Полтавец-Остряница, Иван Васильевич

Иван Васильевич Полтавец-Остряница
укр. Іван Васильович Полтавець-Остряниця
Иван Васильевич Полтавец-Остряница (1918 г.)
Дата рождения	26 сентября 1890(1890-09-26)
Место рождения	Суботов или Балаклея Киевская губерния (ныне Черкасская область Украины)
Дата смерти	17 января 1957(1957-01-17) (66 лет)
Место смерти	Мюнхен, Германия
Принадлежность	Российская империя Российская империя Российская республика Украинская Народная Республика Украинская Народная Республика Украинская держава
Годы службы	? — 1917 1917—1918
Звание	Полковник + Полковник
Командовал	Украинское Вольное Казачество
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии	Ордена Российской империи Георгиевское оружие
В отставке	украинский гетман

Иван Васильевич Полтавец-Остряница (26 сентября 1890—1957) — офицер Русской императорской армии, украинский военный и политический деятель, ультраконсерватор, монархист-гетманец.

Наказной атаман Украинского Вольного Казачества (1917). Адъютант гетмана Скоропадского. Генеральный писарь Украинской Державы (1918), после ликвидации Украинской Державы — эмигрант.

Возглавлял одну из группировок украинской эмиграции. Руководитель Украинского Народного Казачьего Общества и Украинского Народного Казачьего Движения. В 1926 году провозглашен гетманом.

Биография

Детство

Родился 26 сентября 1890 года в Балаклее под Смелой (по другим данным в Суботове возле Чигирина). Семья происходила из старого казацкого рода. В раннем возрасте потерял отца. Воспитанием и образованием сына занималась мать — сельская учительница.

Военная карьера

Окончил Елисаветградское кавалерийское училище. Участник Первой мировой войны, полковник. Утверждал что является потомком гетмана Якова Остряницы, руководителя восстания украинского народа против поляков в 1638 году. Скоропадский вспоминал о нём: «Я знаю его семью… — писал Скоропадский, — предположение, что он носит фальшивую фамилию, совершенно неверно… Его мать порядочная женщина… действительно предполагающая, что он гений… Окончил он Елисаветградское училище, поступил в какой-то пехотный полк, затем перевелся на Кубань, будучи сам кубанским казаком, увлекался историей Украины, писал по этому поводу кое-что. Во время войны, по словам генерала Рагозы, был выдающимся офицером, имел все ордена, включая георгиевское оружие. Был командирован в Петроград в школу броневых автомобилей. Тут началась его политическая украинская деятельность, которая кончилась тем, что при Керенском ему пришлось удирать из Петрограда на юг…»

Украинская революция

Один из организаторов украинской военной манифестации в Петрограде в марте 1917 года. Уже в 27 лет, в 1917-м, он, имея за плечами опыт офицерской службы в царской армии и сражений Первой мировой войны, стал организатором съезда Вольного казачества в Чигирине.

Съезд произошел в Чигирине 3 — 7 октября. 200 делегатов представляли 60 тысяч вольных казаков Киевщины, Черниговщины, Полтавщины, Катеринославщины, Херсонщины, Кубани. Именно с его «подачи» генерал П. Скоропадский стал атаманом всего Вольного казачества Украины. Казаки желали избрать Полтавца атаманом казачества, но он отказался принимать пернач, предложив выбрать в качестве Главного атамана казачества командира 1-го Украинского корпуса генерала П. Скоропадского, а Почетным Атаманом профессора Михаила Грушевского, после чего они были избраны единогласно. Сам Полтавец стал только Наказным Атаманом Вольного казачества. Скоропадский о своем избрании узнал совершенно случайно, для него это было неожиданностью.

10 ноября 1917 года наказной атаман Вольного казачества Полтавец-Остряница с генеральной старшиной переехал в Белую Церковь. Съезд вольных казаков постановил, что власть Центральной Рады не справляется со своими задачами, поэтому решено было поставить во главе Украины гетмана. Основными политическими принципами Вольного казачества были следующие:

• 1. Самостоятельное Украинское казацкое государство.
• 2. Твёрдая национальная государственная власть — диктатура.
• 3. Организация казачьего войска как главного устоя самостоятельности и государственности Украины.
• 4. Решение земельного вопроса в пользу малоземельных и безземельных казаков и граждан.
• 5. Союз с казацкими и кавказскими государствами.
• 6. Обеспечение законом социальных прав и интересов украинских рабочих.
• 7. Немедленное провозглашение автокефалии Украинской Православной Церкви.

Оригинальный текст (укр.)  

• 1. Самостійна Українська козацька держава.
• 2. Тверда національна державна влада — диктатура.
• 3. Організація козацького війська як головної підвалини самостійності і державності України.
• 4. Розв’язання земельного питання на користь малоземельного і безземельного козацтва та громадянства.
• 5. Союз з козацькими і кавказькими державами.
• 6. Забезпечення законом соціальних прав та інтересів українських робітників.
• 7. Негайне проголошення автокефалії Української Православної Церкви.

Будущий гетман познакомился с И. Полтавцем-Остряницей в Киеве после завершения работы съезда вольных казаков. 12 декабря 1917 года Павел Скоропадский выехал из Василькова в Белую Церковь, где уже месяц находилась Генеральная старшина Вольного казачества. На вокзале Полтавец-Остряница выстроил почетный караул. «Полтавец завел… полный внешний порядок, — вспоминал Скоропадский. — Полтавец организовал дело с теми скудными средствами, которые у него находились, довольно хорошо… Содержались библиотека, целый небольшой штат агентов, кроме того, казачья сотня. Конечно, для неё приходилось прибегать к дополнительным средствам, главным образом помогала гр. Браницкая, но думаю, что тут не обходилось без контрибуций, налагающихся на евреев, хотя определенных данных на это не имею».

Когда в декабре 1917 года на Киев начали наступать большевики, командующий войсками Центральной Рады Юрий Капкан обратился в Белую Церковь к казакам на помощь. Полтавец выслал несколько тысяч вольных казаков защищать Киев. Это резко подняло престиж Генеральной казачьей рады в глазах Центральной Рады.

С того времени Полтавец и Скоропадский тесно сотрудничали и в Вольном казачестве, и в Украинской Народной Громаде — организации, которая при поддержке германских оккупационных властей готовила, а затем и осуществила «государственный переворот» и установила Гетманство. Именно в окружении И. Полтавца и полковника Г. Зеленевского П. Скоропадский 29 апреля 1918 прибыл в помещение киевского цирка Крутикова, где на Всеукраинском Съезде Хлеборобов он был провозглашен гетманом всей Украины.

После провозглашения Гетманата Полтавец-Остряница — генеральный писарь (секретарь) пана Гетмана. Входил в ближайшее окружение Гетмана.

Описывая характер И. Полтавца-Остряницы, П. Скоропадский вспоминал, что он «в довершение всех своих украинских тенденций даже остригся, как у нас стриглись в древности паны». Гетман также писал: «Неглупый человек, большой украинский энтузиаст, гетманец, чрезвычайно честолюбивый, авантюрист в полном смысле этого слова, его можно было подбить на патриотическое предприятие. Очень высокого мнения о себе, действительно прекрасно говорил и владел пером и очень недурно рисовал. Часто хотел играть роль ему не по плечу, очень был подвержен лести…»

Офицер для поручений штаба Запорожского корпуса Вартоломей Евтимович, вспоминал о Полтавце: «Више середнього зросту, сильно збудований, стрункий, добре вигімнастикований, із рівним носом, із чорно-вогнистими очима, з підстриженою „під гичку“ чорно-кучерявою чуприною, з невеличким пушистим вусом, що відтінював гарно вирізані вуста». Придерживаясь старинных традиций Полтавец одевался роскошно — «у дорогі кармазини, з безцінною дамаскою при боці, підперезаний дорогим золототканим шалем, у жовтих сап’янцях, на яких мелодійно подзвонюють у підібраних тонах срібно-позолочені, дорогої сніцерської роботи, остроги, стилізовано скопійовані з музейних взірців». Евтимович писал, что Полтавец-Остряниця «ніби зіскочив із старого портрета» и был «класичним взірцем українського мужеського типу». Говорил по украински, «кокетуючи запозиченими із старого словництва архаїзмами».

Врангель, будучи в Киеве, потом вспоминал о Полтавце: «В приемной мне бросился в глаза какой-то полковник с бритой головой и клоком волос на макушке, отрекомендовавшийся полковым писарем „Остраница-Полтавец“. Он говорил исключительно на „украинской мове“, хотя и был кадровым русским офицером».

Генеральный писарь гетманской канцелярии

Собственная канцелярия гетмана официально была частью его главной квартиры и структурной частью штаба пана гетмана, однако на самом деле она представляла собой полностью автономное учреждение с непосредственным подчинением лично Скоропадскому.

Стремление И. Полтавца-Остряницы по расширению возглавляемой им гетманской канцелярии не осуществились, в том числе из-за противодействия самого гетмана. П. Скоропадский по этому поводу вспоминал, что генеральный писарь «непременно хотел раздуть свою канцелярию в целое учреждение, но я её сократил».

Полтавец был большим знатоком обычаев исторической Гетманщини. Старательно придерживался казацких традиций, он фактически стал главным церемониймейстером Гетьманского двора.

Ивану Полтавцу принадлежит большая роль в подготовке гетманского универсала от 16 октября 1918 года о восстановлении казачества.

«Вас, казаки, — потомки славных рыцарей-запорожцев, Мы призываем с честью носить дарованные нами казацкие жупаны и хорошо заботиться о том, чтобы стыдом и позором не покрыть их и клейнод казачьих и тех великих славных страниц нашей истории, которыми мы до сих пор гордились… Пусть тени великих предков наших дадут всем нам мощь и силу правдиво и честно исполнить то задание, которое теперь стоит перед Нами и Державой Украинской».

Оригинальный текст (укр.)  

«Вас, козаки, — нащадки славних лицарів запорожців, Ми закликаємо з честю носити даровані нами козацькі жупани і добре дбати про те, аби соромом і ганьбою не вкрити їх і клейнодів козачих і тих великих славних сторінок нашої історії, якими ми досі пишались… Хай тіні великих предків наших дадуть всім нам міць і силу правдиво й чесно виконати те завдання, яке тепер стоїть перед Нами і Державою Українською».

Эмиграция

После падения гетманата Полтавец-Остряница эмигрирует в Германию и в 1920 году поселяется в Мюнхене (жил на Норденштрассе, 1. Тел.: 24 937). По некоторым данным, в 1921 году возвращался на Украину, где возглавлял группировку гайдамаков Холодного Яра, боровшихся против большевиков.

В 1923 г. за границей создает Украинское Народное Казачье Общество (Українське Народне Козацьке Товариство). Немногочисленные ячейки УНАКОТО действовали преимущественно на Волыни, однако в начале 1930-х годов прекратили своё существование. В январе 1923 г. Полтавец-Остряница основал филиал УНАКОТО в Мюнхене, в октябре 1923 в Берлине. В течение 1923—1924 годов общество издавало газету «Украинский казак». С самого начала движение использовало идеологию национал-социализма, имея в перспективе использовать её на Украине. УНАКОТО видело своё цель в создании сильной казацкой армии. Параллельно он налаживал контакты с русскими монархическими кругами.

Мы считаем, — писал Иван Полтавец-Остряница, — что любые наши самые скромные личные желания должны уйти в сторону, а на их место должны стать: 1. Национализм. 2. Национальный социализм. 3. Казачество как самооборона нации и 4. Ловкая, понимающая тактику сегодняшнего дня дипломатия, которая покрывается одним словом — диктатура, и доминация национальной народної партии ко времени, пока государство будет создано, и сможет без искалеченной революцией демократии и еврейского меньшинства проявить свою настоящую волю. В программных документах общества отмечалось, что именно демократические принципы стали основной причиной поражения Национально-освободительной войны.

В уставе были заложены дискриминационные пункты касательно представителей других наций, утверждалось, что гражданином Украинской Державы может быть только казак, а казаком может быть только украинец по крови, без разницы вероисповедания. Все иностранцы, как и евреи лишались права принимать участие в управлении Украинской Державой.

В 1926 году был главным претендентом на почетную в эмиграции должность Главного атамана армии УНР и даже на гетманство. Использовав отречение Павла Скоропадского 14 декабря 1918 года, и убийство Симона Петлюры 25 мая 1926 года и ссылаясь на решения Первого всеукраинского съезда Вольного Казачества в Чигирине, Иван Полтавец провозгласил себя Гетманом Украины. При этом он утверждал, что происходит из рода запорожского гетмана Якова Остряницы. 1 июля 1926 года он опубликовал 1 Универсал к Украинскому казацкому народу, в котором провозглашался «Гетманом и Национальным вождем всей Украины обоих боков Днепра и войск казацких и запорожских». После выхода в свет Манифеста 1926 года Полтавец провозглашает себя диктатором Украинской Народной Казачей Республики.

В 1920-х годах Полтавец-Остряница познакомился с Альфредом Розенбергом. Поддерживал с ним дружеские отношения. По непроверенным данным, по предложению Розенберга Полтавец-Остряница вступил в нацистскую партию.

На Украине, по утверждению Полтавца, действовал 1-й повстанческий кош, который насчитывал, около 40 тысяч членов-подпольщиков. В Польше находился 2-й кош (1500 чел). Кошевым был назначен Ивана Волошин (Кравченко). Генеральным полноважнымм представителем на Волыне был генерал-хорунжий Украинского Державного Флота Владимир Савченко-Бельский, который проживал в Ковеле. Утверждалось, что на Волыни действовало три полка — в Ковеле (атаман Захар Дорошенко), в Дубно (атаман Наум Тадеев), в Луцке (атаман полковник Павел Минченко). Казаков привлекали идеи интегрального национализма, и поэтому в 1930-х годах в УНАКОТО были ещё и члены ОУН. Полтавец утверждал, что УНАКОТО имело восемь кошей, которые дислоцировались в Болгарии, Румынии, Германии, Чехословакии и даже Марокко.

С 1936 г. УНАКОТО трансформируется в Украинское Народное Казачье Движение (Український Народний Козацький Рух — УНАКОР). Цель УНАКОР, — обозначалось в уставе, — в надобности организации нового специфического украинско-казацкого национал-социалистического фашистского уклада народной жизни.

Полтавец неоднократно пытался устроить в составе вермахта казачье войско, обращался к Адольфу Гитлеру и Альфреду Розенбергу с письмами, в котором от имени украинских казаков он заявлял, что для украинского народа Брест-Литовский договор, по которому Германия и Украина стали союзниками, остается в силе. В 1942 г., поняв, что восстановление украинской государственности невозможно, отошел от политической деятельности. Жил в Берлине на Шпихернштрассе, 8б.

Умер в Мюнхене в 1957 году.

Ссылки

• [www.rusnauka.com/18_NPM_2008/Istoria/34510.doc.htm Биография]
• [www.ut.net.ua/art/167/0/3178/ Гетьман чужих берегів Дніпра]
• [ukrlife.org/main/evshan/kuli32.htm Іван Полтавець-Остряниця, наказний отаман Вільного козацтва] (укр.)
• [strbratstvo.ucoz.ru/publ/zakonodavcha_baza/istorichna_dovidka_pro_ivana_poltavcja_ostrjanicju/2-1-0-13 Історична довідка про Івана Полтавця-Остряницю] (укр.)

Отрывок, характеризующий Полтавец-Остряница, Иван Васильевич

24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.