Анджапаридзе, Зураб Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зураб Анджапаридзе
Основная информация
Полное имя

Зураб Иванович Анджапаридзе

Дата рождения

12 апреля 1928(1928-04-12)

Место рождения

Кутаиси, Грузинская ССР, СССР

Дата смерти

12 апреля 1997(1997-04-12) (69 лет)

Место смерти

Тбилиси, Грузия

Страна

СССР СССР

Профессии

камерный певец,
оперный певец,
театральный режиссёр, режиссёр оперы, педагог

Певческий голос

лирико-драматический тенор

Инструменты

фортепиано

Жанры

опера

Коллективы

Грузинский театр оперы и балета им. З. Палиашвили;
Большой театр

Награды

Зура́б Ива́нович Анджапари́дзе (груз. ზურაბ ანჯაფარიძე; 12 апреля 1928, Кутаиси12 апреля 1997, Тбилиси) — советский грузинский оперный певец (лирико-драматический тенор), театральный режиссёр, педагог. Народный артист СССР (1966)[1].





Биография

Зураб Анджапаридзе родился 12 апреля 1928 года в Кутаиси (Грузия).

В 1952 году окончил Тбилисскую консерваторию им. В. Сараджишвили (класс Д. Я. Андгуладзе[1]).

В 1952—1959 и с 1970 года — солист Грузинского театра оперы и балета им. З. П. Палиашвили в Тбилиси. В 1979—1982 годах — директор театра.

В 1959—1970 годах — солист Большого театра в Москве.

Выступал на концертной эстраде, в репертуаре романсы П. И. Чайковского, Н. А. Римского-Корсакова, С. В. Рахманинова, неаполитанские песни, вокальные циклы О. В. Тактакишвили.

Работал как режиссёр. Ставил оперные спектакли в Кутаисском оперном театре, Армянском театре оперы и балета им. А. Спендиарова в Ереване.

С 1958 года гастролировал за рубежом: Чехословакия, Болгария, Италия, Франция, Югославия, Канада, Румыния, Польша, Греция.

Записывался на грампластинки.

С 1972 года — преподаватель Тбилисской консерватории им. В. Сараджишвили (с 1984 — профессор), затем заведующий кафедрой музыкальных дисциплин Тбилисского театрального института им. Ш. Руставели[2].

Был членом жюри международных конкурсов вокалистов, в том числе V Международного конкурса им. П. Чайковского (Москва, 1974). Первый председатель Международного конкурса им. Д. Андгуладзе (Батуми, 1996).

Зураб Анджапаридзе умер 12 апреля 1997 года в Тбилиси. Похоронен в сквере Грузинского оперного театра им. З. П. Палиашвили рядом с корифеями грузинской оперной музыки З. Палиашвили и В. Сараджишвили.

Звания и награды

Творчество

Вокальные партии

Грузинский театр оперы и балета им. З. П. Палиашвили
Большой театр

Постановки

Кутаисский оперный театр

Фильмография

  • 1960Пиковая дама (фильм-опера) — вокал, партия Германа
  • 1963Иоланта (фильм-опера) — вокал, партия Водемона
  • 1966 — Абесалом и Этери (фильм-опера) — вокал, партия Абессалома
  • 1971Даиси (фильм-опера) — вокал, партия Малхаза
  • 2008 — Властитель тенорового Олимпа (документальный фильм)

Память

  • В Тбилиси, на доме №31 по улице З. Палиашвили, где жил певец, в 1998 году открыта мемориальная доска.
  • Учреждена премия имени З. Анджапаридзе, первым лауреатом которой стал грузинский тенор Т. Гутушвили.
  • В Грузии создан фонд имени З. Анджапаридзе.
  • В 2008 году, к 80-летию певца, вышла в свет книга «Зураб Анджапаридзе» (М., сост. В. Светозаров).

Напишите отзыв о статье "Анджапаридзе, Зураб Иванович"

Примечания

  1. 1 2 Большая Российская энциклопедия: В 30 т. / Председатель науч.-ред. совета Ю. С. Осипов. Отв. ред С. Л. Кравец. - Т. 1. А — Анкетирование. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. — 766 с.: ил.: карт.
  2. [www.vipteatr.ru/teatry/bolshoi_new/zolotye/andzhaparidze/ VipTeatr :: Анджапаридзе Зураб Иванович]
  3. [www.ivi.ru/person/Zurab-Andzhaparidze-15734 Зураб Анджапаридзе (Zurab Andzhaparidze): фильмография, фото, биография], ivi.ru

Ссылки

Отрывок, характеризующий Анджапаридзе, Зураб Иванович

– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.