Разрушение Хасавюрта

Разрушение Хасавюрта чеченскими вооруженными формированиями шейха Узун-Хаджи произошло 22 апреля 1918 в ходе Гражданской войны на Северном Кавказе.

Политическое положение

Слобода Хасавюрт, насчитывавшая к 1 января 1917 14 тыс. жителей, из которых более 10 тыс. постоянного населения, фактически была крупнее любого уездного города, являлась центром одного из округов Терской области и процветавшим центром торговли пшеницей. Вокруг Хасавюрта было много богатых русских деревень и немецких колоний, «но они были окружены местным населением, большинство которых составляли кумыки, аварцы, салатавии и ауховцы».

Население самой слободы состояло на 50 % из русских, на 33 % кумыков, горских евреев насчитывалось 6 %, немцев и персов — по 5 %.

В 1917 году Хасавюрт был занят большим гарнизоном из запасных солдат и пограничным полком, пришедшим с Кавказского фронта. Кроме этого, после подавления Корниловского выступления, туда был выведен 1-й Дагестанский полк. Расположенные в слободе части были сильно заражены большевизмом, и в начале 1918 князь Нух-Бек Тарковский вывел Дагестанский полк в Темир-Хан-Шуру.

Во второй половине 1917 года в округе стремительно нарастала анархия, и чеченские разбои участились настолько, что Временное правительство 4 октября было вынуждено ввести чрезвычайное положение. Эта мера ничего не дала, и после вывода русских гарнизонов из крепостей Чечни и Дагестана в декабре 1917, население также стало покидать слободу. С декабря 1917 по середину марта 1918 Хасавюрт покинуло более 4500 человек.

Опустошение Хасавюртовского округа

К концу 1917 года чеченцы перешли от разбойничьих набегов к систематическому уничтожению русских деревень, немецких колоний и молдавских хуторов, располагавшихся на Кумыкской плоскости, и к весне 1918-го почти закончили эту работу, стерев с лица земли более 170 населенных пунктов. Тысячи беженцев рассеялись по всему Северному Кавказу, разнося «фантастические вести о восстании Чечни».

Любопытные заметки о поездке по Хасавюртовскому округу, превращенному бандитами в пустыню, оставил войсковой старшина А. Г. Шкуро, возвращавшийся с Кавказского фронта:

Мы проезжали местами, где ещё недавно кипела отчаянная война между отстаивавшим свои очаги местным русским населением и горцами, решившими изгнать его из пределов своих стародавних земель. В этой войне горцы, хорошо вооруженные и фанатичные, победили мирных русских крестьян, огнём и мечом пройдя всю страну. Лишь немногие уцелевшие крестьяне, бросив все, с женами и детьми бежали в пределы Терской области. Там, где ещё недавно стояли цветущие русские села, утопавшие в зелени богатых садов, теперь лежали лишь груды развалин и кучи обгоревшего щебня. Одичавшие собаки бродили и жалобно выли на пепелищах и, голодные, терзали раскиданные всюду и разлагавшиеся на солнце обезглавленные трупы русских поселян, жертв недавних боев. Зрелище этого беспощадного истребления трудов многих поколений, этого разрушения культуры, напоминавшее времена Батыя и Чингиз-Хана, было невыносимо тягостно и разрывало душу. Железнодорожное полотно было местами разрушено, телеграфные столбы порублены, мостики сожжены. Засевшие в лесистых трущобах чеченцы осыпали проходившие эшелоны градом метких пуль, нанося нам потери. Приходилось двигаться с величайшими предосторожностями, постоянно исправляя путь, и часто с рассыпанной впереди цепью казаков, выбивавших из засад преграждавших дорогу горцев.

— Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана, с. 86.

Терский областной совет направил в Хасавюртовский округ своих делегатов для выяснения происходящего, но жители, терроризируемые бандами Узун-Хаджи, на своем съезде приняли решение о вхождении в состав Дагестана, который Узун-Хаджи и Нажмудин Гоцинский пытались превратить в центр возрожденного имамата.

Блокада Хасавюрта

К марту 1918 Хасавюрт оставался последним русским населенным пунктом в округе, ещё не уничтоженным чеченцами, и держался благодаря тому, что по железной дороге курсировал бронепоезд Бакинского Совета, однако, после захвата Петровск-Порта войсками дагестанского облисполкома и Нажмудина Гоцинского 24 марта, железнодорожное сообщение было прервано. На западном направлении железная дорога в обе стороны от Грозного была разрушена ещё во время осады города чеченцами в ноябре 1917, а затем было разобрано полотно и по обе стороны от Гудермеса.

Слобода была со всех сторон обложена чеченцами, и держалась благодаря охране Кумыкского Запасного полка под командой князя Капланова. Полк этот постепенно расходился по своим аулам, и с момента начала осады оставшиеся жители слободы организовали свою охрану, примерно из 150 человек с добровольческой батареей (2 горных орудия). С помощью персов они вырыли окопы, устроили проволочные заграждения и баррикады, оставив всего два выхода, и тщательно следили, чтобы чеченцы ни под каким видом не могли проникнуть внутрь.

Визит Гоцинского

В первой половине апреля жители отправили в Темир-Хан-Шуру к Дагестанскому правительству делегацию из русских и кумыков с просьбой о помощи. 15 апреля по железной дороге прибыл имам Нажмудин Гоцинский со своим помощником Узун-Хаджи. По прибытии имама русская охрана была снята, а вместо неё в Хасавюрт прибыла сотня дагестанцев из Чир-Юрта. Кумыкская же охрана слободы выбыла в Дагестан, на смену прибывшим с имамом. Благодаря этому чеченцы смогли проникнуть в Хасавюрт.

На организованном в Хасавюрте съезде кумыков, чеченцев и русских Гоцинский потребовал прекратить грабежи, и даже пообещал вернуть вещи, украденные из местной церкви. Через три дня Гоцинский уехал, и в слободе остался Узун-Хаджи со своей охраной, состоявшей из так называемых тавлинцев.

Уничтожение Хасавюрта

20 апреля войска Бакинской коммуны высадились у Петровск-Порта, разгромили части князя Тарковского и имама Гоцинского, овладели городом, и намеревались двигаться через Хасавюрт, чтобы восстановить прерванное железнодорожное сообщение.

Узун-Хаджи отреагировал немедленно. 22 апреля в часов 9 утра его люди начали массовые обыски, отбирая оружие и выливая по его приказу спиртные напитки. Около 12 часов дня появились чеченцы, и начался повальный грабеж, сопровождавшийся сильной стрельбой. Те из слобожан, кто не успели спрятаться или прибегнуть к покровительству дружественных русским кумыков, были обобраны, раздеты донага или захвачены в плен.

Хасавюрт был полностью разграблен, а затем сожжен дотла. Говорили, что Узун-Хаджи вручил для этого каждому погромщику по бутылке керосина. Кроме самой слободы были уничтожены железнодорожная станция и почтовая контора, персонал которой был захвачен и вывезен в Чечню, но затем отпущен в Грозный. Русские, которые сумели спастись бегством или были выведены кумыками, нашли убежище в соседних кумыкских селениях Эндирей, Яхсай, Карлан-Юрт, Кокрек, Бота-Юрт и др., жители которых под охраной доставили их в Кизляр.

По словам историка А. Гаджиева,

Чеченцы своего добились. Большая часть города превращена в руины. Переполненные хасавюртовскими вещами подводы направлялись в сторону Чечни — все это походило на дикий свадебный пир, можно было постороннему зрителю подумать, что это люди, которые отправляют приданое очень богатой невесты.

—

Последствия

Уничтожение Хасавюрта вызвало сильный резонанс. Чеченцы, опасавшиеся возмездия русских, во время одного из раундов мирных переговоров с Грозненским советом даже предложили организовать совместную русско-чеченскую экспедицию для освобождения Хасавюрта, «находящегося во власти бандита шейха Узун-Хаджи и его разбойничьей шайки». Поскольку освобождать в Хасавюрте было уже нечего, грозненцы ответили, что вопрос об экспедиции находится в компетенции Терского областного совета.

Собравшийся в мае Третий съезд народов Терека мог только с горечью констатировать неудачу попыток правительства Терской советской республики защитить Хасавюрт от варваров.

Фотографии развалин Хасавюрта, сделанные в мае 1918 экспедицией Корганова, хранятся ныне в музейных собраниях и частных коллекциях. На панорамных снимках не видно ни одного уцелевшего здания.

Мнения

Поскольку Хасавюрт был самым крупным из более чем сотни русских поселений, уничтоженных чеченцами в ходе Гражданской войны, этот инцидент привлек особое внимание современников. Узун-Хаджи имел репутацию узколобого фанатика, стремившегося уничтожить всякие следы русского влияния на Кавказе; также ему приписывали намерение истребить всю вестернизированную мусульманскую интеллигенцию.

Алибек Тахо-Годи пишет по этому поводу:

Узун-Хаджи только мотался где-то в Чечне и по «дороге» сжег с чеченцами, дотла, прекрасный цветущий городок Хасав-Юрт, чтобы только он, как город, не служил рассадником большевизма и культуры, которые приносят только вред чистоте ислама.

—

Авторы, склонные оправдывать действия чеченцев, несмотря на тот вред, что они причинили соседним регионам, пишут:

Дагестан жил только благодаря богатому хлебом Хасав-Юртскому округу, а подвоз прочих продуктов шел по Владикавказской железной дороге. Теперь все прекратилось, чеченцы и ауховцы, ограбив дотла русских поселенцев, заставили их бросить насиженные места. Железнодорожное движение прекратилось, и жители Дагестана доедали свой кукурузный хлеб, смешанный с соломой. Я не противоречу себе, сказав раньше, что горцы отнюдь не были русофобами и не смотрели на русских как на «гяуров». Кто знает нравы и характер чеченцев и ингушей, тот поймет, что им все равно было, кого грабить, это своего рода молодечество и джигитство, и если бы пришли к ним и турки, то и их ограбили бы дотла.

— Кузнецов Б. М. 1918 год в Дагестане, с. 512.

Такие события, происходившие в условиях Гражданской войны, были лишь следствием общего бедственного положения горцев.

— Джамбулатов Р. Т. Погромы 1918 года в Хасавюрте, с. 145.

Особняком стоит мнение полковника Магомеда Джафарова, который в своих мемуарах называет истинным организатором уничтожения Хасавюрта князя Капланова, имевшего репутацию яркого русофоба:

Совершенно неверно распространенное утверждение, что Узун-Хаджи разгромил Хасав-Юрт. Узун-Хаджи в этом нелепом и диком уничтожении больших народных ценностей совершенно неповинен. Ни на что подобное Узун-Хаджи не был способен, это слишком большое для него предприятие. В Хасав-Юрте он в этот момент очутился совершенно случайно. Все, что можно поставить в его счет это то, что он, конечно, использовал момент, как и всякий горец, награбил, сколько мог. Идея о разгроме Хасав-Юрта и округа, как это ни покажется странным, принадлежит самому культурному человеку в Дагестане — Рашид-Хану Капланову, а не самому дикому Узун-Хаджи. Капланов организовал этот разгром, как мне кажется, для того, чтобы освободить земли, занятые русскими поселениями и передать их горцам и тем заслужить их внимание.

—

Некоторые историки предполагают, что систематическое уничтожение поселений было частью чеченской стратегии «дерусификации» Восточного Кавказа.

Литература

• Вайнахи и имперская власть: проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР (начало XIX — середина XX в.) — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 1094 с.: карты. — (История сталинизма. Документы). ISBN 978-5-8243-1443-4
• Джамбулатов Р. Т. Погромы 1918 года в Хасавюрте // Вопросы истории, № 6, Июнь 2007, с. 143—146
• Из доклада генерал-майора штаба Кавказской армии Б. П. Лазарева помощнику главнокомандующего Добровольческой армией А. М. Драгомирову о положении на Северном Кавказе в 1918 г. // Вайнахи и имперская власть: проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР (начало XIX — середина XX в.) — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 1094 с.: карты. — (История сталинизма. Документы). ISBN 978-5-8243-1443-4
• Коренев Д. З. Революция на Тереке. — Орджоникидзе, 1967
• Кузнецов Б. М. 1918 год в Дагестане // Сопротивление большевизму. 1917—1918 гг. (Сост. С. В. Волков). — М.: ЗАО Центрполиграф, 2001. — 606 с. — ISBN 5-227-01386-1
• Съезды народов Терека. Т. I. — Орджоникидзе: Ир, 1977
• Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. — М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 540, [4] с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-025710-4

Отрывок, характеризующий Разрушение Хасавюрта

– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».