Пётр Иерусалимский

Пётр Иерусалимский (др.-греч. Πέτρος Ιεροσολύμων, лат. Petrus Hierosolymitanus) — патриарх Иерусалимский с 524 года до своей смерти в 544 или 552 году. Его патриаршество отмечено конфликтами с монофизитами и оригенистами.

Биография Петра до занятия им патриаршей кафедры не известна. В 524 году он стал преемником патриарха Иоанна III. Возможно, Пётр был первым, кого официально называли «патриархом Иерусалимским». В 530 году по распоряжению Петра Иерусалимского известный монах Савва Освященный отправился в Константинополь, чтобы ответить на обвинения, выдвинутые против палестинского монашества. Эта миссия завершилась успехом, и Савва добился также помощи от императора Юстиниана I для восстановления церквей, разрушенных в ходе не задолго до этого случившегося восстания самаритян.

После того, как 2 мая 536 года в Константинополе был проведён собор против обвинённых в монофизитстве епископов Севира Антиохийского, Анфима Константинопольского, Петра Апамейского и сирийского монаха Зооры, 19 сентября того же года Пётр провёл аналогичный собор в Иерусалиме. В 530-е годы в Палестине стали сильны позиции оригенистов. Не известно точно, принадлежал ли патриарх Пётр к их числу, но эдикт Юстиниана I против оригенистов 543 года не был направлен персонально против него. Однако Пётр отказался подписать этот документ, поскольку подозревал в нём осуждение Халкидонского собора. Вызванный в столицу, под давлением императора он был вынужден поставить свою подпись. Согласно рассказу Кирилла Скифопольского, чьё житие Саввы Освященного является основным источником сведений о жизни патриарха, тогда же под влиянием оригениста Феодора Аскиды к Петру были приставлены два синкелла чтобы шпионить за ним. После смерти Петра в 552 году радикальные оригенисты смогли добиться избрания патриархом своего единомышленника Макария. Существует также версия, что смерть Петра наступила в 544 году.

Пётр являлся автором по крайней мере нескольких гомилий. По мнению исследовавшего их бельгийского историка Мишеля ван Эсбрука, они свидетельствуют о симпатиях Петра к оригенизму, а точнее к его протоктистскому направлению. C этим взглядом не согласен немецкий богослов Алоиз Грилльмайер, по мнению которого взгляды Петра не являются оригенистскими, поскольку Пётр писал о том, что субъектом воплощения был не предсуществующий нус Христа, а Логос, то есть второе лицо Троицы.

Литература

• Grillmeier A., Hainthaler T. [books.google.ru/books?id=lokeAAAAQBAJ Christ in Christian Tradition]. — 2013. — Т. II.3. — 670 p. — ISBN 978-0-19-921288-0.

Отрывок, характеризующий Пётр Иерусалимский

Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]