проясняется, он видит перед собой загубленную Лизу, просит у неё прощения. Падает, судорожно вцепившись в бархатную скатерть, за ним летит огромное блюдо с золотом и ассигнациями.
Душевные терзания Германна, могучие страсти, обуревающие его, блистательно переданы в фильме мастерской игрой Олега Стриженова и пением Зураба Анджапаридзе. Анджапаридзе был одним из величайших исполнителей роли Германна в Большом театре СССР.
В главных ролях
- Олег Стриженов — Герман (поёт — Зураб Анджапаридзе)
- Ольга Красина — Лиза (поёт — Тамара Милашкина)
- Елена Полевицкая — Графиня (поёт — Софья Преображенская)
- Валентин Кулик — Елецкий (поёт — Евгений Кибкало)
- Вадим Медведев — Томский (поёт — Виктор Нечипайло)
- Ирина Губанова-Гурзо — Полина (поёт — Лариса Авдеева)
В ролях
- А. Густавсон — друг Германа (поёт — В. Володин)
- И. Дарьялов (поёт — В. Кириаков)
- Владимир Косарев (поёт — Марк Решетин)
- Андрей Олеванов — друг Германа (поёт — Виталий Власов)
- Дмитрий Радлов (поёт — Георгий Шульпин)
- Юрий Соловов (поёт — Леонид Маслов)
- Владимир Цитта — эпизод (поёт — Валерий Ярославцев)
Съёмочная группа
- Авторы сценария — Георгий Васильев, Сергей Васильев, Павел Вейсбрем, Роман Тихомиров, Борис Ярустовский
- Режиссёр-постановщик — Роман Тихомиров
- Главный оператор — Евгений Шапиро
- Оператор — Ниссон Шифрин
- Главный художник — Игорь Вускович
- Художники:
- по костюмам — Евгения Словцова
- по гриму — Василий Горюнов
- по комбинированным съёмкам — Михаил Кроткин
- Звукооператор — Григорий Эльберт
- Редактор — Н. Русанова
- Монтажёр — Раиса Изаксон
- Музыкальный консультант — Анатолий Дмитриев
- Консультант по быту — А. Войтов
- Редактор — Исаак Гликман
- Оркестр и хор Большого театра Союза СССР
- Дирижёр — Евгений Светланов
- Хормейстер — Александр Рыбнов
- Директор картины — Михаил Шостак
Награды
- 1960 — I Международный технический конкурс фильмов в рамках III Конгресса УНИАТЕК в Праге (Чехословакия): Диплом
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Пиковая дама (фильм-опера, 1960)"
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=4730 «Пиковая дама»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
- «Пиковая дама» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий Пиковая дама (фильм-опера, 1960)
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
